— А ты о чем? — осторожно осведомилась она, но было уже поздно.

— О той ложной тревоге в Нью-Орлеане, — объявил он, и по голосу Мередит поняла, что отец теряет последние капли терпения.

— Так было три бомбы? Когда? Где?

— Сегодня. В Нью-Орлеане, Далласе и здесь.

— А что с торговлей?

— То, чего и следовало ожидать, — сообщила она деловитым и ободряющим голосом. — Пришлось закрыть магазины на целый день, но завтра все образуется. Я уже работаю над планом специальной распродажи. Отдел рекламы хочет назвать ее взрывной распродажей, — попыталась она пошутить.

— А наши акции?

— К концу дня упали на три пункта.

— Но Фаррел?! — с новым приливом ярости потребовал отец. — Тебе нужно держаться как можно дальше от него, черт возьми! Никаких пресс-конференций, вообще ничего!

Он так громко кричал, что Мэтт слышал каждое слово, и Мередит с беспомощной мольбой посмотрела на мужа, но, вместо того чтобы ободряюще улыбнуться ей, он молча выжидал. Ждал, что она откажется выполнять приказы отца, и когда этого не произошло, отвернулся и, подойдя к окну, встал к ней спиной.

— Послушай, — просила Мередит дрожащим голосом, — нет смысла доводить себя до очередного сердечного приступа.

— Не смей говорить со мной как с выжившим из ума инвалидом! — предупредил он, но голос звучал натянуто, и Мередит показалось, что он глотает таблетки. — Я жду ответа насчет Фаррела.

— Не думаю, что стоит обсуждать это по телефону.

— Прекрати заговаривать мне зубы, будь ты проклята! — буйствовал он, и Мередит поняла, что лучше объяснить все начистоту и не пытаться откладывать разговор, поскольку отец из-за ее уклончивости все больше выходил из себя.

— Хорошо, раз ты этого хочешь, — спокойно произнесла она и остановилась, лихорадочно соображая, как лучше все объяснить. Видимо, стоит прежде всего избавить его от тревог по поводу того, что дочь обнаружила подлость, которую он сделал одиннадцать лет назад, разлучив ее с мужем, и потому Мередит начала именно с этого:

— Я понимаю, что ты любишь меня и сделал то, что считал нужным, одиннадцать лет назад, но…

Филип ничего не ответил, поэтому Мередит осторожно добавила:

— Я говорю о телеграмме, которую ты послал Мэтту, Ту, где сообщалось, что я сделала аборт и подаю на развод. Я все знаю об этом…

— Где ты сейчас, черт побери? — с подозрением осведомился отец.

— Дома у Мэтта.

Голос отца дрожал от ярости и еще, как показалось Мередит, от страха. Панического страха.

— Я возвращаюсь домой. Самолет вылетает через три часа. Держись от него подальше! Не доверяй ему!

Ты не знаешь этого человека! — И с уничтожающим сарказмом добавил:

— Попробуй продержаться и не вылететь в трубу до того, как я успею оказаться в Чикаго.

Он с силой швырнул трубку, и Мередит, медленно повесив свою, взглянула на Мэтта, по-прежнему стоявшего к ней спиной и словно обвинявшего ее за то, что она не встала открыто на его сторону.

— Ну и денек! — с горечью пробормотала она. — Полагаю, ты разозлился, потому что я не сказала ему всей правды.

Мэтт, не оборачиваясь, поднял голову и устало потер затекшую шею.

— Нет, Мередит, — упавшим голосом произнес он. — Просто пытаюсь убедить себя, что ты не отступишься от меня, когда он вернется, не начнешь сомневаться во мне или, что хуже, не станешь взвешивать, что приобретешь и что можешь потерять, оставшись со мной.

— О чем ты? — удивилась Мередит, подходя к нему.

Мэтт мрачно, исподлобья оглядел Мередит.

— Все это время я пытался представить, что он сделает, когда приедет и обнаружит, что ты решила остаться со мной. И только сейчас понял.

— Мэтт, — мягко повторила она, — о чем ты?

— Твой папаша собирается выкинуть козырную карту. Он заставит тебя сделать выбор — я или он, «Бенкрофт энд компани» вместе с постом президента или ничего, если ты предпочтешь меня. И я не уверен, — добавил он, прерывисто вздыхая, — какой путь ты выберешь.

Мередит была слишком измучена, слишком устала, чтобы задумываться над еще не возникшей проблемой.

— До этого не дойдет, — пообещала она, поскольку была твердо уверена в том, что убедит отца примириться с Мэттом.

— Кроме меня, у него никого нет, и отец по-своему любит меня, — дрожащим голосом уговаривала она Мэтта, умоляя его не осложнять и без того непростую ситуацию. — И поэтому он будет рвать и метать и даже угрожать мне, но когда-нибудь обязательно остынет и смирится. Мэтт, пожалуйста, поставь себя на его место. Представь, что твоя восемнадцатилетняя Дочь, которую ты всю жизнь охранял от грубой реальности и уродств жизни, встречает мужчину гораздо старше себя, которого ты считаешь охотником за приданым. И этот мужчина лишает ее девственности и награждает ребенком. Что бы ты испытывал к нему?

Немного поколебавшись, Мэтт сухо признался:

— Я бы возненавидел его!

И в тот момент, когда Мередит показалось, что она выиграла спор, Мэтт добавил:

— Но попытался бы примириться с ним ради дочери. И уж точно не стал бы калечить ей жизнь, заставляя ее думать, что муж бросил ее, не стал бы подкупать его, чтобы он действительно ушел.

Мередит тяжело вздохнула:

— Он и это сделал?

— Да. В тот день, когда мы впервые приехали к тебе домой.

— И что ты ответил?

Мэтт посмотрел в огромные встревоженные глаза, ободряюще улыбнулся и обнял ее.

— Я сказал, — пробормотал он, наклоняя голову, чтобы прижаться к ее губам, — что ему не стоит вмешиваться в нашу жизнь. Но, — продолжил он хрипло, покусывая мочку ее уха и ощущая, как она тает в его объятиях, — немного не такими словами.

Наступила полночь, когда Мэтт проводил ее к машине. Усталая после трудного дня и опьяненная его ласками, Мередит нехотя уселась за руль.

— У тебя хватит сил вести машину? — спросил он, не давая ей закрыть дверцу.

— Едва-едва, — мечтательно улыбнулась она, вставляя ключ в зажигание. Мотор заработал одновременно с радио и обогревом.

— В пятницу я даю вечер в честь вокального состава оперы «Ночной призрак», — сообщил он. — Придут многие из твоих знакомых. Моя сестра тоже будет и не мешало бы, пожалуй, позвать твоего адвоката. Думаю, эти двое неплохо поладят.

Он поколебался, словно боясь задать вопрос, и Мередит шутливо объявила:

— Если это приглашение, я вынуждена согласиться.

— Я не хочу, чтобы ты была гостьей. Сбитая с толку и сконфуженная, Мередит уставилась на руль.

— Вот как?

— Я хотел бы, чтобы ты была хозяйкой в моем доме, Мередит.

И тут она поняла причину его колебаний. Мэтт просил ее выполнить роль хозяйки и тем самым неофициально объявить, что они по-прежнему муж и жена. Взглянув в бездонные серые озера его глаз, она беспомощно улыбнулась:

— Черный галстук7?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Потому, — лукаво улыбнулась она, — что, хозяйке крайне важно быть одетой, как полагается к случаю.

С похожим на смех стоном Мэтт вытащил ее из машины, обнял и завладел губами в долгом страстном поцелуе, не зная, как еще выразить благодарность и облегчение. Он продолжал целовать ее, когда диктор объявил по радио, что тело Станисласа Шпигальски, арестованного за мошенничество и обман клиентов, среди которых были Мэтью Фаррел и Мередит Бенкрофт, найдено в канаве на обочине проселочной дороги, недалеко от Бельвиля, штат Иллинойс.

Мередит, отпрянув, потрясение уставилась на Мэтта.

— Ты слышал?!

— Да, еще днем.

Его полнейшее безразличие и то, что он ни слова не сказал ей, показались Мередит несколько странными, но усталость лишила ее способности мыслить здраво, и кроме того, губы Мэтта вновь припали к ее губам.

Принадлежавшим «Интеркорпу» частным сыскным агентством «Инквест», главная контора которого находилась в Филадельфии, руководил бывший сотрудник ЦРУ Ричард Олсен. Когда Мэтт в половине девятого вышел из лифта, Олсен уже ожидал его в приемной.