– Мы ему поскалимся, – проскрипел старший воевода Антании из рода бояр Яворов.

– Не похваляйся, Явор, – вновь усмехнулась Твердислава. – Ты вон уже во всех местах кряхтишь да кашляешь. А за всю жизнь так с Харангом и не повоевал. Батюшка мой под короной голову имел. Кардàвиг тоже. А у Лардàвига под короной задница! Он для войны, может, не скоро и осмелеет. Сам же меня поучал, как я сюда пожаловала: задница пендель знатный чует прежде башки. Помнишь ли, как растолковал мне впервые, что значит: всыпать ума в задние ворота?

– Помню, матушка, – хмыкнул старик Явор, игриво подмигнув ученице.

Он был старше Твердиславы годков на тридцать. Сама государыня в свои тридцать шесть отнюдь не мнила себя девицей, хоть куда – чтила свой возраст. Хотя была по-прежнему красива и не расплылась боками навроде именитых боярынь. Даже ее темные волосы еще не знали седины. И многие бабенки пытались выведать у кремлевских челядинок: чем это государыня-матушка косы красит?

– Да, Лардàвиг труслив, – задумчиво подтвердил Дража, теребя кончик бороды. – Искусство тайных убийств одолел, – вновь покосился он на государыню. – И нам то ведомо. Хотя большой пользы от того знания нет.

– Отчего? – удивился Милослав. – Ты ж вечно твердишь: коль тебя предупредили, стало быть, ты уже вооружен.

– Верно, Государь. Однако в этом случае полезно бы еще узнать: как и чьими руками твой дядюшка грязные дела вершит.

– Вы ж узнали, – напомнил Милослав, глянув на Хранивоя.

– Узнали, – с поклоном согласился тот. – И за жабры прихватить успели.

– А я, почему не знаю? – опасно сверкнули государевы очи.

– А ты, сынок, в это время с дружиной по западной границе прогуливался. Проверял: каково там, на рубежах служится-можется?

– Я уж третий день, как дома, – укорил он матушку.

– Так и в эти три дня у тебя заботы через край перехлестывали, – невозмутимо ответствовала та. – Вот, собрал ты нас ответ перед тобой держать: как мы тут без тебя. Мы и докладываем. По порядку. В том ряду торговлишка, что мы первой обсуждали, на первом месте и торчит. А братца твоего Дражислава – выблядка змеиного – я бы и вовсе не касалась. И говорить бы о нем не стала бы. Просто казнила б принародно! А после и родичей бы его под топор бросила…

– Угомонись, Твердушка, – одернул ее воевода Явор. – Все б тебе топором махать. Училась бы у братца промыслу нешумному: потравам да удушениям тайным.

Старшѝна Посольской управы чуть слышно хмыкнул в бороду, не теряя с лица благообразия и серьезности.

– Верно смеешься, Дража, – похвалила Твердислава. – Мне и самой смешно такие укоры слышать. Я, грешным делом, уверилась, что моя слава в промысле нешумном по всей земле антанов прокатилась. Ан нет, обнадежилась попусту – какая неловкость образовалась.

– Матушка! – нетерпеливо заерзал Государь вседержитель. – Вы, конечно, люди все степенные. Привыкли муторные беседы тянуть до бесконечности. Умком мериться да друг дружкой умиляться. А мне нынче, ну, совсем недосуг! Мы вон с Юраем по кузням державным проехаться хотели. Глянуть: каковы новые кольчуги, где кольца все сварные? И пропущены по восемь сквозь два.

– Сынок, уволь меня от этой вашей кашеварни, – поморщившись, взмолилась государыня.

И глянула на второго воеводу, что сидел себе молчком и в беседу не вступал. Воевода Чесмир рода Юрай – муж богатырских статей и преизрядного ума – был не боярином, а подобно Хранивою из сословия дружинников. Со времен смерти Градислава его винили в том, дескать, что, нахальный выскочка забрался в постель государыни-матушки. И вылазить оттуда нипочем не желает. Через то, мол, и воеводой заделался. Твердислава поначалу здорово бесилась! И оттого, что Юрай вправду был ее полюбовником – о чем растрепала челядь – и потому, что его воинские успехи бессовестно оболгали. Но еще тогда, полтора десятка лет назад старший воевода Явор лишь посмеялся над ее трепыханиями. Да заявил, мол, твои дела полюбовные, матушка, твоя личная печаль. А воеводой у него без видимых заслуг не станет ни одна сволочь. Юрай же свое воеводство заслужил по чести, по совести! Так что, пусть их брешут, ибо псы для того и созданы богами.

– Государыня, – поднялся из кресла Юрай и отметился легким поклоном: – Государь и вправду должен нынче многое успеть. Вы тут, люди державные, говорите о возможной войне, – поклонился он поочередно всем. – Так, может, Государю насущней заняться делами военными?

Милослав одарил любимого воеводу заговорщицким взглядом. Твердислава насмешливо благодарным, а прочие понимающими, мол, уведешь молодца нетерпеливого, так благодарны будем.

– Прав воевода, – чинно склонил голову боярин Дража. – Насущней дел военный у Государя нет ничего. Для того он над нами богами и поставлен. А с делами семейными мы и сами разберемся.

– Сидите! – подняв руку, предупредил всеобщее вставание Милослав и подскочил: – Матушка, благодарю о твоем попечении над делами державными, – склонился он и поцеловал ее в лоб. – И вас благодарю, мужи честные.

Кивнув разом всем, он поспешил убраться из государевой палаты, где ему обрыдло сидеть почти сразу, как они начали перетирать все эти скучные дела. Юрай поклонился Твердиславе, успев обменяться с ней лукавыми взглядами, и ринулся догонять нетерпеливого подопечного.

– Вот и поговорим, не чинясь, – вздохнул Дража и прикрикнул: – Оброн, ты там, часом, не заснул?

– С чего бы? – удивился тот. – Вроде, не впервой воду в ступе толочь. Тока ж я не любитель заниматься этакой бестолочью. Ты прав: поговорим не чинясь. Хранивой, ты у нас какое-то известие из Харанга ожидал? Хвастал: больно важное.

– Ожидал, – подтвердил тот. – И получил. Как раз вчера поутру с обозом из Харанга. Низкий за то поклон матушке, – склонил он голову в сторону Твердиславы.

– Что, помог тебе мой старинный знакомец? – кивнула та в ответ.

– Помог, матушка. Не передать, как помог. Сколь полезен он в делах наших.

– О чем речь? – оживился Явор.

– О делах тебе, воевода, обидных.

– Что так? – усмехнулся старик.

– Да вот: коли выгорит у нас задуманное государыней, так не видать тебе войны славной. Уж прости на слове неулыбчивом.

– Я и без того не ждал, будто судьба мне улыбнется, коль замешана Твердушка, – заявил Явор, погрозив ей высохшим узловатым пальцем.

– Чего нарыл-то, угорь скользкий? – хмыкнул Дража, понукая старшину Тайной управы.

– Тайну занятную, – как бы, между прочим, скучающе преподнес тот. – И коли тайна та влезет наружу, братцу твоему, матушка, станет ой, как не до нас. Его такой петух жареный в задницу клюнет, что даже и не петух. А птица-страус запеченная под их харангским вонючим соусом.

– Витиевато излагаешь, – поморщился Явор. – Что за тайна соблазнительная?

– Дай-ка угадаю, – предложила Твердислава. – Мой братец сговорился с северянами против Сулии.

– Тепло, матушка, – сдержанно похвалил Хранивой.

– Что, из южных королевств кого уломал? – почти не поверила она.

– Те три, что граничат с Сулией, весьма обнадежил. Дескать, пусть дадут воинов, а он тем самым вернет им земли, отхваченные сулийцами. А после в их дрязги с ними впряжется.

– Врет, – уверенно заявила Твердислава.

– По всей видимости, да, – подтвердил боярин Дража, как знаток иноземных дел. – Его бароны нипочем за южан впрягаться не станут. Поразвелось их нынче в Харанге. Оттого, по большей части, они и бедны. И жадные до смешного. Ни денег королю под такое дело не отсыплют, ни воинов не дадут.

– Это не помешает Лардàвигу заключить тот союз, – возразила государыня.

– Ох, и не любишь ты братца, Твердушка, – притворно попенял Явор.

– Не люблю? – прошипела она. – Да я ему за смерть Кардàвига самолично яйца отрежу. Ты, батюшка, тока притащи его ко мне!

– Тпр-р-ру! – влетело из-под усов Оброна. – Эк, ты разошлась-то, матушка. Притащи ей! Нет уж, нам такой войны не надо. Не ко времени. Вот сынок твой на ножках утвердится накрепко, да наследников парочку нам преподнесет, а после пускай воюет. Мы ему и деньжат подсоберем на это дело. А покуда место государево не укрепится, и думать забудь о томлениях мстительных. Подождешь, не переломишься.