– У меня ж зубищи-то ого-го-го, – успокоила его внучечка.

– Добро, – устало выдохнул Батя, потирая лоб. – Как отдашь ей сверток, сразу рви оттуда когти. Тебе главное выбраться наружу. Не дай им запереть себя внутри. Во дворе уже прислушивайся да принюхивайся. Как почуешь, что наша бабка выбралась из узилища, тут уже можешь устроить им представление. Волчицей там, рысью… Хоть слонихой заморской! Делай, что хочешь, хоть загрызи кого во дворе, но вымани их туда. Сможешь?

– Смогу, деда.

– Не попадешься? Там мужики все тертые. Да ловкие. Их какой-то кошкой лесной, в город приблудившейся, не запугать. Еще и ржать будут, как ловить тебя начнут.

– А им коней поотвязываю. Да пугану, – преспокойно доложила оборотенка. – Там у них двор большой. Есть, где коникам порезвиться.

– Умница ты моя, – лаково погладил ее дед по туго повязанному платку. – Лишнего чего на себя не напялила? Тряпки какой на теле не позабыла? А то запутаешься еще.

– Смешной ты, – хмыкнула Ялька. – Думаешь, не помню, как ты меня в сарафане ловил?

– Ты шибко-то не резвись, – посуровел Батя. – Не шутки. И одна маленькая оборотенка воинам не соперница. Нос-то не задирай! По крышам лазить, да бояр обворовывать – это одно. А глаза воинам отвести да не попасться – тут еще извернуться надо. Ты вот коней кем пугать надумала?

– Так волком же.

– Не дело, – строго отрезал дед. – Волк пугать хорош. А уходить, коль ворота на запоре, как станешь? То-то. Волком по двору побегаешь, а через стену рысью прыгать будешь? На глазах державников оборачиваться? Это ж сразу себя и выдать. Они такую охоту учнут – по всей державе шум подымут. Рысью обернешься, вот рысью все и сотворишь. Ори погромче, коням довольно будет. Конь – животина пугливая. Непременно заволнуется, коли зверя лесного почует. И за ноги их кусать не вздумай. Оглянуться не успеешь, как копытом в лоб словишь. Лучше уж в седло прыгай да за холку и кусай. Ох, затопчут тебя, – заволновался он.

– Не затопчут, деда, – замурлыкала Ялька, ластясь к нему. – Я увертливая.

– Увертливая, – передразнил дед. – Конь тебе тоже не челядинец боярский. Глазами хлопать не будет. Еще и кинется на тебя, копытами забить. Боевой конь тебе не крестьянская кобыла. Их знаешь, как натаскивают на это дело? Ты-то не видала – где тебе…

– Деда, – вскинула ладошку Ялька, обернувшись на дверь.

Батя умолк, дождался, когда снаружи поскребутся, и зычно рыкнул:

– Чего там еще?!

– Хозяин! – покликал служка. – Там рассчитать требуется.

– Так сам и рассчитай, – позволил Батя. – Чай, счету обучен. После отдашь. А что, Бойчета еще не смылся?

– Туточки он, – заверил служка, прижавшись к двери чуть ли не лбом. – Послал за своими. Сказал: беги к хозяину, передай, что скоро тут будут. Велел сказать, чтоб ты сам никуда не ходил. Велел предупредить, что сам с тобой пойдет.

– Добро, ступай. И я за тобой чуть погодя.

Ялька дождалась, пока служка не уберется и спросила:

– Деда, ты что, воевать пойдешь?

– Дурында, – вздохнул тот. – Кто ж с державниками воевать отважится? Да мы тока шевельнемся, а к ним уж и дружина из кремля подтянется. Они тока одного голубя выпустят, и оглянуться не успеешь, как подмога явится. Да и сами мужики из Тайной управы не лыком шиты. Один вон Таймирка чего стоит… Кстати, – вдруг напрягся дед. – А ты, внучечка, так мне и не поведала, что у вас с ним там за дела.

– Какие дела? – захлопала та вмиг засиневше-закрасневшими глазками.

– Ну, вылитая бабка! – неподдельно восхитился Батя. – Глядишь, скоро подрастешь, так и ею оборачиваться станешь. По твоим замашкам, вас и не отличить будет. Так и не расскажешь деду, в чем там у тебя закавыка? Ты ж пойми, дуреха: я ж не любопытства ради. Тут все много серьезней. Коли уж тебя корчит от ненависти, так ты своему сердцу не хозяйка. На страшное дело идешь. Так и сгинуть можно. Вот увидишь Таймира, и погонит тебя твоя ненависть прямиком на него. Это заместо того, чтоб дело делать с холодной башкой. Чтоб сделать все, как надо, и смыться. А у Таймира сердце ледяное. Да рука железная. Он и змеюку, и рысь, и волка… Да хоть бы и медведя в бараний рог скрутит! Хотя до медведя тебе еще лет десять расти. Да и то лишь заморыш какой и получится.

– А я тигрой оборачиваться стану, – похвастала Ялька. – Я его на картинке в книжке видала. Он-то, небось, половчей медведя будет. Потому, что кошка. А кошки ловкие.

– Дурында и есть, – грустно хмыкнул Батя. – Тигрой она обернется! Тогда уж давай сразу Государем нашим. Все больше толку будет.

– Могу и Государем, – солидно заверила Ялька. – Тока подрасти надо.

– И поумнеть, – добавил Батя. – Государь-то у нас мужик с головой. А тебя вмиг раскусят, как тока брякнешь чего невпопад. Ну, да ладно. Заболтались мы с тобой. Это от страху.

– Я не боюсь, – обиделась оборотенка. – Я бабулю обязательно выручу.

– Мы выручим, – наставительно поправил дед. – Заруби себе на носу: сверток передала, коней пуганула, державников выманила и дёру. Остальное тебя уже не касается. Поняла ли?

– Передала, пуганула и дёру, – добросовестно повторила Ялька. – А с крыши посмотреть можно? Я тихонечко.

– С крыши можно, – дозволил дед. – Только осторожно!

– Осторожно, – кивнула она. – С крыши рысью, и сразу в собаку. В другую. Не в ту, что державник видал. Я ж не дура!

– Не дура, – согласился Батя. – Но, иной раз…

Оборотенка вскинула ладошку, и он поднялся. Сбросил ее на пол, скрутил барахлишко, на котором они сидели, добавил свой кафтан и накрыл все это одеялом. Получилось, будто бы Ялька спит себе и в ус не дует – хихикнула она, прикрыв рот. Дед погрозил ей пальцем и указал на открытый продух. У двери замерли тяжкие мужские шаги. И разбойничий вожак Бойчета спросил:

– Батя, ты там часом не заснул?

– Тише, – шикнул на него тот, наблюдая, как змея выскальзывает прочь из горницы, держа в пасти сверток с отмычками и ножом. – Внучку еле угомонил. Не разбуди. Иду уже.

Он растворил окно, подхватил в углу метлу на длинной палке, свесился наружу. И скоренько – в несколько взмахов – замел извилистый след на земле до самых лопухов, что подпирали забор. Вскоре он шагал за Бойчетой в трапезную, откуда уже вытурили всех посторонних, что не убрались прочь сразу после ухода державника. Примчавшиеся на зов вожака разбойнички степенно здоровались со старым Батей. И рассаживались за столом, куда расторопный служка выставил пиво с закусками. Однако мужики лишь пригубили – на дело с брюхом, залитым выпивкой не ходят.

Глава 4

Глава 4

На счастье иль на беду, но от людей она отличалась изрядно. Вот, скажем, бабуля, когда за ней явился державник, здорово испугалась: не за себя, а за нее, за Яльку. Дед, поучая ее, как оно лучше действовать в Тайной управе, тоже страшился. Страх – человечье чувство. Его Ялитихайри сроду не испытывала. Она ведала лишь спасительную осторожность: либо драпать, либо драться за жизнь, либо прогнуться под сильного, как того требовала ее сущность. Сильные ей редко, но встречались, а прогнуться довелось лишь под Таймира. Так порешила ее душа, и оборотенка не слишком-то мудрствовала: отчего да почему?

Та же звериная осторожность подсказывала: не лезь людям в душу, не ройся в ней, пытаясь отрыть ответы – люди такого жутко не любят. Коли уж с Таймиром так вышло, значит, вышло. И тут уж либо беги, либо дерись, либо сдавайся – целей будешь. Он тоже что-то в ней почуял, иначе не носился бы за ней, задрав хвост. Ялька пугалась этих его необузданных порывов, но самой себе разъяснила так: она еще мала, а вот подрастет и перестанет пугаться. Человечьи девки вон тоже с визгом дают деру от мужиков, да не из страха, а так лишь, подзадорить. Наверно и ей случится так-то, как придет ее пора: побегать да сдаться во благовремение. А пока что все выходило сикось-накось. Уж как ее тянуло к Таймиру – словами не высказать! А стоило его увидать, так и подначивало рвать когти без оглядки. Прям, будто он ее сожрет, коли поймает.