Юган добросовестно посмеялся над тупой шуткой, а после округлил глаза:

– Так чего ж, торговая площадь не там? Я чего, заблудился?

– Она там! – указала раскрасневшаяся умница. – А потом после второго переулка свернуть вправо. А потом еще…

Все время, пока его поучали, Юган бессовестно строил глазки вконец расплывшейся в приязни девице. А та расстаралась: и где тут самая лучшая гостиница, и куда лучше не соваться, и где подковать коней недорого, но отменно, и где прикупить городской одежды.

– Без тебя бы я пропал, – признал Таймир, когда их пути со словоохотливой служанкой разошлись. – Никогда не умел крутить бабами. В лучшем случае, послать подальше. В худшем – дать пинка. А после на каждом шагу выслушивать змеиное шипение в спину. У меня с бабами одни проблемы. И никакой пользы. У тебя, что ли поучиться?

– Бесполезно, – честно оценил его Юган. – Ты для этого слишком деревянный. Знаешь, чем больше тебя узнаю, тем больше убеждаюсь: такой, как ты, и вправду под стать оборотню. Эта коза с ее выкрутасами невыносима. А ты непробиваем. Я как услыхал, что она за тебя замуж намылилась, так чуть не оборжался. А теперь эта дурь все больше становится похожей на правду.

Он еще долго насмехался, а Таймир все пытался представить: как-то их встретит могущественный герцог? Если убийц короля государыня послала именно к нему – а теперь он не сомневался, что та больше всего надеется на такой исход – значит, герцог, как первый претендент на корону, расстарается. Вроде бы, задачу это облегчает. Вот только не захочет ли после этого новый правитель Харанга устранить иноземных помощничков? Таймир бы на его месте непременно их прикончил. И до него дошло: сделать то, что поручено, и то, чего от него ожидают сверх того, будет гораздо проще, чем вернуться домой.

– О чем задумался? – бросил насмешничать Юган, что-то там разглядев на его лице.

И Таймир щедро поделился тем, от чего лихому разбойничку стало не до смеха.

Глава 8

Глава 8

Герцог изволил их вдосталь помариновать – заявился лишь на третий день. Гостей из Антании поселили в неприметном с виду домишке на краю Нойцвина. Внутри все было отделано и обставлено с неброской дороговизной. Если ковры, то лучшие сулийские, если перины, то пуховые, если еда, так едва ли не с герцогского стола. Державника безделье тяготило. Но Юган слишком хорошо знал цену денечкам безопасного затишья среди множества лет поминутных оглядок за спину. Он вроде бы всей душой отдавался нечаянному отдыху, вот только глаза выдавали: цепкие, холодные, всевидящие. Все время, что оставалось после подготовки к делу, Юган опустошал карманы приставленных к ним людей, бросая кости. Греоль – тот самый доверенный приближенный герцога, которого Ялька в запале чуть не покусала – не столько играл, сколько пытался поймать за руку ушлого восточного разбойника. Он возмущался его варварством, то и дело лупил кулаком по изысканной полированной столешнице или подпрыгивал, рассыпаясь в проклятьях. Вечно прощупывал кости в поисках подвоха или наложенных заклятий. Наутро притаскивал новые кости и все равно проигрывал. Впрочем, Таймиру показалось, будто он больше придуривался. Истинно азартного человека герцог бы к себе не приблизил – больно ненадежен.

Слуга по прозвищу Плеть, что находился при них неотлучно, был худ, гибок и ловок. Явно обучен воинскому ремеслу, но при всем том не имел языка, ловко объясняясь руками. Этот проигрывал со спокойствием той столешницы, по которой раскатывались кости. Он присматривал за гостями хозяина, но когда Таймир на пробу решил прогуляться, не препятствовал. Просто объяснил в два счета на пальцах, дескать, такой риск не стоит того, ради чего они сюда так долго тащились. Он и впрямь был на зависть спокоен, а глаза, по признанию Югана, имел чрезвычайно умные. Когда Греоль притащил несколько больших пергаментов с планами четырех этажей дворца, именно Плеть разъяснял, как лучше там передвигаться незаметно для окружающих. Где руками, а где и коряво накаляканными буквами немой понараскрывал столько тайн устройства дворцовых покоев, что и Греоль порой задирал в недоумении брови. Вдвоем они натаскивали гостей на предстоящее. И, казалось, ничуть не удивлялись одной нелепости: прямиком на столе у развернутых пергаментов, положив голову на передние лапы, вечно валялся их щенок. И сонно помаргивал, следя за всеми руками, что елозили по картам. Вопросов антанам харанги не задавали: ни единого, ни по какому случаю, ни о самых пустяковых вещах в их жизни. Словно эти двое гостей с их псиной родились только вчера. А сдохнут со дня на день, так на кой о них и любопытствовать?

Герцог Кàртон пришел после захода солнца. И явно, как к себе домой. Он вежливо поздоровался с подскочившими гостями. Проследил взглядом за исчезающими надсмотрщиками, устало присел за стол и какое-то время молча катал пальцем подвернувшуюся кость. Развалившаяся на столе Ялька его не удивила и не возмутила – он был осведомлен об исключительной любви восточных варваров к своей псине. Лишь покосился на пергамент, торчащий под собачьим носом, но и тут ничего не сказал о недопустимости вольного обращения с редкими картами. Барон Утериг был прав: от воина в этом невысоком сухопаром мужчине с тонким лицом и аккуратной бородкой была только очень короткая стрижка, подходящая для ношения шлема. Та часть знати Харанга, что не любила бряцать железом, предпочитала длинные волосы. Но Кàртон, видать, все же не чурался воинского дела: на его лице красовались два шрама, ничем не напоминавшие порезы бритвой. А карие глубоко посаженные глаза, высокий открытый лоб словно орали во весь голос: перед тобой умнейший человек, чуждый любых нежностей. Держи ухо востро, ибо за этой личиной приличного и, несомненно, образованного вельможи скрывается нечто крайне опасное.

Наконец, герцог что-то там додумал в своей государственной башке до конца. Он вперился взглядом в Таймира и признал:

– Ваша внешность полностью сходится с тем описанием, что я получил накануне. Но приславший его человек не пользуется моим личным доверием. В определенном смысле, мы с ним политические противники. Во всяком случае, недруги. Выяснять же, что вы за…

Он умолк, как только Таймир принялся расшнуровывать широкий воинский пояс, что таскал даже здесь прямиком поверх рубахи. А после молча наблюдал, как его вспарывают и вытягивают изнутри длинный тонкий сплющенный свиток. Послание было опутано серебряной нитью и запечатано сразу тремя печатями размером с ноготь. Внимательно осмотрев печати, герцог взрезал нити собственным тонким острейшим ножичком. И, развернув свиток, погрузился в чтение. Таймир, наконец-то, с облегчением отшвырнул надоевший пояс. Юган, развалившись в кресле с высокой спинкой и мягким седалищем, дразнил Яльку, пытаясь прищемить той хвост. Оборотенка вяло порыкивала, огрызаясь, как и всякая нормальная собака. Кàртон дочитал послание до конца, ничем не выдав его содержания. Затем поднялся и швырнул свиток в камин. Самолично пошерудил кочергой прогорающие поленья и удостоверился, что от привета из Антании остался лишь пепел. Потом вернулся за стол, еще раз внимательно осмотрел гостей и слегка насмешливо изрек:

– Признаться, я всегда отдавал должное уму нашей юной принцессы. И хотя мне, когда ее увозили, было всего семнадцать, мой отец убедил меня, что она многого добьется. Но даже он не мог предположить, что потомок династии королей Харанга умудрится стать дочерью другого народа. Сажи мне, Бран, она действительно превратилась в истинную антанку?

– У меня нет собственного мнения на этот счет, – невозмутимо ответил Таймир. – Я не вхожу в ближний круг правительницы. И могу полагаться лишь на мнение того, кто туда вхож. А этому мнению можно доверять.

Герцог покосился на Югана, и тот кивнул, насмешливо ответив взглядом на взгляд.

– Этот человек и сам удивлен тому, как Твердислава вошла в жизнь Антании, – продолжил Таймир, словно не замечая их переглядок. – Он считает это поразительным. За годы вдовства наша правительница сделала все, чтобы Антания процветала.