Нынче ее жизнь уничтожили. Растоптали безвинно и безжалостно. Ялька не стала допытываться у дядьки Хранивоя: кто да за что? Юган лишь помянул имя государыни, когда они остались наедине в доме армунга, и у старшѝны в душе всё перевернулось. Таким страхом от него повеяло, что и без слов понятно: она злодейка! Твердислава загубила семью Яльки, разбив ей сердечко вдребезги. И тотчас душа Ялитихайри обрела тяжкий грозный покой. Боль не то, чтоб унялась, но заползла куда-то очень-очень глубоко. В голове прояснело. А разум заполонило одно разъединственное желание: убивать. И не страстишка какая пылкая да знойная – одно лишь стремление насытить свою месть, как насыщала оборотенка свое брюхо. Его попробуй не удовольствуй, так покоя лишишься. С местью та же беда: покуда живы погубители ее семьи, Ялитихайри не обретет покоя. Хоть сотню лет на свете проживет!

Северяне молча глазели на застывшую перед ними волчицу. Не торопились влезть наперед с вопросами, ибо неведомо, чем ее явление закончится. А ну, как испытание для них какое устроили, да они опростоволосятся? Предстанут перед дочерью Валкары суетливыми недотырками – невместно такое. Оборотенка, понятно, создание могучее, да и они не мошкара болотная, чтоб зудеть не по делу. Наконец, волчица пошевелилась и тотчас обметалась той самой дымкой. На мгновенье Свантара резануло разочарование: все, уйдет. Но еще мгновение спустя перед ним стояла насупленная девчонка с огромными черными глазами. Да белыми растрепанными волосами, корни которых заметно темнели в проборе.

Свантар прочистил горло и с достоинством осведомился:

– Всесильная, что для тебя может сделать армунг…

– Не зови меня так! – раздраженно шикнула Ялька, и тотчас смутилась, что нагрубила седовласому мужчине: – Прости мое невежество. Я ненарочно.

– Как же мне тебя называть? – кивнул тот уважительно.

– Ты не произнесешь, – заверила она, присаживаясь на край лавки. – Моего настоящего прозвища. Зови меня, как все: Ялькой. Это бабуля придумала, дабы людям язык не ломать.

– Как скажешь, – армунг обошел свой стол, подошел и присел рядом с печально загорбившейся девчонкой: – На тебе лица нет. Я так понял: беда какая-то стряслась?

– Их убили, – равнодушно поведала Ялька, тупо пялясь в пол перед собой. – Деда с бабулей. Покуда я убивала этого короля из Харанга, убили мою бабулю. И деду тоже.

Подкрадывающийся к ним Брур хотел, было, высказаться, но брат предостерег его взглядом. И великан-северянин уселся напротив оборотенки прямиком на грязный пол.

– Большая беда, – безо всякого нарочитого сочувствия признал Свантар. – Попроси, и я отомщу за твоих родичей. Чего бы мне это не стоило.

– Зачем? – пожала она узким девичьим плечиком. – Сама справлюсь. Невелика хитрость.

– Невелика, – согласился армунг. – Но, ты ведь пришла о чем-то говорить со мной?

– Неа. Не просто говорить, – мотнула головенкой Ялька. – Просить пришла.

Она искоса придирчиво глянула на широкое, заросшее бородой и усами лицо вожака северян. Он чем-то напоминал деда: такой же здоровенный, седой, обстоятельный и полный достоинства старик с мудрой головой и отважным сердцем. И подобно деду он хитро изогнул одну бровь, испытывающе отвечая на ее взгляд. Яльке сразу полегчало на душе. Она не ошиблась: ей будет куда приткнуться, когда умрет эта дура государыня, что попросила Ялитихайри о помощи, а сама сподличала. И теперь из-за нее придется уходить из дома. Не из страха перед людьми. Нет, сторожиться их бабуля с дедом ее научили. А вот Таймир ее после не простит. Пусть он сам еще там, в Харанге грозился убить Твердиславу, но дядька его уломает не трогать злыдню. А вот Яльку ему уговорить не выйдет. Ялька с собой ни за что не справится. И Таймир от нее отвернется. Без него же и у себя дома она будет не дома. Кровная память ее подлинной родни настойчиво заверяла: рядом с ним, но без него будет паршиво до невозможности. Может, что и помрешь в самом деле. Нужно уходить. Она бы и в безвестность убралась подальше от суженого. Но знать, что где-то ты очень-очень нужна, куда как легче.

– Я знаю, что вы меня примете, коль попрошу, – взялась объяснять Ялька, зачем приперлась. – Знаю, что к вам из-за этого придут многие воины. Но, я не люблю убивать людей. Мне надоело их убивать. Ты тоже захочешь, чтобы я это делала?

– Да, как-то не думал о таком деле, – развел руками Свантар.

– Больно надо, – проворчал Брур. – Сами не безрукие. Тоже выдумала.

– Это хорошо, – облегченно выдохнула Ялька. – Мне у вас нравится. Так много свободы у меня никогда не было. Вечно таилась по углам.

– Обижали? – слегка нахмурился Свантар, взяв ее руку и утопив в своих огромных жестких ладонях.

– Куда им, – хмыкнула Ялька, чуток расслабившись. – Но, бабуля с дедом страшно за меня боялись. Вот я и пряталась. Надоело. Нынче я одна. И прятаться боле не стану.

– А твой дядька? – напомнил Свантар, желая разобраться с возможными сложностями.

– Юган меня любит, – вздохнула Ялька. – Горевать станет, как я уйду. Но, я все одно уйду. Надоело, – повторила она не по-детски жестко.

– Коли так, мы будем тебе рады. Но и ты знай: свобода да своеволие никак не одно и то же. Своеволия я не потерплю даже от тебя. У нас тут люди тоже живут по своим законам. Тебе-то они будут рады. Но безобразий каких терпеть не станут. Большая беда от этого случиться может.

– Я понимаю, – серьезно оценила предупреждение Ялька. – Ты не думай: меня бабуля в строгости держала. Она своеволия не терпела. Да я и не своевольница. Я нормальная. Просто люблю бегать, где душа просится. И большой город мне шибко противен. Грязно там живут. И злых много. А у вас хорошо.

– Ты вот что, девка, – не утерпев, встрял Брур. – Хочешь сама отомстить за родню, мы мешаться не станем. Но, обратно к нам тебе в одиночку уходить не стоит. В дороге всякое случиться может. Хочешь-не хочешь, а мы следом за тобой в Антанию пойдем. Переждем, покуда ты… там не разберешься. А сюда вместе вернемся. Так оно спокойней будет.

– Хорошо, – легко согласилась оборотенка. – Так и верно надежней будет. Я совсем одна быть не люблю. Тока… Дядька Брур, а тебе не опасно в Антанию соваться?

– С чего бы? – удивился «дядька», явно польщенный признанием дочери Валкары.

– Когда я убью… ее, большой шум подымется, – честно призналась Ялька. – Меня искать станут.

– Пусть подымается, – пренебрежительно усмехнулся Брур.

Свантар недобро зыркнул на братца. А потом положил ладонь на макушку Яльки и осторожно заметил:

– Большой шум подымается лишь из-за больших людей.

Ялька чуток помедлила и решила: врать людям, что принимают ее в свою семью, негоже. Она подняла на армунга наполненные безбрежным спокойствием глазенки и призналась:

– Я убью государыню.

Брур выдавил из себя сиплый рык. Но язык попридержал, испытующе глядя на брата. Тот задумчиво оглаживал оборотенку по голове, о чем-то размышляя. Затем нагнулся к ней и уточнил:

– Иначе никак?

– Иначе не выйдет, – повела она плечиком. – Коли нынче себя удержу, то после все одно убью. По-другому не выйдет.

– А державники поперек не встанут?

– Еще как, – грустно признала Ялька.

– А коли они тебя…

– Не, мне дурного они никогда не сделают, – убежденно заверила она. – Меня они оберегают. Но уламывать станут отчаянно. Чтоб не убивала. А я не могу. А они обидятся.

– Ну, так тебе впереди них бежать следует. Опередить, дабы сделать дело прежде их уговоров.

– Так я теперь же и ухожу, – подтвердила Ялька. – Они меня ожидать станут. Без меня не тронутся. А я вперед далеко уйду. Свар с Багром, понятно, быстрей меня бегают. Да им дорога нужна. А я напрямки любым путем проберусь.

– Я с тобой! – возмутился Брур, подскакивая на ноги.

– Твой конь не быстрей Свара или Багра, – резонно возразила Ялька. – Да и кони меня шибко пугаются. Рядом не ходят. Тока Свар с Багром привычные. А в Стольнограде тебе делать нечего. Там Хранивой тебя мигом схватит. Он умный. И догадливый. Быстро скумекает, что я с вами сговорилась.