Что ж, в такой ситуации откатить все назад — значит спасовать и встать в слабую позицию. Потом извинюсь, а пока придется продолжить вести себя как свинья.
— Ой ли. Я склонен полагать, что сильные маги в такие браслеты не попадают. Как и в тюрьму к каким-то дикарям в мелком царстве Тварь знает где! Как хоть звать то тебя, лучшая выпускница? Какое прозвище носишь? Уверен — «Великая», не меньше. Может «Непобедимая»?
— Да ты!.. Да я тебя!.. Жизнь, знаешь ли, по-разному складывается! Не все рождаются гениями с золотой ложкой в… а, ты и родившись гением ни на что не сгодился…
— Я обязательно объясню тебе свою жалкость, но все-таки — не представишься? Мое имя ты знаешь, как я погляжу. А ты?..
— Альсина. Альсина Беспорядок… Да не этот!!!
Последнюю фразу Альсина прокричала, швыряясь в меня комком света. Я даже напрячься не успел, настолько резким оказался бросок. Но, к счастью, свет просто расплескался по мне, истаял — и комната погрузилась во тьму.
— Вот и отлично! Только попробуй что-нибудь сказать!
Почему девушка так поступила? Все просто — пока она мялась с ответом, я продолжил разглядывать комнату, но теперь внимательно. И первое, что я в ней обнаружил… Да, тот самый беспорядок.
На матрасе валялись какие-то крошки, рядом — на полу — грязный платок, на небольшом ящике, обнаружившемся в углу сиротливо лежала давно засохшая краюшка хлеба. Похоже, его тут не считают деликатесом, что неудивительно.
Да много всего было разбросано, в общем. Старая обувь, какая-то тонкая шаль, обрывки платья, сами матрасы свалены кучей. Одним словом — беспорядок.
А ведь его непросто устроить в маленькой каменной комнатке почти без ничего.
— Да ну, не дури, Альсина. Зажги фонарь обратно. Ты, может, ко мне уже подкрадываешься с ядовитым кинжалом — а мне до твоего быта даже дела нет!
Шучу, конечно. глаза Михаэля к темноте были совсем не приспособлены, чего не скажешь о взоре моей души. Это никакая не магия даже — просто в тяжелых условиях наш народ давно научился кое-как использовать некоторые свойства не только тела, но и духа, не требующие маны.
И этим зрением — мутных и почти бесцветным — я видел, как Альсина недовольно и максимально тихо раскладывает матрасы, загребая крошки прямо под них…
Эй, прямо под мой матрас, который сама же мне и указала!
— А ну-ка руки прочь от моей постели! Мы пока не так близки!
Ее надо было видеть! Трудно, конечно — в полной темноте-то — но надо было. Аж подскочив на месте, она хищно развернулась ко мне, размахивая перед собой руками. Проверяет, видимо, не планирую ли я подкрасться сам.
Да уж, одичала тут эта Альсина, Воден демонстрировал поистине царственные манеры — даже принца лечь «под нож» уговаривал вежливо и аккуратно. А кстати…
— Ты, кстати, чего тут делаешь-то? — спросил я, как только светящийся шарик вновь повис под потолком. — На несчастную игрушку для аморальных варваров вроде не похожа. За выкуп сидишь?
— Я… да не, не за выкуп. Они…
Вдруг дверь, около которой я так и стоял, распахнувшись, резко и очень болезненно впечаталась мне в спину, заставив рухнуть вперед, и хриплый голос из коридора выкрикнул:
— Слышь, магичка. Пошли, работать пора! Шевелись, курица!
Тут же забыв о нашем разговоре, девушка вся подобралась и быстрым шагом направилась к выходу из камеры. Когда она прошла прям вплотную мимо меня, я резко шепнул ей на ухо:
— Ни слова обо мне!!!
Кивнув, Альсина вышла из камеры. Дверь захлопнулась и я остался в одиночестве.
Светящийся шарик продолжал висеть тут, освещая унылую обстановку.
Следующие пару часов прошли довольно бесполезно. Я не сидел, конечно, сложа руки. Простучал как смог стены, проверил вентиляцию, дверь, пол и потолок. Но все оказалось бестолку. Отличная добротная камера. Мне доводилось сиживать в таких по молодости, когда я еще не умел убивать реликтов и тварей, и промышлял в основном шулерством.
Закончив с этим и убедившись в бесперспективности подкопов или чего-то такого, я принялся вспоминать. Вообще-то, до пленения мы с Воденом тащились по тракту больше часа и он немало успел мне рассказать.
Информация про мою родню, местную политику и столовый этикет точно не была тем, что мне сейчас нужно. А вот статицит…
Я расстегнул пуговицы на рубахе. Залитый кровью камзол принца мы бросили в пещере, как и мой собственный труп, так что Воден выдал мне свою рубаху. Она оказалась велика мне и смотрелось весьма залихватски, как на каком-нибудь бандите, прячущем под ней гору разнообразного оружия. Но мне понравилось.
Спряталась под ней и рваная дыра в груди. Ну как дыра — теперь уже она напоминала сильно застарелый шрам, уродливую сеть рубцов с бугорком по центру. Сам кристалл скрылся под кожей и просвечивал теперь только в темноте. Мы специально проверили это заранее, чтоб не попасть в неприятную ситуацию.
Артефакт. Воден объяснил мне, что я, фактически, одушевил вещь. С помощью памяти тела принца и чудовищного фона внешней маны в пещере я сумел перегнать лишние куски чужой души в кристалл, даже не имея своего внутреннего запаса маны. Воден упомянул, что теперь, скорее всего, я имею внешний — собственно, заключенный в этом камне. Но это не моя мана, а артефакта, которым камень стал.
И он должен что-то делать, иметь какие-то стихийные магические свойства. Не случайные, конечно, а связанные во-первых с природной сутью статицита, а во-вторых — с свойствами тех кусков души принца, которые в нем оказались, и с характером переноса. Проще говоря, с той ситуацией, в которой я перенос осуществил.
Рассказывая это, Воден успел пуститься в зануднейшее объяснение, что характер переноса важен, а потому артефакторы перед творением всегда создают себе идеальные условия, творят в подходящем настроении… но я мало что запомнил. Какая разница?
Так вот. Основное свойство статицита — вытягивать и накапливать в себе ману. Душа принца перед перегонкой явно хотела меня выгнать, защититься. А сам я в тот момент очень хотел выжить и спастись от Эмиссара…
В общем, если я действительно что-то создал — это явно что-то защитное, связанное с маной, или жизнью… Ну и я, конечно, начал проверять всякое!
Слегка распорол щепкой от ящика кожу на груди, содрал о стену пару костяшек, посидел… ничего, никакого быстрого заживления. Я ожидал именно его, но, видимо, врастание артефакта в мою грудь было вызвано энергией души принца. Он все-таки был сильным прирожденным магом.
От повреждений он меня тоже не защищал. Во всяком случае, от тех, что я наносил себе сам. Тогда я, уже скорее от безделья, решил попробовать что-нибудь с магией.
А единственным магическим предметом в камере был покачивающийся посреди комнаты шарик света.
Подойдя к нему, ткнул его пальцем, думая, что он сразу распадется, как при броске. Не распался — палец просто прошел насквозь. Рука тоже, как и голова…
А вот, как только я попытался, встав в полный рост, пропустить его через центр груди, случилось неожиданное!
Шарик света сначала вспыхнул ярче, а затем резко схлопнулся и втянулся прямо в бугорок на груди, под кожу.
В следующий миг я ощутил, как по всему телу разливается приятное тепло… затем уже не столь приятное тепло! Меня будто обжигало изнутри! Жжение расползлось по всему телу, но, к счастью, почти сразу исчезло без следа.
Фух. На мгновение подумал, что помру, не имея духовных линий для приема маны. Но обошлось. Только… да, кожа на груди чуть опалилась, но такое проходит за несколько часов, Тварь с ним.
Несмотря на ожог, я улыбался. Главное — я напал на след, выяснил, в каком направлении надо изучать мой артефакт. Раз уж Водена рядом нет, придется проводить опыты самостоятельно. А точнее — с помощью той, кто может обеспечить меня волшебными штучками. Кстати, где она?
«Она» вернулась по ощущениям еще где-то через час — и на нее было страшно смотреть.
Как деревянная Альсина зашла в камеру, даже не глянув на меня. Механически добрела до постели и завалилась прямо в кучу матрасов. Так вот почему они так лежат — чтобы можно было упасть в них, ничего не сломав.
