- У тебя жар.

- Ты уверена?

- Да – говорю я – Я знаю, что это за чувство.

- Я никогда не болела, ни дня в своей жизни, пока не забеременела Боуэном – говорит она – У меня даже не было насморка.

- Скоро ты поправишься – говорю я ей, желая, чтобы это было правдой.

- Мне снилось, будто распорядитель Вон толкнул меня в грязь и я начала тонуть – говорит она – Его глаза превратились в глаза Дженны. Я пыталась кричать, но мой рот наполнялся грязью.

Это не имеет значения, даже если я буду постоянно возле нее, я не смогу защитить ее от того что происходит в ее снах.

- Все это, не по настоящему – Я подтыкаю больничное одеяло под простыню – Закрывай глаза – шепчу я, и она закрывает.

Я заплетаю небольшие участки ее волос в маленькие косички. Потом расчесываю и опять заплетаю. Это то, что обычно делала Дженна, заплетала наши волосы, когда ей было скучно, это заставляет меня чувствовать, будто я по прежнему являюсь частью этого трио.

- Не оставляй меня одну – шепчет она – Пожалуйста.

- Конечно, нет. Я здесь. – Говорю я.

- Он пытался убить меня – говорит она.

- Если он еще раз попытается, я первая его убью – говорю я.

- Не надо – язык у нее заплетается – Я сама это сделаю.

Я продолжаю заплетать ее волосы, в итоге лекарства и усталость берут свое и она засыпает. Ее рот открывается, делая равномерные выдохи и вдохи. Она так сильно выросла с тех пор, как я сбежала. Ее подбородок вытянулся, лицо стало более взрослым, потеряв свою обычную пухлость. Ее своевольное чувство превосходства, превратилось в прохладную практичность, возможно, поэтому он схватил ее за руку в то утро, он понял, что теряет над ней контроль. Ее злость сейчас ощутима, она очень сильна, как бы говоря, что ей были обещаны двадцать лет жизни, и она хочет прожить их все.

- Дженна гордилась бы тобой – шепчу я ей, ее брови нахмурены, но потом они расслабляются.

Когда Линден возвращается, его руки сложены на животе. Видны потеки от слез на его лице. Он выглядит маленьким, испуганным. Как тогда, ночью, когда не стало Роуз: темнота скрыла самое худшее, его трясло, когда он обнимал меня под одеялом. Что-то внутри меня хочет вытащить его из этого состояния.

- Как она? – спрашивает он. Его голос дрожит.

Я открываю рот, чтобы сказать, что она в порядке, но я говорю:

- Она напугана Линден.

Я жду, что он уверит меня, что она в безопасности, но он только кивает головой, потом занимает свое место в кресле рядом с ее кроватью.

- Мой отец согласился уехать сейчас, чтобы она отдохнула. Но он хочет забрать ее домой сегодня вечером. Он думает, что лечение будет проходить лучше, в ее постели, с врачами у нас дома.

Он смотрит на нее, следя за тем, как она спит.

- Я сказал, что это будет плохой идеей.

Я удивлена. Это впервые когда он противоречит своему отцу. Я думаю о том, что прошлой ночью он совсем не спал, ожидая момента, когда он снова сможет увидеть Сесилию. Я дремала несколько раз в зале ожидания, прижавшись к нему, и каждый раз, когда я просыпалась, его лицо менялось от скорби.

- Линден – тихо говорю я – Ты должен попытаться, хотя бы немного поспать.

Он качает головой, наблюдая, как я заплетаю волосы Сесилии в новую косу.

- Мой отец предупреждал меня что ты - нарушитель. Он сказал мне, что я должен заставить тебя уехать, поскольку мы больше не женаты и ты больше не моя забота – говорит он.

Меня прошибает озноб. Да, я уверенна, что Вон с удовольствием отделил бы меня от своего сына, а когда это бы произошло, он бы вернул меня в свой подвал. Но Линден добавляет:

- Я сказал ему, что это тоже плохая идея.

***

К вечеру Линдена сморил сон. Он сидит, сгорбившись на кровати, его голова покоится рядом с Сесилией, на подушке, его рука сжимает его руку, как будто она, куда-то, уплывет от него. Я слушаю дождь и гром, и, кажется, я слышу в них голос Дженны, как предупреждение. Ее нет вот уже несколько месяцев. Но иногда мне кажется, что она более жива, чем кто либо. Она одна из не разгаданных загадок, которые издают звуки на ветру и она в каждом виде снов и в хорошем, и в плохом. Я впадаю в беспокойный сон. Слышу голос Сесилии высокий, оперный и прекрасный, когда она поет. Мне снится Дженна, я заплетаю, ее длинные темные волосы и ноты наполняют комнату. Здесь мы в безопасности. Безопаснее чем когда либо, прежде чем проснемся. Но с утром приходит реальность. Грохот каталок и лотков в коридоре заменяют шум вчерашнего урагана.

- Я принес тебе чаю – говорит Линден, когда я открываю глаза. Он кивает на бумажный стаканчик, на ночном столике – Он давно остыл.

- Спасибо.

- Пожалуйста – говорит он глядя на Сесилию, чье лицо более расслаблено во сне.

- Я думаю, что ей лучше, – говорит он жалко и измученно – Теперь, когда мой отец ушел… – следующий вдох он делает с трудом. Ему больно – Я думал, что она любила моего отца. Я думал, что мой отец любил ее. Он сказал мне, что она ему как дочь.

Я решаю, что сейчас не время говорить, что то плохое, об его отце. Линдену тяжело. Буду пить чай. Он холодный, и я чувствую, как он течет в мой живот, пробуждая мои органы от сна и предостерегая. Линден о чем то задумался. Он молчит, и все время смотрит на Сесилию.

- С ней все будет в порядке – говорю я решительно. – Мы дадим ей колокольчик, чтобы она звонила, когда ей будет что-то нужно, а на второй день нам захочется выбросить его в окно.

Я вижу улыбку на его лице. Я слышу, как шуршит щетина, когда он потирает подбородок. Он открывает рот, будто хочет, что то сказать, но затем отворачивается.

- Что такое – спрашиваю я.

- Ты думаешь … - он болезненно сглатывает – Ты думаешь, мой отец как-то связан с этим…?

Линден. Эта мысль – ужасна для него. Я даже не хочу рассматривать возможности. Но теперь, когда страх и шок стихают, я знаю что это лучшее объяснение. Вон настолько хорош в своем злом ремесле, что может искалечить своих невесток, даже не будучи под одной крышей, даже не находясь в одном городе. Он находит путь к нашей крови, так же смертельно, как вирус, который нас убивает. Злости настолько много, что я не могу ее вынести:

- Это звуковая теория – говорю я.

Хотя, Линден не слышит меня. Он смотрит вперед, когда говорит:

- Он бы уничтожил меня, если бы я потерял ее. Мой отец знает это, ведь так?

- Он знает – говорю я осторожно.

Я вижу сомнения в его лице, как он собирает все в единую картинку. Вон никогда много не говорил Линдену о его покойном брате или о матери. Он не хотел, чтобы Линден испытывал хоть какую-то каплю любви к ним. Но Линден может любить свою жену, если захочет, потому что если она умрет, Вон знает, что он вернется к нему, сломленным и уязвимым и легко контролируемым. Он выглядит таким измученным. Я двигаю кресло к нему, даю чашку ему в руки и подношу к губам. Он пьет маленькими глоточками, но мне приходится убирать чашку, потому что руки его дрожат так сильно, что чай проливается на его ноги. Я обнимаю его, он сжимает мой свитер в кулак и тянет меня еще ближе.

- Эй… – шепчу я ему на ухо – Она будет в порядке. Это самое главное сейчас. Об остальном мы подумаем позже.

Линден кивает и больше ничего не говорит, но я чувствую его злость. Это – то, с чего все начинается. Это – искра, которая, в конечном счете, поглотит его.

Я отжимаю губку, и вода в ведре окрашивается в розовый цвет от крови моей сестры по мужу. Рид изготавливает собственное мыло – из сырой овсянки, в форме прямоугольников, которые на всем оставляют бежевый цвет. Но оно творит чудеса, отмывая обивку в салоне машины. Большое кровавое пятно становится тускло-оранжевым, а затем серым. Сейчас оно больше похоже на жирное пятно от растительного масла. Но я хочу, чтобы оно ушло полностью и поэтому тру до тех пор, пока у меня не начинают болеть плечи и обивка становится тоньше. После этого я оттираю красные потеки в коридоре, отмываю простыни, сжигаю их, если отмыть не получается. Все плохо, ей пришлось потерять ребенка, в больничной палате в полном одиночестве. Будь я проклята, если ей придется вернуться, и увидеть все это.