Линден зевает, казалось бы, так небрежно, но в этом нет ничего плохого.
- Хороших снов – говорит он.
Если бы мы были все еще женаты, интересно, хотел бы он, чтобы я была частью их разговора. И произошло бы все это с нами вообще.
На диване в библиотеке, я сразу проваливаюсь в сон. Это не свойственно, для меня, в то время, когда все плохо. Я исчерпана. Это утешительно. Одеяло тяжелое, под ним темно и мягко. Боуэн плачет, и его родители забывают о своих слезах. Мне кажется, что они настоящая семья, настолько же реальная, как та, в которой я когда-то была и которую почти не помню.
***
Я просыпаюсь в конце дня. Когда я открываю глаза, часы говорят мне что время уже больше двух часов. Я бы проснулась позже, если бы не шум двигателя снаружи. Без сомнения, Рид пытается вернуть к жизни один из старых автомобилей. На полу у дивана я вижу поднос с чайной чашкой с жидкостью бежевого цвета и миску с фруктами, плавающими в собственном соку.
- Прости – говорит Линден с порога – Я знаю, ты любишь фрукты на завтрак, но мой дядя все консервирует, кроме яблок, которые выглядят слишком рыхлыми.
Я сажусь, и волосы падают мне на лицо. Занавеси на окне были задернуты, хотя вчера вечером, я уверена, они были открыты.
- Все в порядке - говорю я - Спасибо.
Он кивает, смотрит на меня несколько секунд, затем на ноги.
- Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке – говорит он – Было уже поздно, а ты не просыпалась.
- Как Сесилия? – спрашиваю я.
- Она внизу, пытается починить радио – говорит он – Когда я уходил, она хотела разбить его о стену.
Он развеселил меня, и я немного улыбаюсь. Это утешительно, думать, что она возвращается к нормальной жизни. Такой, какой она должна быть. Линден выглядит так, будто не знает что сказать, я думаю, он ждет приглашения. Я освобождаю для него место на диване, и укрываюсь в колючий шерстяной плед. Он сидится на дальний конец дивана, между нами небольшое расстояние. Он долгое время молчит, прежде чем начинает говорить:
- Я должен извиниться перед тобой – говорит он, глядя на часы, будто куда-то опаздывает – Все, что ты сказала… – он смотрит мне в глаза и мне не верится – Для этого мне нет оправданий.
Я не могу винить его за то, что он не верит мне. В конце концов, в нашем браке, я наделала много ошибок. Но я не хочу останавливать его, когда он явно хочет выговориться.
- Мой отец доказал, что с ним вы не были в безопасности. Как моя жена, ты должна была все мне рассказать, что кто-то угрожал тебе. Но ты решила все скрыть от меня. И я понимаю, почему ты так поступила. Я бы тебе не поверил. Точно так же, как я не поверил Роуз – Он вздрагивает, когда произносит ее имя – Она пыталась сказать мне, что-то о моем отце. Она говорила мне, что слышала крик нашей дочери. И… - он должен остановиться.
Он смотрит прямо на меня. И я вновь чувствую себя призраком. Он смотрит на ЕЕ волосы, ЕЕ лицо, пытается загладить вину у мертвых.
- Часть меня верила в это. Она во многом была похожа на тебя: очень скрытная, никогда ничего не говорила, если не была уверена. Она тоже, всегда была права. Но все равно, все это было, слишком ужасно, чтобы быть правдой. И вот - я слышу это от тебя, в тот день, когда ты очнулась в больнице, мне казалось, что она вернулась, чтобы преследовать меня.
Мое сердце стучит где-то в районе горла. Я прижимаю колени к груди, под одеялом, и мне хочется стать меньше насколько это возможно.
- Я врал тебе – говорит он – Честно говоря, я верил всему, что ты говорила. Я просто не хотел в это верить.
- Конечно, ты не хочешь думать так о своем отце – говорю я мягко – Линден, я понимаю…
- Пожалуйста – говорит он – Просто дай мне закончить.
Он удерживает мой взгляд, заставляет Роуз уйти, заставляет себя признать, что теперь он не сможет извиниться, за то, как он обидел ее. Есть только я.
- Когда ты сказала мне, что Сесилия была в опасности, я тоже не хотел этому верить. Я думал, что смогу уберечь ее. Но в ту ночь она потеряла ребенка. Я… - он смотрит на свои пустые руки – Я ничего не мог сделать.
Он говорил это таким настойчивым тоном, но теперь его руки начинают дрожать, а глаза наполняются слезами. Это было титаническое усилие чтобы оставаться храбрым: он так же говорил и о Роуз. Но Сесилия слишком много страдала; она ценна для него.
- Я должен был послушать тебя – он сжимает кулаки.
Я выпутываюсь из под одеяла и двигаюсь ближе к нему. Наши плечи и наши головы соприкасаются вместе.
- Прости меня – говорит он.
- И ты меня прости.
Некоторое время мы сидим молча. Я жду, когда он возьмет себя в руки, затем отодвигаюсь, чтобы посмотреть на него и спросить:
- Ты уверен? Ты действительно веришь в то, что только что сказал?
- Сесилия по-прежнему клянется, что мой отец виноват. Она думает, что он знал о состоянии ребенка, что он просто ждал, чтобы убить ее. Мой отец, конечно, будет говорить, что это не так. Что она не справедлива.
- Твой отец не прав в отношении многих вещей – говорю я. Он ошибался в отношении собственного сына. Он сказал, что безответная любовь его сына ко мне, стала сильнее. Но у Линдена был шанс, повернутся ко мне спиной – никто его бы не винил за это – но он этого не сделал.
- Все равно в этом нет никакого смысла – говорит Линден – Я не понимаю, почему мой отец хотел ей навредить. Может быть это большое недоразумение. Но мне пришлось выбирать, и я выбрал Сесилию. Она рассказала мне много всего того, что раньше боялась мне говорить. Она думала, что я почувствовал бы себя преданным, и бросил бы ее.
Когда я ложилась спать прошлой ночью, я слышала их шепот по коридору, интересно спали ли они вообще.
- Она не хочет терять свой брак – говорю я – Это весь ее мир.
- Мой тоже – говорит он – Мы долго беседовали. Мы поклялись быть честными друг с другом. И договорились поддерживать друг друга во всем, несмотря ни на что.
- Это хорошо – говорю я.
- Поэтому когда она сказала мне, что мы должны тебе помочь, я согласился.
- Помочь, мне?
- Мы хотим помочь тебе найти твоего брата – говорит он – И того слугу.
- Габриэля.
- Да, Габриэля – он смотрит на колени, потом на меня.
Внезапно, я не знаю, что делать мне со своими руками. Я запихиваю их между коленями. Мои щеки горят, мне хочется сразу, и плакать и смеяться, но нахожу в себе силы оставаться спокойной.
- Я знаю, что не имею права спрашивать, что произошло между вами двумя – говорит Линден – Еще до развода… я теперь вижу, что был не прав, ожидая от тебя, что ты полюбишь меня.
- Это было неправильно – говорю я – Мы были женаты.
- Глупо тогда… – говорит он – Но я признаю что задавался вопросом, с того дня как вы оба пропали, что было между ним и тобой. Я задавался вопросом, почему ты любишь его, а не меня.
- Это не то, что ты думаешь – говорю я слишком быстро и слишком громко. Я заставляю себя взглянуть на него – Я не могла оставить его одного. Мне очень понравилась идея снова быть свободной, и Габриэль думал так же, а не провести в рабстве до конца своих дней. Мне не казалось правильным, Линден, видеть мир только в мечтах и через окна.
Я думаю, что причинила ему боль. Он смотрит куда-то мне за плечо и кивает.
- Он был добр к тебе, тогда? – спрашивает он – Габриэль?
- Лучше чем я заслуживаю.
По-прежнему глядя мимо меня, он поджимает губы. Я вижу, что он пытается что-то сказать. Он хочет спросить спала ли я с Габриэлем. И мне кажется, он хотел спросить об этом с момента моего возвращения, но не спросил. Это слишком для него. Он откашливается, прочищая горло.
- На самом деле я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что я все-таки, хочу помочь тебе добраться домой. Если ты позволишь мне конечно. На этот раз у меня есть план.
- Что это? – спрашиваю я.
- Мой дядя пытается починить один из старых автомобилей – говорит Линден – Он хочет, чтобы он ездил на домашнем топливе. Рецепт этого топлива – большой секрет. Так что я не знаю, насколько это достоверно, но это лучше чем ничего, верно? Я могу научить тебя водить.