У нас с Максимом одинаковая группа крови и резус. Первая положительная. Это единственная группа крови, которой подходит только идентичная. В то время как донорами мы можем быть для всех групп. Поэтому это вообще не обсуждается. Я должна быть там.

За окном мелькают знакомые места, но теперь они кажутся чужими. Я наскоро читаю сообщение, надеясь найти там более подробную информацию о произошедшем. Но ничего не меняется.

Серьезное повреждение… Требуется переливание… Это не шутки.

Меня накрывает волной паники…

«Пусть у него все будет хорошо. Пусть он поправится». Я смахиваю слезу, появившуюся в самый неподходящий момент.

Подъезжая к месту, осматриваюсь вокруг. Вытираю влажные от волнения ладони о джинсы. Это чувство, похоже, прочно засело внутри меня и не хочет отпускать. Чувствую, как ком подкатывает к горлу, вызывая неприятные ощущения. Мимо пробегают люди, спешащие в разные стороны. А я, будто в трансе, направляюсь к пункту сдачи крови. Там уже собралась небольшая группа, пришедшая по той же причине, но знакомых лиц среди них нет.

Когда наступает моя очередь, захожу внутрь. За стойкой замечаю молодую женщину, которая встречает меня дружелюбной улыбкой. Она с пониманием смотрит на меня, когда я сбивчивым голосом объясняю цель визита. Администратор начинает оформлять документы, параллельно кликая мышью, и протягивает мне анкету, в которую я вписываю информацию о своем здоровье и образе жизни.

Я не могу успокоиться. Беспокойство нарастает, и мне кажется, что все происходит слишком медленно. Ощущение, что времени недостаточно. Что если я не успею? Что, если времени ему не хватит?

После анализа крови на уровень гемоглобина и беседы с врачом я погружаюсь в кресло, наблюдая, как кровь медленно течет сквозь иглу в вене, наполняя контейнер через прозрачную трубку.

Захожу в отделение сосудистой хирургии и невольно вздрагиваю, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Никогда не любила больницы. Стены в мягких пастельных тонах выглядят выцветшими. Воздух пропитан запахом антисептиков, который всегда вызывал определённые ассоциации. Я затаиваю дыхание, прислушиваясь к звукам. Шепот докторов, треск аппаратов, равномерный писк мониторов.

Поправляю свободно висящий на плечах белый халат. Каждый шаг от двери до палаты номер одиннадцать кажется бесконечным. Бахилы шуршат по полированному полу, и я ощущаю недостаток уверенности под ногами. В руке пакет с водой и апельсинами. После наркоза ничего другого пока нельзя.

Осторожно открываю дверь в палату и замираю от увиденной картины. Комната озарена солнечным светом, проникающим сквозь закрытые жалюзи. Глядя на мужа, неподвижно лежащего посреди комнаты на специальной широкой кровати, я не могу поверить своим глазам. Растрепанные волосы и осунувшееся лицо, видневшееся сквозь отросшую щетину, придают ему измученный вид. Правое бедро виднеется из-под простыни и перевязано фиксирующей повязкой с проступающими пятнами крови, будто узоры на бинтах. Тяжесть наполняет грудь, и дыхание сбивается от волнения. Никогда прежде я не видела его в таком состоянии.

Подхожу ближе и внимательно изучаю его в поисках малейших изменений. Бледное лицо, закрытые веки. Ресницы слабо подрагивают. Дыхание настолько тихое, что его почти не слышно. Рука с капельницей свисает с кровати. Невзначай пытаюсь её поправить, при этом поглядывая на капельницу, чтобы понять, капает ли раствор и сколько его осталось.

Зачем я это делаю? Будто разбираюсь в этом. Просто пытаюсь отвлечься от гнетущих мыслей таким образом. Перевести дыхание и определиться с тактикой общения с Максимом в условиях нашего семейного положения.

Ведь это человек, с которым я прожила многие годы. У нас были и светлые, и темные времена, моменты радости и горя. Но теперь, глядя на него таким беспомощным, мои обиды кажутся малозначительными. В масштабе вселенной так точно! Но для меня все иначе…

Задерживаю дыхание и тихо сажусь на стул у изголовья, стараясь не издавать лишнего шума.

Мне хочется коснуться его лица, провести рукой по его волосам, но я не решаюсь. Есть ли у меня право на это?

Пусть спит. Ему необходимо восстановить силы.

Наблюдаю, как начинают дрожать веки на спящем лице. Максим медленно открывает глаза. Смотрит на меня. Я сначала вижу в его взгляде узнавание, затем удивление. И на мгновение мне кажется, что благодарность. Он молча поднимает руку, я обхватываю её своими ладонями. Мгновение тихого, но полного взаимопонимания.

— Вера, ты пришла, — говорит он тихо, едва слышно. Я крепко сжимаю его руку и молча киваю, неспособная вымолвить ни слова. Чувства захлестывают меня: сострадание, тепло, жалость.

«Только не жалость, только не жалость». Повторяю про себя, как мантру. Она плохой советчик для меня. Как не переступить ту черту, где жалость и сочувствие перевесят обиду? Этот факт не принесёт ничего хорошего. Ни мне, ни Максиму.

Внутренняя борьба между разумом и сердцем продолжается. Но в этот момент я осознаю, что иногда забота и любовь перевешивают все причины, по которым мы расстались. Он мой бывший муж. Он часть моего прошлого, часть моей жизни. Возможно, часть меня.

Мы сидим в тишине, смотря друг другу в глаза, и я понимаю, что несмотря на нашу историю и принятые решения, мне никто не помешает оставаться человеком.

Максим хочет подняться, но, похоже, ещё не готов к этому. Его лицо слегка искажено болью, и я чувствую беспокойство из-за своей беспомощности. Аккуратно поддерживаю его руку и кладу под голову еще одну подушку. Готово!

Муж наблюдает за мной рассеянным взглядом и пытается улыбнуться своими потрескавшимися от сухости губами. Я подношу к его губам стакан с водой. Он делает маленький глоток, облизнув их.

— Ну и вид у тебя, Воронцов, — замечаю я, стараясь улыбнуться одними уголками губ. — Как тебя так угораздило?

— Ой, Вер, лучше не спрашивай… Нелепо так получилось, — говорит он, покачивая головой. Максим смиренно ухмыляется, будто сам ошарашен произошедшим.

— У тебя будут проблемы? А у компании? — спрашиваю озадаченно, вспоминая недавний скандал, который гремел по всему городу. Многостраничные судебные процессы с огромными штрафами и компенсациями.

— Ты не переживай, Вер. Это моя забота. Я справлюсь, — уверенно отвечает он.

Я чувствую, как в его словах проскальзывает желание успокоить меня, но в то же время читаю неуверенность в его глазах. Внутри меня словно что-то щемит от осознания, что его уверенность — лишь защитный механизм.

«Хоть бы выздороветь дали спокойно. А то ведь затаскают сейчас».

— Конечно, разберешься. Ты ведь уже большой мальчик, — подшучиваю я, за что тут же получаю прищуренный взгляд мужчины на больничной кровати, ясно дающий понять, что ответ не заставит себя ждать.

— Вер, побудешь моей сиделкой? Всегда хотел увидеть тебя в медицинской униформе и сделать с тобой непристойные вещи, — пытается шутить он, силясь улыбнуться. Внимательно изучая при этом выражение моего лица в поисках реакции.

— То же мне «мачо мэн»! Для начала встань на ноги, — хихикаю я, саркастически приподнимая бровь.

— Я могу и сидя, Вер, — подмигивает он с хитрой улыбкой.

Я начинаю открыто улыбаться, слегка смущаясь, и понимаю, что моя реакция именно та, которую Максим рассчитывал получить.

Между нами повисает пауза, и в этот момент в палату влетает медсестра, суетясь вокруг, убирая капельницу с такой ловкостью, что кажется, будто это заняло всего несколько секунд. Она жалуется на загруженность и, направляясь к выходу, с важным видом произносит:

— Пациенту нужен отдых. Посещения ограничены.

Осознаю, что слишком засиделась уже. Пора уходить. Главное, что проведала. Он жив и, судя по настроению, долго он валяться на больничной койке не намерен.

— Выздоравливай. Постараюсь приходить, когда смогу, — быстро говорю я, поднимаясь со стула и отпуская его руку.

— Не дождёшься, Вер, — пытается он пошутить, как несколько минут назад. Но его улыбка выглядит натянутой. Максим прикрывает глаза, и становится ясно, насколько он слаб.