Высокая, статная фигура Воронцова в полумраке практически неразличима, лишь изредка освещается неоновыми прожекторами.

На нем надеты джинсы и белая рубашка, которая светится синеватым оттенком под неоновым освещением. Расстегнутый воротник и закатанные рукава с блестящими часами на запястье придают ему мужественный вид. Такие мужчины привлекают внимание женщин.

Максим держит со мной зрительный контакт крепко, будто даже не моргая. Его заостренные черты лица, грубая щетина, обрамляющая плотно сжатые губы, говорят о том, что он злится. Уж я то знаю…

Как он узнал, что я здесь? Как он нашел меня?

Лишь голос парня за стойкой разрывает ту невидимую связь между нами:

— Девушка, вам еще что-нибудь нужно?

Я вздрагиваю и, потерянно взглянув на бармена, отвечаю:

— Нет…

Когда я вновь смотрю в сторону, где был Воронцов, его там уже нет. Только облегчения мне это не приносит. Тревога, наоборот, лишь усиливается, когда краем глаза замечаю движение и кто-то садится рядом на барный стул. По энергетике, которая наполняет пространство, я понимаю, кто это.

Это он! Тот, кого я стремлюсь изгнать из своей души. Каждая частица моего тела ощущает его присутствие. Он настолько близок сейчас, что я чувствую его тепло и слышу его дыхание. Черт возьми! Сколько еще должно пройти времени, чтобы я перестала так реагировать на него.

Воронцов опирается на стойку, сцепив пальцы в замок и постукивая большими друг о друга. Краем глаза наблюдаю за его руками, не поворачивая головы. Его руки — моя слабость. Большие кисти с выступающими венами и волосы на предплечье, пожалуй, одна из самых привлекательных частей этого мужчины.

«Пока они не трогают другую женщину». Гложет меня изнутри маленький червячок, подбрасывая образы, которые хочется стереть из головы. Ненавижу!

— И что это было, Вер? Долго ты бегать собираешься от меня? — говорит он тихим, но грозным голосом. Его внимательный взгляд скользит по моему лицу, и мои щеки, которые и так уже горят от гуляющего алкоголя в крови, рискуют получить ожог. Возникает четкое желание приложить что-то холодное, чтобы хоть как-то погасить это жжение.

Затаив дыхание, я не решаюсь повернуться или сразу ответить. Напряжение в воздухе ощущается, как натянутая струна, которая вот-вот может порваться.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — стараюсь прозвучать как можно спокойнее, хотя волнение выдает мой голос. — Я убежала один раз. И это был разовая акция. И она больше не повторится, потому что я не вернусь домой…если теперь это место можно назвать домом… — добавляю с нотками сарказма.

Я позволяю себе, наконец, повернуться к нему лицом. Наши взгляды снова встречаются, и время как будто замирает. В его глазах я вижу требовательность и что-то ещё, что я не могу расшифровать.

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Мы не закончили наш разговор. Тебе следовало дождаться меня дома, — отвечает он, игнорируя мой сарказм и делая акцент на последнем доме.

Пытаюсь собраться с мыслями. Его тон сбивает меня с толку. Что значит следовало? Звучит как должна.

— Я тебе ничего не должна, — наконец говорю я, набравшись смелости. — Оставь меня в покое!

Максим холодно ухмыляется, и я ощущаю, как эта ухмылка режет меня, словно острое лезвие.

— Думаешь, я дам тебе уйти? — наклоняется вперед, хватая меня за руку, сильно сжимая её. — Ты ошибаешься, Вер, — сверлит меня взглядом.

Я отшатываюсь напрягаясь. Потому что его последние слова звучат как приговор.

Какое-то странное, напоминающее страх чувство охватывает меня. Я смотрю вокруг в поисках ненужных свидетелей нашего разговора.

К моему удивлению, все поглощены своими делами и никому нет до нас дела. Даже бармен виртуозно обслуживает клиентов с другого конца стойки, которых за этот период накопилось много.

— Преследовать будешь? — с вызовом спрашиваю я, глядя в его темные глаза. — Кстати, как ты узнал, что я в этом клубе? Ты, наверное, завсегдатай всех клубов города и у тебя всюду «глаза и уши?»

Поражаюсь своей смелости и я понимаю, что это либо выпитый алкоголь, либо бушующий адреналин придает мне храбрости.

Максим смотрит на меня долго, пристально, и в его глазах мелькает что-то потребительское и собственническое.

— Уметь надо, Вер. Тебе не кажется, что ты зачастила по клубам? Не находишь? Сидишь у всех на виду, шоты заливаешь один за другим, да ещё и с барменом флиртуешь, — говорит он, уверенно кивая в сторону парня за стойкой.

«Ого! Это что-то новенькое!» Мысленно возмущаюсь и недоумеваю. «Это что ревность? Или лучшая защита — нападение?»

— А ты меня на понт то не бери, Воронцов! И стрелки не переводи! Вот именно, что я сижу на стуле, а не верхом на другом мужике! — выкрикиваю я в ответ, отбиваясь от обвинений.

Хватаю сумочку и соскальзываю со стула, не желая слушать этот бред. Кладу руку на грудь, чувствуя, как сердце бешено бьется. Лихорадочно ищу взглядом сестру, мечтая скорее уйти.

Сразу её замечаю и машу рукой. Таня танцует с увлечением среди толпы, никого не замечая. У неё особый талант — создавать себе хороший настрой и не зависеть ни от кого. Благодаря этому она чувствует себя в этой среде, как рыба в воде. Ей всё безразлично. Одна, не одна…

Мне становится душно. То ли из-за духоты внутри клуба, то ли из-за обжигающего затылок взгляда Воронцова. Почему-то уверена, что он смотрит именно на меня.

Мне совершенно не понравился наш разговор. Это были угрозы? Манипуляции? Нападки, в конце концов? Я его совсем не узнаю! Кажется, что он желает воспользоваться моими слабостями, чтобы оказать на меня давление.

Но ничего у вас не выйдет, товарищ Воронцов…

— Вер, поехали домой, — слышу позади голос и ощущаю твердое тело, прижатое ко мне и сомкнутые руки на животе.

Я вздрагиваю, словно от удара электрическим током. Хочу оттолкнуть его, но в то же время тянет прижаться к нему, ощутить то самое защитное тепло, которому раньше я доверяла безоговорочно.

Его руки, горячие и влажные, лежат на моем животе, сковывая движения. Впиваюсь в нее пальцами, оставляя следы от ногтей на его коже. Он так близко, что его дыхание горячим вихрем касается моего уха, заставляя дрожь пробежать по спине.

Чувствую запах дорогой туалетной воды, смешанный с запахом дорогих сигарет.

— Вер, поехали, — повторяет он, и в его голосе слышится странное сочетание настойчивости и мольбы. Сердце сжимается, как будто он что-то просит…

Хочется убежать! Убежать от этих эмоций, от этого давления, от его власти. От всего произошедшего…

— Нет, Максим! — напряженно выдыхаю я. Делаю решительный рывок и, наконец, выскальзываю из мучительных объятий.

Отпрыгиваю от него, словно обожжённая, тяжело дыша и пытаясь сдуть волосы, упавшие на лицо.

— Ты в порядке, Верунь? — запыхавшись, подбегает ко мне Таня, озабоченно разглядывая меня и бросая молнии взглядом в сторону Максима.

— Да. Всё нормально. Пойдём домой… — абсолютно измотанная, поворачиваюсь и иду к выходу под решительный голос Тани:

«Воронцов! какого… Ты здесь делаешь? Оставь её в покое. Дай ей время!»

А мне оно не нужно! Как раньше уже ничего не будет. Я не прощу…

Устроившись в такси, я прислоняюсь лбом к окну и закрываю глаза, намереваясь погрузиться в свои мысли.

Чтобы не заснуть, считаю фонари, мелькающие за окном, и настойчиво прокручиваю в голове список дел на предстоящую неделю. Например, завершить несколько проектов и подать заявление на развод через госуслуги буквально за один клик…

— Верунь, я ушла! — весело объявляет сестра, открывая входную дверь.

— Пока! — отвечаю я вместе с тем, как слышу щелчок закрывающегося замка.

Сегодня неделя, как я живу у Тани. Только семь дней, а словно вечность прошла. За это время я преодолеваю чуть ли не все стадии принятия. От глубокой рефлексии до восстановления под мудрым руководством моей сестры. Благодарю её за то, что дает мне время на самокопание. За то, что не замечает горы смятых бумажных платочков, разбросанных по комнате, и пустых пакетов от чипсов, которыми я часто заглушаю переживания. Для меня это становится некоей панацеей от стресса. И чем вреднее состав, тем лучше.