— И всё же только один из нас может стоять на этом прекрасном лугу и не убивать всё к чему прикасается.

Ривер запустил пятерню в свою шикарную золотистую шевелюру. И чтобы быть полным засранцем, Рев изменил цвет своих волос на такой же оттенок.

— Почему здесь? — мягко поинтересовался Ривер. — Почему ты выбрал именно это место?

— Потому что наша мама часто говорила о нем. — Он закрыл глаза, как будто пытаясь заблокировать память, но казалось заданный вопрос, приоткрыл дверь, которую Рев предпочитал не открывать. — Иногда, когда меня избивали за какое-либо «серьёзное нарушение», которое мог совершить маленький мальчик, она пыталась отвлечь меня от боли, рассказывая истории о красотах Небес. Этот луг Азны, был её любимым местом для прогулок, когда она была беременна нами.

Ривер сглотнул, и по-новому взглянув на окружающий пейзаж.

— Она говорила о нашем отце?

— Прямо перед смертью, сказала, что Сандальфон был великим воином и был бы ещё лучшим отцом. Она говорила, что они часто сидели на этом лугу и планировали наше будущее. Он смастерил детские кроватки для нас обоих и поклялся защищать от всех невзгод. Он был лжецом, таким же, как архангелы! — прорычал Ревенант.

— Иногда просто невозможно защитить тех, кого мы любим. — Сожаление, прозвучавшее в голосе Ривера, немного остудило гнев Рева. Собственные дети Ривера росли без него и за исключением Танатоса, их жизни были далеки от идеала, а в случае Ресефа и Лимос и вовсе ужасны.

Вдалеке Поющие Лилии затянули колыбельную, их песня звенела в чистом воздухе. Воспоминания Ревенанта нахлынули на него с такой силой, что он пошатнулся. Его мать наложила слова на мелодию лилий и напевала её, укачивая его спать.

— Ревенант?

Голос Ривера послышался на заднем плане, когда Ревенанта накрыла волна таких мощных воспоминаний, что он не мог дышать. Голос их матери звучал волшебно и был таким чистым, когда она пела, что даже демоны в соседних камерах плакали, а охранники останавливались чтобы послушать.

«Я хочу, чтобы ты увидел Лунную дорожку и солнечный свет, облака и моря, все части многих миров. Не бойся неизвестности и темной ночи. Ничто не может навредить тебе, пока я крепко обнимаю тебя».

Дыхание Ревенанта в мучительной агонии вырывалось из его груди. Точно так же, как мама напевала ему слова песни, он спел их ей, когда она лежала умирающая на его руках. Рев обвёл взглядом прекрасный луг, теперь со следами разрушений, оставленных его шагами. Он пришёл сюда, чтобы найти частичку его матери… и нашёл. Но его присутствие отравило её любимый луг. Он не мог перестать причинять ей боль, ведь так? Из-за него она была заключена в тюрьму. Из-за него её пытали. Убили из-за него. И даже сейчас её самое любимое место во вселенной было разрушено. Из-за него.

Пришло время взглянуть правде в глаза. Он не принадлежал Небесам и никогда не будет принадлежать. Часто смаргивая, он очистил затуманенное зрение и внутренне собрался, глубоко погружаясь в свой бездонный колодец ненависти.

— Скажи архангелам, что я принял решение.

— Рев не….

— Я не передам им Гэтель. — Не-а, он убедится, что Люцифер умрёт в утробе, а затем будет управлять Шеулом на стороне Сатаны. — И пускай катятся ко всем чертям.

И потом исчез с Небес.

Навсегда.

Блэсфим только что пережила худшую ночь на кушетке рядом с матерью в комнате для персонала. Потом ей не хватило горячей воды в душе. Теперь не работал фен. Блас была готова зареветь. Зато матери становилось лучше. Призрак лично осмотрел её прошлым вечером, и хотя он был озабочен внутренними повреждениями от «мрачной молнии», которые могли доставить много проблем, полагал, что если она будет поправляться в том же духе, то через неделю или около того будет готова к выписке.

— Блэсфим, — позвала мама из-за двери в ванную комнату, — твой пейджер пищит.

— Спасибо, мам, — пробормотала она.

— Что ты сказала?

Блас повысила голос:　

— Я сказала «спасибо, мам»!

— Не надо кричать.

Блэсфим прислонилась лбом к зеркалу. Как они смогут находиться в одном помещении… да ещё таком маленьком, и не известно, как долго? К черту причёску. Она должна приступать к работе. Ну и что, если до начала смены оставался ещё час? Ей нужно проверить сможет ли она взять сегодня вечером дополнительную смену. Затянув зелёной резинкой, влажные волосы в высокий конский хвост она почистила зубы и заскочила в комнату размером с коробку, где её мама, откинувшись на кровати, смотрела ежедневное утреннее шоу.

— Осторожнее сегодня, мам, — сказала Блэсфим, — ты всё ещё поправляешься. Больше не беспокой сотрудников.

— А ты не должна была разрушать мои планы по поимке Неистинного Ангела.

Блас стиснула зубы так, что они скрипнули.

— Я работаю с этими людьми, мама, — выдавила она, — так что веди себя прилично. Я зайду к тебе на ланч.

Дева, нетерпеливым щелчком пульта, лишила Эла Рокера голоса.

— Я не могу оставаться здесь вечно.

— Домой ты тоже пойти не можешь, — указала Блэсфим.

Её мать закатила глаза:

— У меня много друзей, у которых я могу остановиться.

— И ты, правда, готова рискнуть жизнью друзей?

Её мама фыркнула:　

— Да. Они бы тоже рисковали моей жизнью. Так поступают злые люди, Блэсфим. — Она подошла к тумбочке за баночкой лаймового желе. — И я поражена тем, что ты делаешь так же.

— Это совсем другое.

— Да? И почему же? Ты подвергаешь своих друзей и всю больницу риску, ты об этом не задумывалась?

— Да, но… — Блэсфим осеклась. Но что? А ничего. О, боги, она была такой же плохой, как и её мать, да? Призрак заверил, что им лучше остаться здесь, и она так хотела спасти свою шкуру, что даже не подумала возразить. — Ты права, — сказала она. — Мы не можем здесь оставаться. Но мы не будем подвергать риску кого-либо ещё.

Дева покачала головой.

— Как мне удалось вырастить тебя такой порядочной? Ты наполовину падший ангел, дорогая. Веди себя подобающе.

— Ты же раньше была ангелом, — напомнила Блас. — Неужели совсем этого не помнишь?

— Помню, что было весьма скучно, и поэтому я пыталась внести сумятицу в рядах архангелов.

— Внести сумятицу? Ты добилась лишь того, что тебя выперли с Небес!

В припадке ярости Дева швырнула пульт через всю комнату, и он разлетелся на мелкие кусочки.　

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — прошипела она, её клыки стали удлиняться по мере нарастающего гнева. — Ангельская иерархия там превыше всего и не дай Бог, кто-то попытается подняться выше своего положения. Некоторые из нас жаждали больше власти, и Рафаэль собирался предоставить нам возможность. И если бы не его приятель Стамтиэль, пославший меня на заранее обречённую миссию, при выполнении которой меня схватили, мы бы совершили революцию.

Это было первый раз, когда Блэсфим слышала о причастности архангелов к заговору, в котором были замешаны её мать и отец. После которой Дева так эффектно потерпела крах.

— Боже, если уж ты берёшься за что-то, то делаешь это на отлично, не так ли?

Дева пожала плечами и откинулась на подушку, когда её приступ ярости пошёл на убыль.

— Как говориться у людей? Полюбить так королеву, проиграть так миллион! — Она указала на разбившийся пульт. — Будь хорошим маленьким бесёнком и принеси мне новый.

Блэсфим в жесте поражения вскинула руки.　

— Ладно, я сдаюсь. Мне нужно идти работать. Не уходи из больницы и пожалуйста, постарайся оставаться в этой комнате. — Последнее что нужно Блас, чтобы её мать слонялась по клинике и создавала проблемы. — Я вернусь позже.

— И что потом?

— Не знаю, — честно призналась Блас. «Ждать и наблюдать». Боже, как она ненавидела такой подход к делу, что было весьма забавно, ведь в девяноста процентах в этом заключалась работа врача. Жди и наблюдай, как пациент будет реагировать на лечение. Жди и наблюдай, прошла ли операция успешно. Жди и наблюдай, умрёт ли твой пациент, потому что ты больше ничего не мог для него сделать.