— И начальство своё районное и в управлении не забудьте поблагодарить, — улыбнулся я. — Начальство любит подхалимаж. За совет, за помощь, за поддержку ваших начинаний.
— Ну, как без этого! Придумаем, что сказать, — кивнул Волошин.
— Главное, не переживайте. На телевидение все равно ничего ненужного не попадет. Наверху приняли решение снимать про позитив, и съёмочная бригада наперекор начальству идти не будет. Так что всё будет хорошо, — с этими словами я поднялся, и они протянули мне руки.
Хорошо-то, хорошо, да есть нюансы. Страшно представить, сколько у них теперь появилось и ещё появится завистников и недоброжелателей. Ну, с этим мы будем позже разбираться, сейчас им важно грамотно поработать со съёмочной бригадой.
Мы попрощались, и я пошёл к своей машине, что оставил у входа.
Италия. Рим.
Третий секретарь посольства СССР в Риме Астахов, а по факту резидент советской разведки в Риме, получил шифровку из Центра с заданием проверить появившуюся информацию, что американцы планируют перебросить на авиабазу Авиано военные самолёты, в частности, бомбардировщики, а также ядерное вооружение. Первоначально требовалось уточнить это у профильных контактов в Риме, а при необходимости выехать и в окрестности Авиано, чтобы разобраться на месте.
При этом особо подчёркивалось, что данная информация может являться провокацией французских спецслужб с целью выявления нашей резидентуры в Италии.
— Да чтоб вас! — с раздражением откинул от себя шифровку Астахов. — Вы бы уж там определились бы в Центре, ловушка это или нет, прежде чем меня туда посылать? Понятно, что у меня дипстатус, не посадят, а вышлют в двадцать четыре часа… Но карьера-то после этого будет загублена! После такого провала за пределы СССР носу уже не высунешь…
Но одно дело выразить вот так свои эмоции, а другое — понимать, что никуда не денешься, поручение придется выполнять… Никого особенно в Москве его личная карьера не интересует, если дело надо делать…
Москва. ЗИЛ. Комитет ВЛКСМ.
Секретарь заводской комсомольской организации Григорян собрал комсоргов заводских подразделений на собрание, посвящённое празднованию дня рождения Ленина.
— Предлагайте, товарищи, мероприятия, кроме субботника, — сказал он. — Субботник будет двадцать первого апреля.
— Заводская спартакиада, — предложил один из комсоргов. — У нас сколько секций? И теннисная, и плавания, и самбо…
— Гиревой спорт, — подсказали ему.
— Эх, футбольное поле ещё не просохнет, — с сожалением сказал ещё один участник собрания.
— Ничего, и этого достаточно, — проговорил помощник Григоряна, едва успевая протоколировать предложения.
— Спартакиада, значит… Ну, это мероприятие можно на неделю растянуть, — одобрительно кивнул тот. — Ещё что-нибудь?
— А давайте монтаж праздничный подготовим! — предложила молодая девушка. — С участием и спортсменов, и агитбригады, и… Кто у нас ещё может принять участие?
— А что? Хорошая идея, — одобрил Григорян. — Значит, товарищи, провести в цехах у себя работу, найти таланты… А помните, у нас парень на Новый год жонглировал? Не помню, откуда он?
— ЦДХ, Артур Георгиевич, — напомнил ему помощник.
— Только сценарий надо с идеологическим уклоном, — скромно уточнила девушка. — Это же не просто концерт на Восьмое марта…
— Будет у нас сценарий, — уверенно ответил Григорян. — Ивлеву поручим. У него такой опыт в писательском деле!
— Точно. Он же журналист! — поддержал его Варданян.
— Позвони ему прямо сегодня и озадачь, — тут же распорядился Григорян. — Чем раньше начнём, тем лучше. И сценарий за два дня не напишешь, и на репетиции время нужно… А двадцать второе апреля вот, рукой подать! Не расслабляемся, товарищи!
Москва. Один из ресторанов при гостинице «Россия».
Захаров ждал генерала милиции Горьковенко. Тот сам попросил о встрече. В ожидании старого знакомого Захаров успел сильно разволноваться. Дела у него, в последнее время, шли неважно, кресло под ним начало сильно шататься. Член ЦК Крестников, располагающий очень неплохими связями в Политбюро, решил, что на его место есть более достойный претендент, молодой, активный, а главное, состоящий в родстве с его женой. Идти прямым путём Крестников не мог, и строил всяческие козни, чтобы появился повод сместить Захарова.
Наконец Захаров увидел Горьковенко и приподнялся из-за стола, чтобы тот заметил его.
— Ну, что у тебя, Борис Васильевич? — накинулся на генерала Захаров. — Рассказывай, не томи.
— Да что рассказывать, Виктор Павлович? Крестников давит…
К ним подошёл официант и мужчины сделали заказ.
— Крестников давит, — продолжил генерал, когда они отпустили официанта, — дёргается… Он уже, наверное, второй месяц ждёт выполнения своей просьбы к нам вас зарыть…
— А вы что? — сильно нервничая, спросил Захаров.
— Что мы? Имитируем бурную деятельность, как договаривались, — хмыкнул тот. — Хотя, он уже откровенно говорит, найдите хоть что-то, а за мной не заржавеет.
— А он только к тебе обратился, Борис Васильевич? — подавленно посмотрел на собеседника Захаров.
— Ну, он же тоже не идиот, конкуренцию создавать в наших рядах, — серьёзно ответил тот. — Мы же можем и обидеться.
— А если не в ваших рядах?
— Ну, а в чьих? Комитетских, разве, ещё припашет?.. Хотя, может, конечно… Тут, Виктор Павлович, я вам не смогу ничем помочь.
— Я понимаю, — кивнул Захаров. — Вы главное по своей линии как надо отработайте.
— Обижаете, Виктор Павлович! Без вашей поддержки не был бы я генералом. Я добро помню…
Приехал домой, а у нас девичник! Ксюша, Женя Брагина с Кариной. С ними ещё мама и Анна Аркадьевна. Завтра свадьба Алдониных. Думал, они платья готовят или ещё что-то в этом роде. А они выкуп невесты репетируют.
Галия мне быстренько, где ужин искать, показала, и в большой комнате со всеми закрылась, только еще на многоканальник мне показала, мол, обрати внимание.
А там записки о звонках из комитета комсомола ЗИЛа и с радио.
Без всякой надежды набрал Варданяна, помощника секретаря комитета комсомола ЗИЛа, но понятно, в пятницу вечером его уже не было на работе. А вот Латышева оказалась ещё на месте.
— Павел, что-то вы у нас давно не были, — начала она таким тоном, как будто я сам выбираю, когда мне к ним приезжать записываться.
— Так а я вот как раз сижу и жду вашего звонка с нетерпением, — ответил я в том же тоне, стараясь не дать ей понять, что это сарказм.
— На следующей неделе хотели вас пригласить на запись, — сказала она, явно ничего не заметив.
— Хорошо. Только также давайте, две программы сразу, если можно.
— А темы у вас есть какие-то предпочтительные? — поинтересовалась она.
— Интересные темы, как показывает моя лекторская практика, это, записывайте — «Перспективы газа в мировой экономике» и «Атомная энергетика: перспективы и риски».
— Правда? Это людям интересно? — удивилась она.
— Ну мы же хотим на серьёзные темы говорить, правильно? Считаю, что нашу советскую молодежь необходимо готовить к тому, какую роль будут играть газ и атомная энергетика в их будущем… — я был очень настойчив.
Ну ясное дело — я эти темы недавно читал для Комитета. Все подготовлено, почему бы теперь уже обкатанное на радио не использовать? Никаких требований ко мне о невозможности использовать тексты своих лекций где-либо еще никто не предъявлял. Вот и буду экономить время, пользуясь этим.
— Да, конечно. — поспешно согласилась она со мной, видимо, чтобы не прослыть ретроградкой, — я уточню всё и перезвоню вам, только это уже будет в понедельник.
— Конечно. Буду ждать звонка.
Мы попрощались и я понял, что малость перегрузил себя. Завтра у нас праздник. Надо отключиться от работы и как следует отдохнуть.
Ну, как раз сегодня тренировка. Время осталось меньше часа до начала. Быстренько собрался и поехал.