Парторг Яропольский, поджидавший меня у выхода со сцены, с любопытством разглядывал меня.

— Ну, вы даёте! — заметил он, прищурив один глаз. — Такой бардак из лекции устроили!

— Разве? — удивился я. — А по-моему, очень успешно выступил. Все слушали, все вовлеклись, равнодушных не осталось, люди высказывались, спорили…

— Я об этом и говорю, бардак! — уверенно заявил он.

— А как надо было? — остановился я. Лучше сейчас всё выяснить, чем он потом позвонит Ионову и даст отрицательную оценку моему выступлению. — Отстоять двадцать пять минут, читая методичку нудным голосом? А потом таким же нудным голосом спросить, есть ли вопросы? Чтобы в зале точно поняли, что в гробу я видал в белых тапочках их вопросы? И не получив их, быстренько уехать домой?

— Ну а что, вам понравилось вместо двадцати пяти минут сорок минут выступать? — хитро посмотрел он на меня, и я вдруг понял, что старикан тот ещё провокатор.

— Да, сегодня мне очень понравилось. У вас живой, думающий коллектив. Люди задавали интересные вопросы. И кстати, чувствуется, они привыкли к такому формату обсуждений, — многозначительно посмотрел я на него. — Они у вас не боятся высказывать своё мнение.

Парторг рассмеялся с довольным видом. Угадал я, что он пытается за счет меня развлекаться! Вот только не на того попал…

— Да уж. Видели бы вы, товарищ лектор, что у нас на политинформациях творится! Особенно, когда мы международную ситуацию обсуждаем. Спасибо, что не превратили, как некоторые, свое выступление в монолог.

— Вот, я же сразу почувствовал, что зал готов к общению, — улыбнулся я.

Дальше он отвёл меня к себе в кабинет и торжественно вручил перевязанную шпагатом коробку.

— Вижу, у вас обручальное кольцо на пальце, — улыбаясь, сказал он. Я понял, что он зауважал меня, после того, как я не попался на его провокацию. — Сегодня ваша супруга будет вами очень довольна.

Судя по тому, что коробка была полной, но легкой, он мне пряжи отсыпал.

— Спасибо, Всеволод Владимирович, — поблагодарил я его.

Он проводил меня до проходной, прощались мы, как старые добрые знакомые.

Но мужик, конечно, очень непростой. Страшно представить, в какое бы он смущение ввел обычного молодого человека, пришедшего на фабрику прочитать лекцию. А не матерого зубра наподобие меня в шкуре студента. Я таких провокаторов десятки видел. А однажды даже одному морду набил. Слишком далеко он зашел в своих провокациях… Кстати, он сам потом это признал, и даже извинялся.

Не удивлюсь, если парторга крепко ненавидят десятки людей. Так-то он ко мне дружелюбие проявил чисто потому, что понял, что я крепкий орешек. Зауважал как равный равному. А если он вот таким манером людей нестойких и в себе неуверенных выводит на утверждения, которые противоречат официальной линии? Да еще и публично, чтобы потом вразумить и поставить на истинный путь, демонстрируя всем, какой он умный и правильный, в отличие от некоторых. С другой стороны, много вопросов от коллектива, люди не зажатые, не молчат… Или он, напротив, своих работников оберегает, как курица-наседка, а наезжает только на гостей фабрики? Самоутверждается за их счет?

Ладно, чужая душа — потемки. Мне есть чем заняться, помимо прикидывания его психологического профиля…

Лубянка

Полковник Воронин при первой оказии, когда зампред появился, отправился к нему и доложил, что «Скворец» вернулась из Рима и привезла сведения, что американцы нацелились на авиабазу Авиано и планируют там размещение ядерного оружия и средств доставки.

— Ну и что ты, Павел Евгеньевич, обо всём этом думаешь? — спросил зампред. — Игра с её участием началась?

— Сложно сказать, — пожал плечами Воронин. — Проверить надо.

— Проверить, в любом случае, надо, — согласился зампред. — Но, какова вообще вероятность, что американцы пойдут на это после прошлогоднего визита Никсона?

— Кто ж их знает? — усмехнулся полковник. — Но я бы к ним спиной-то не поворачивался, от них всего можно ожидать.

— Согласен… Значит, в любом случае надо направить в Авиано поручение резидентуре проверить эту информацию.

— Я ещё дал указание куратору показать «Скворцу» фотоальбом с образцами формы стран НАТО, — добавил полковник, — может опознает форму этих двух офицеров. А то слова, что французский у них был как родной, не имеют большого значения. Она же не урожденная француженка, чтобы это точно понять.

— Правильно, — озабоченно барабанил пальцами по столу зампред. — С результатами сразу ко мне. Если все это подтвердится, тут такое закрутится… Прямая дорога с этой информацией в Политбюро… Работы будет непочатый край…

— Конечно, Николай Алексеевич.

Воронину, когда он вышел в коридор, захотелось, как когда был мальцом, попытаться подпрыгнуть до потолка от восторга. Хоть бы подтвердилось… Доклад в Политбюро… Да это же гарантия, что у него появятся генеральские погоны!

Москва. Городской дом культуры.

Вечером Диана отправилась на репетицию в дом культуры.

Хорошо, что он находится не на той же станции, что и мой институт, — думала Диана, — меньше шансов потом случайно встретиться с кем-то…

Поднимаясь на эскалаторе, она сосредоточенно думала о том, как будет сейчас ориентироваться наверху. Она представила карту района, которую рассматривала дома перед выездом, и направилась в сторону улицы, на которой располагался Дом культуры. Найти нужный номер дома, найдя улицу, уже было делом техники.

На входе она уверенно сказала, что ей надо в театр. Вахтёрша преклонного возраста охотно рассказала ей, как пройти. А в зале Диана тихонько пристроилась в задних неосвещённых рядах, и никто не обращал на неё внимания всю репетицию.

У Дианы был уже готовый план, когда она пришла. Но глядя на молодую актрису, которая пришла на репетицию с ребёнком, она всё переиграла и загорелась совершенно новой идеей. Актриса была невысокого роста и дочка у неё была миниатюрная. Судя по тому, как малышка выходила на сцену в нужное время и выдавала нужные реплики, девочке было уже года четыре, но выглядела она годика на три, не больше.

Диана так разволновалась, глядя на мать и дочь, что даже губы начала покусывать, обдумывая предстоящий разговор с актрисой. Женщине было уже под тридцать, играла она старательно, но мало… Совсем мало. Её роль была даже не второго или третьего плана, а из разряда, про которые говорят: «Кушать подано». Даже у её девочки реплик было больше, и малышке доставалось гораздо больше внимания того же худрука, чем её маме.

— Молодец, Зоечка, — говорил он после каждого её выхода. В то время как взрослым доставались в основном упреки и за интонации, и за осанку.

Маму девочки звали Катя. Диана отметила всё это для себя. После репетиции вышла первой на улицу и осталась стоять немного в стороне, чтобы понаблюдать, с кем мать с дочкой пойдут домой. А то вдруг, это семья, допустим, худрука, тогда весь её план полетит к чёрту…

Но они вышли все вместе и разделились, направившись в разные стороны. А худрука под руку взяла актриса, игравшая главную роль.

А отец был прав, когда отговаривал меня от этой профессии, — хмыкнула про себя Диана и поспешила следом за матерью с дочкой, идущими вдоль по улице вдвоём.

— Катя! Подождите пожалуйста! — крикнула она вдогонку и быстро догнала их. — Здравствуйте. Меня зовут Ольга, — представилась Диана. — Я помощник режиссёра на киностудии имени Горького. Была сегодня на вашей репетиции… Катя, мы ищем актрису вашего типажа… Понимаете, режиссёр молодой, ещё малоизвестный, именитые актрисы к нам идти не хотят… Не хотите ли вы попробоваться?

— А что за роль? — быстро взяла себя в руки растерявшаяся было актриса.

— Ну с этим есть один нюанс, — расстроенно проговорила Диана, — что у нас героиня лет на двадцать старше вас… Но я почему-то вас так хорошо на ее месте представила…