— Ну, Митрофан Ефимыч, колодец мне надо вырыть. Пойдем, поглядим, где его надо рыть и сторгуемся за сколько и как.

Колодезник берет железную лопату, мешок. В мешок кладет веник бересклетовый[25] и чугунную сковороду и идет.

Приходит, спрашивает:

— Где вы думаете колодец рыть?

— Вот тут, вот.

Как солнышко садится, он своим бересклетовым веником разметает круговину вокруг себя, как рукой можно достать. И на этом чистом месте опрокидывает сковороду. Отламывает три прутика от этого бересклетового веника и кладет пальца на два от этой сковороды, и идет домой. На другой день приходит до восхода солнца, берет эти прутики по одному, разглядывает, потом подымает сковороду и тут же хозяину скажет — колодец будет глубокий или мелкий и вода будет плакун или родниковая, и в какую сторону податься, чтобы побольше было воды или поближе.

Это все точно он предсказывал. Так вот он и рыл всю жизнь колодцы, а было ему уже лет пятьдесят.

И стал он раз колодец рыть общественный, на дороге, чтобы лошадей поить.

Сажени две еще не вырыл, вдруг попался ему камень, да такой большой, что насилу он его выковырял. Зашумел: «Подайте сюда крептук»[26]. Еще один спустил камень, привязали, стали тянуть воротом — вытянули этот камень. Оказался он не камень, а кремень, чем огонь добывают. Целую неделю вся деревня шла: кололи да брали. Дюже он был хорош. Как вдаришь, так во все стороны искры сыплются, как дождь. Колодезник опять спустился вниз, копнул раза два-три, вдруг как хлынула вода. Он зашумел:

— Давайте сруб!

Поставили в колодце сруб, вложили детеныша[27]. Колодец был готов. Постановили соху, повесили журавец и бадью деревянную с железными прутьями. Поставили водопойное корыто, чтоб поить скот. Врыли столбочек, повесили иконку, отслужили молебен и стали воду брать.

Настолько все село было благодарно — все снимали шапки. Вода у них свежая, ключевая и огня в каждом доме теперь вволю — раньше все друг к другу за жаром ходили. Все остались довольны. Прошло года четыре, а может и более. Опять наняли этого колодезника рыть. Колодец на разъезжем прорыл он дня два, а может и три, и нашел клад. Говорили, что здесь будто русский богатырь Ивашка Белая Епанча Сорочинская Шапка этот клад заложил.

Когда колодезник нашел клад, с тех пор стал богатым. Больше колодцев не рыл.

В этом же селе жили муж с женой бедные-бедные. У них детей было много: двое двоечь, трое троечь, да семеро по одиночке. Так они бедно жили, хлеба досыта не ели, квасу не пили, а брагу давно не варили. Да еще скоро должен быть ребенок.

Когда она собралась с родами, пригласили бабку-повитуху. Народилось два мальчика. Бабка-повитуха, не будь дурна, схватила одного мальчика в пеленку, постучала в окно колодезника: «Возьмите сыночка, вам бог послал», — и пошла. Они вышли: видят — сыночек. Обрадовались и стали его выхаживать.

Как все равно быть этому, он рос не по дням, а по часам. Он был высокий, стройный, плечистый. Не парень, а кровь с молоком. Старик со старухой померли. А те недалеко живут, да не знают. Одна бабка-повитуха знает, кто его родил.

Женился этот подкидух[28] на богатой баронессе. В ихней губернии был богатый барон, у него была одна дочь, красавица. На этой баронессе он и женился. Пошла слава по всей округе про подкидуха. Говорят, что он седьмой гильдии купец, а кто говорит: «Он сам барон». У него ведь и денег сметы[29] нет.

Прожил он с молодой женой год, а то и более, народился у них сын, которого они назвали Алим.

Для Алима было все предоставлено: нянюшки и мамушки. Просто Алим как сыр в масле катался.

Когда исполнилось Алиму лет девять, он стал отца просить:

— Папа, разрешите запречь кучеру тройку самых лучших лошадей и покатать меня по полям, по лугам, по дремучим лесам. Мы скоро вернемся.

Отец сказал:

— По полям, по лугам можно. А в дремучий лес нельзя. От нас верст двадцать пять лес. Там живут разбойники. У кого что пропадет, так и не ищут: знают, что это они взяли.

— Какие такие, папа, разбойники?

— Да просто такие же люди, как и все, только когда кто едет лесом, они обижают, грабят.

Алим дал отцу слово, что в лес не пойдет.

Барон позвал кучера, велел заложить тройку лошадей, посадить на тройку Алима и везти его туда, куда скажет Алим.

— Ну, с закатом солнца, чтобы были дома.

Кучер запряг лошадей, сел Алим, и поехали. Ехали они чистыми полями, бархатными лугами и подъехали к дремучему лесу. Кучер и говорит:

— Может, вернемся назад.

А Алим ответил:

— Только вперед.

Ослушаться кучер не посмел, и они поехали дальше, вперед. Они едут дальше. Дорога идет в глубь леса. Сделалось темно. Алим и говорит кучеру:

— Кучер, поди посмотри тут за кустами, где дорога назад, а я посижу здесь в карете.

Кучер пошел. Алим сидел, сидел и думает: «Влезу я на дерево и посмотрю, нет ли где огонька. Мы на этот огонек и повернем, или пешком пойдем».

Вышел Алим из кареты и думает: «Вот дерево, дуб, я на него и влезу. Нет, это повыше, чем это». Не заметил, как зашел вглубь.

А кучер пришел: нету лошадей и кареты. Он подумал, что Алим не стал его ждать и уехал. Кучер обратно пошел по дороге домой.

Алим выбрал все же высокое дерево, влез и увидел огонек. Приметил этот огонек, спустился, пришел на дорогу, тоже нет ни лошадей, ни кучера. Он и пошел на этот огонек.

Подходит он — двор, огороженный высокими досками, залаяла собака. Вышел хозяин, пригласил его в хату и спросил:

— Чего вы хотели?

— Переночевать.

— Оставайся.

Оказалось, это разбойники. Он сам к ним пришел. Их было трое. Алим оказался четвертым.

Утром встал он, спешит убираться домой. Они спрашивают:

— Ты далеко?

— Домой.

— Нет, ты останешься здесь навсегда. От нас дорога заколдованная. Не выйдешь, пока мы не выведем.

Ну, он поплакал, поплакал, да делать нечего, стал жить. Они его стали учить своим занятиям. Мальчик хорошо понимал и делал, что его заставляли.

Однажды спрашивают его разбойники:

— Хочешь домой?

— Хочу.

— Ну, сделай то, что мы тебе прикажем.

Вывел его разбойник и говорит:

— Вот иди по этой дороге, увидишь старика, будет пару волов на базар гнать продавать. Так ты приведи нам одного вола, и мы отпустим тебя домой.

Алим взошел в лес и выжидает. Видит из кустов, старик ведет пару волов продавать.

Алим снял с одной ноги сапог, бросил на дорогу, а сам пошел вперед по дороге, куда старик шел. Дорога была извилистая.

Старик шел-шел, глядит — сапог лежит. Он поднял, дюже хороший сапог был, сафьяновый, и говорит:

— Прямо моему внучку. Да кабы было два, а то на что один? Дай я его положу, а то, может, кто потерял, так вернется, возьмет.

Положил сапог, взял волов и пошел дальше. Алим за это время прошел кустами вперед, сбросил другой сапог с ноги на дорогу, а сам в кусты.

Старик подходит, глядит, еще сапог лежит:

— Э-э, так ведь это к тому сапогу пара. Тот был с правой ноги, а этот с левой. Дай я вернусь, никто следом не шел. Он, небось, цел.

Привязал старик волов за дерево, взял сапог, положил в сумку и пошел за тем сапогом.

Дошел, взял сапог и идет, пришел на это место, а ничего нет, только налыгач[30] на березе висит, обрезан. Ни волов, ни сапога — нет ничего. Старик глянул по сторонам, почесал в затылке и говорит:

— Э-э, вправду говорят: «Чужое мило, да пройди мимо». Пройди и я мимо — ничего бы и не было.

Алим приводит волов разбойникам. Они велели одного, а он приводит двух. Разбойники говорят:

— О-о! Вон конюшня, отведи их туда, поставь в стойло.