— Ну же, детектив Миллер, как коллега коллеге. Каково ваше мнение?

— Мнение касательно чего? — этот напор стал мне немного неприятен.

— Она вменяема и даже очень, — его глаза, словно проткнули меня. Нет, об уровне её вменяемости я не собирался задумываться.

— Я не психиатр, мистер Майерс, но мне довелось видеть её припадок в изоляторе, поэтому, в этом вопросе, придержусь всё-таки мнения общественности.

Мужчина нервно и разочарованно выдохнул и потёр виски.

— Я заинтересовался её персоной буквально сразу же, как заступил интерном в эту клинику. Она другая. В ней присутствует логичность, личность и невероятное терпение. И самое интересное, у неё нет прошлого, что меня и насторожило. По данным базы, она мертва уже девять лет.

Я слегка подпрыгнул на стуле:

— Не понял.

— Я тоже не понял. У неё нет личного дела. А в базе департамента она числится мёртвой. Она перестала существовать.

— Хорошо, ясно о чём речь. Но вы не меньше моего должны понимать, что в базе могут встречаться ошибки. Программа не всегда безупречна. Сколько таких Джилл Кэйтор в нашей стране? Полсотни, может больше.

— Да, я это понимаю, но в совокупе это всё не даёт мне покоя. Для меня она вменяема, говорю, как человек с психологическим образованием.

— Интерн без опыта, — поправил грозно.

— Пусть так! Но я всё равно не верю в то, что эта девушка страдает подобным синдромом…

— Так, тормозни, — прожестикулировал я. — На "ты", ничего? Мы всё-таки коллеги, — дождался кивка. — Я не могу поддержать тебя в данных выводах, так как знаком с Джилл мало и довольно при жутких обстоятельствах, поэтому давай сразу к сути. Ты хочешь сказать, что она — невинная овечка, но кто-то нарочно её дискриминирует и укрывает от общества?

— Льюиса мы задержали в момент, когда он зверски избивал девушку, — услышал опять не тот ответ. Он хуже угря, изворотливый до невозможности. — За время своей работы здесь, я очень часто наблюдал следы побоев на ней и при довольно странных обстоятельствах — странгуляционные борозды от бинтов, посещение перевязочной без сопровождающего, попытка самоубийства лекарствами, в момент, когда перед тобой ряд скальпелей и зажимов.

— Это тоже можно объяснить, — где-то хотел ему верить, но все его доводы были так далеки от моего понимания и, тем более, от эмоций. Кастер безнадёжно вздохнул:

— В ночь её побега все камеры были обработаны. Вырезан сам момент её ухода. Доступ к ним только у главврача и ординаторов. Девушка прошла через охранный пункт с фальшивым пропуском и не в больничном одеянии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это было пальто, — вдруг сорвалось вслух из моего мозга.

— Что? — запнулся Майерс.

— В заброшенном доме мы нашли пальто и довольно дорогое, — говорю, как коллега коллеге. За это бы Вайлет съездил мне по хребту.

— Заброшенный дом?! Что ещё за дом? — он не понимая смотрел на меня.

— Девушка была там, когда сбежала. Там же мы и нашли пальто. Муж Робертс опознал его, сейчас оно на экспертизе.

— Эмму убили за то, что она помогла Джилл бежать. Доктор вообще многое знала, но молчала.

— То есть, по-твоему, причина её смерти в этом?

— Думаю, что да.

— Пальто на экспертизе, если это так, то на нём будут отпечатки пальцев Кэйтор. Но как быть с тем, что сама подозреваемая берёт вину на себя?

Майерс поник.

— Не знаю, это и сводит с ума. Возможно, она боиться его или пытается уберечь других.

— Если так, тогда вопрос к тебе такой. Эта девушка для тебя что-то значит? — этот момент мне нужно уяснить, чтобы понять остроту его мотивации. Такого печального и безнадёжного взгляда я ещё никогда не видел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

ДЖИЛЛ

О боже мой!

Не успела открыть глаза, но умом осознала, что меня вывернуло наизнанку. Грудь что-то, как будто, рвало, не давало дышать. Чья- то рука погладила по спине, явно облегчая моё состояние. Это была медсестра. Она помогла мне снова лечь на кресло.

— Дышать больно, — пожаловалась я ей.

— У тебя ребро треснуто, — ответила медик. — Сейчас наложим тугую повязку. Зафиксируем. Голова болит?

Я прислушались к себе.

— Немного, — ощутила жжение на щеке. Тронула пальцами. Больно.

— Так, аккуратней, — медсестра серьёзно глянула на меня. — Я наложила швы.

Швы — эхом повторил мой мозг.

— Я долго была в без сознания?

— Прилично, — женщина прикинула в голове. — Считай, и рентген тебе уже сделали, и залатали.

Она отвернулась, продолжая наводить порядок от процедурных махинаций.

Почувствовала, как спина зверски затекла. Шевельнулась. Боль в ребре тут же отразилась на моём лице.

— Обезболить? — сочувствующие спросила она.

— Нет, думаю, потерплю, — мотнула головой.

— Смотри, — пожала медсестра плечами. — Надо ещё выяснить отчего у тебя была рвота. Возможно, сотрясение. Томограф будет работать только завтра утром. Придётся подождать.

Дверь в операционную открылась. Сердце застучало.

— Наконец-то, пришёл, — медсестра облегчённо вздохнула. — Помощь не помешает.

— Иди, я сделаю.

Я готова была раствориться в кресле, просочиться сквозь него. Жалобно смотрела на женщину, моля остаться, но та не повела и ухом.

— На рентгене четвёртое ребро справа треснуто. Наложи тугую. И с головой аккуратней, подозреваю сотрясение, — информировала она. — Так, а это я уберу, — женщина забрала следы моего срама, — если что зови, я на этаже.

Когда медсестра ушла, он приблизился к креслу. Я забыла, как дышать. Уставила на него тяжёлый взгляд.

— Как ты? — Этот вопрос ввёл в ступор. Ответила почти глазами. Мой мучитель выдохнул и направился к бинтам. — Почему? — следующий вопрос, повлёкший ворох мыслей и предположений о его сути.

— Я укусила его.

Услышала смешок:

— Укусила?! Зачем?

— Он такой же, как ты, — процедила сквозь зубы, чем вызвала теперь его ярость.

Вздрогнула от удара кулака по столешнице, ответный звон мединструментов. Когда-то в моей жизни происходило подобное. В голову ворвалась картинка моего отчаянного боя с ним, звон падающих инструментов, его гневное лицо и руки пытающиеся запихнуть в меня таблетки.

— Ошибаешься. Он хуже, — мужчина повернулся ко мне, держа в руках бинты и ножницы.

Дыхание перехватило. Подошёл. Видя мой страх, усмехнулся и потянул за рубашку к себе. Инстинктивно упёрлась в него руками. Он посмотрел на мои кисти. Замер. Лицо вдруг изменилось, стало мягче и прочла в нём… сострадание?! Взял в ладони, ту что без ногтей.

— Это в первый год твоей жизни с моим братцем. Ещё при мне. Ты сильно оцарапала его по лицу, когда он хотел изнасиловать тебя прилюдно. Он был пьян и в ярости велел избить тебя и… — горький смешок, — наказать эту руку, — тяжёлый болезненный вздох. — На живую. Эти мрази вырезали их с часовым интервалом, давая тебе возможность приходить в себя. — Мужчина закусил губу, уходя в своё прошлое, которое было и моей частью. — Я смог услышать только первый раз, на другие налакался горючего до потери сознания, чтобы не слышать твоих диких криков и смех этих сволочей.

Молчание. Взял ножницы и начал разрезать рубашку. Раскрыл мою наготу. Тело обдало холодом, покрывая мурашками. Его указательный палец заскользил по шраму от ожога под ключицей.

— Этот. Ты сложила неправильно его рубашки, — смешок. — Не заметила, что в белоснежные попала кремовая. Он снова велел тебя наказать. Они водили зажигалками по твоему телу. Здесь поднесли слишком близко. Этот, — погладил ладонью шрам на колене. — Ты сделала первую попытку, чтобы сбежать. Тогда он велел прострелить тебе ногу, самой, — его рука мягко оказалась у меня в волосах. — Ты отказалась, и его ублюдки снова помогли.