Я фыркнул.

— Ты сделал это специально?

— Да. Потом я пожалел об этом, но в тот момент я хотел, чтобы меня заметили. Кроме этого ничего бы не сработало. Я всё это натворил, чтобы привлечь к себе их внимание. Затем мой отец умер, а мама… да она не заметила бы, даже если бы я проколол каждый дюйм своего тела и сделал себе ирокез. Она бы просто сказала, что я её позорю.

— И ты оставил попытки достучаться до неё.

Он наклонил голову и провел рукой по волосам.

— Думаю, что так и есть.

Я хотел протянуть руку и коснуться его волос. Запустить в них свои пальцы. Они неопрятные, но выглядят так нежно. Мне хотелось обнять его и сказать, что я его понимаю. У меня нет семьи, а он не существует для его семьи. Я хотел сказать ему, что я его замечаю, даже если никто другой этого не делает.

Я знаю, что он мне на это ответит. Что он не достоин, чтобы его замечали. Поэтому я ничего не сказал. Так мы и сидели вдвоём на балконе бок о бок и грустили.

Гарольд позвонил через четыре дня и спросил, не хочу ли я с ним пообедать. Я отодвинул от себятелефонную трубку, посмотрев на нее так, словно она сошла с ума. Внутри меня нарастала паника. Что-то случилось? Может быть, мне не следовало тратить деньги?

— Успокойся, я просто хочу узнать как у тебя дела.

Я не успокоился, но всё же согласился пообедать с ним завтра недалеко от его офиса.

Гарольд выглядел как всегда презентабельно в костюме и галстуке, с седеющими зализанными волосами. Он смотрелся нелепо в этом кафе, в то время как я был как раз к месту со своими растрепанными волосами и дырками на штанах. Даже если бы он и заметил, что ему здесь не место, то виду бы не подал. Он улыбнулся и сел напротив меня.

— Как живёшь, Винсент?

Ещё до его приходая заказал себе напиток и теперь сидел и теребил соломинку, иногда поднимая глаза. Он меня раздражал. Почему я так нервничаю? Может быть, потому что до этого он приносил мне только плохие вести, и я боялся, что в это раз будет то же самое.

— Да всё в порядке.

Я не знал, как прямо спросить у него, чего он хочет.

— Это хорошо.

Он положил руки на стол. Разве раньше он не носил обручальное кольцо?

— Я знаю, что это выглядит по меньшей мере странно, что я тебя расспрашиваю. Я просто хотел сам удостовериться, что ты в порядке.

Я кивнул. Возможно, слишком быстро.

— Всё круто. Как видите, я в порядке. Живой.

Пока.

— Что у тебя новенького?

О, я зарегистрировался на форуме самоубийц, встретился с единомышленниками, размышлял о смысле жизни. На какую-то долю секунды мне показалось, что Гарольд знает всё до мелочей. У него в портфеле целое досье на меня, моя интернет-переписка, мои передвижения, количество часов в неделю, потраченное мною на утреннюю пробежку, и, возможно, он знает о моём решении сброситься с моста.

О боже, пожалуйста, скажи, что я не выгляжу таким испуганным, каким себя чувствую.

— Извините, что?

— Ясно. — Гарольд сделал ничего не значащий жест. Подошла официантка и предложила кофе, на что он улыбнулся и кивнул. Потом он повернулся ко мне: — Ты работаешь? Думал уже о колледже? Мэгги мне что-то говорила про колледж.

— О, — я выдохнул. — Я не знаю… На самом деле…

Слова повисли в воздухе. Его это не касалось, и я не знал, как ему это объяснить. Что бы он сказал, если бы узнал, что я почти всё время провёл в постели, не в силах заставить себя двигаться? Я ничего не делал. Совершенно ничего.

Гарольд тяжело вздохнул.

— Винсент, юридически ты уже взрослый. Но мне бы хотелось, чтобы это было не так, потому что я бы взял тебя к себе и присматривал бы за тобой.

Я посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Тебе было нелегко. По правде говоря, тебе пришлось довольно хреново. В тот день, когда ты появился у Мэгги, она позвонила мне и сказала, что хочет изменить завещание и оставить тебе всё то немногое, что у неё было.

— Я не хочу говорить об этом, — пробормотал я.

— Мэгги к тебе очень привязалась. Временами она была невыносима, но только богу известно, как сильно она тебя любила. И если что-нибудь случится…

— А какая вам разница?

Я не хотел говорить об этом, мне это причиняло боль. Я не хочу, чтобы меня принуждали к чему-то только потому, что этого хотела бы Мэгги. Она умерла и какой в этом смысл?

Казалось, Гарольд даже не смутился.

— А почему ты решил, что меня это не касается?

— Потому что вы были её адвокатом, но она мертва, — выпалил я. — Она умерла, а вы не можете работать на мертвых. Вы не можете попрощаться с ними, сделать так, чтобы они гордились вами, вы не можете жить ради них. Ну, ещё раз, какое вам дело до меня? Вы меня даже не знаете.

Я решительно встал и собрался уходить. Гарольд не пытался остановить меня. По крайней мере, физической силой. Но то, что он сказал в следующую секунду, заставило меня передумать.

— Сын Мэгги, Аллен, был моим другом детства.

У Мэгги был ребенок. Об этом я знал. Он умер заграницей много лет назад, возможно, ещё до моего рождения. Я даже не знаю, на какой войне он был убит. Мэгги не хотела мне рассказывать о нём, когда я спрашивал.

— Мэгги любила делать вид, что у неё всё хорошо. — Гарольд сложил пальцы в замок и уставился туда, где мгновение назад сидел я. — Она была сильной. Но Аллен всегда просил приглядывать за ней, когда его не было рядом, потому что ей было одиноко. После того как он умер, я старался чаще её навещать. Я и моя жена. Просто чтобы показать ей, что у неё есть кто-то, кто о ней заботится. Она потеряла мужа, а теперь и сына. У неё никого больше не осталось.

Наконец Гарольд поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— Годы спустя она призналась мне, что моя семья была единственной причиной, почему она не покончила с собой. Потом появился ты, и она сказала мне, что ты напоминаешь ей её в тот период.

Я был ошеломлен услышанным.

Я попытался представить себе, что Мэгги вот так просто сдалась, легла бы и ждала бы смерти. Нет, она была такая сильная, такая упрямая. Я никогда не видел, чтобы она плакала или была расстроена. Она была кремень, в то время как меня любая мелочь могла выбить из колеи.

— С тех пор как ты появился в её жизни, Винсент, к ней впервые за долгое время вернулось желание жить.

По его глазам было видно, что он говорит искренне.

— Если тебе что-то будет нужно, то обращайся, я всегда помогу.

Да. Да, мне нужна помощь. Я хочу… хочу перестать ощущать себя так. Кроме того, просто интересно: что значит чувствовать себя нормальным? Если убрать всё то, что было в моей жизни — неуверенность, боль, одиночество, целый каскад мыслей от сумасбродных до разумных в периоды моего маниакального настроения, и беспомощность, когда я понимал, что это настроение завладевает мной (вот как сейчас) — что останется в итоге? Пустота?

Я принимал лекарство, которое лишало меня чувств. Лекарство, которое буквально вынимало моё нутро и оставляло меня пустым внутри. Иногда я принимал его, потому что эта внутренняя пустота была единственным способом не дать разбиться моему сердцу. Вот это всё в моей голове, Гарольд, все эти эмоции, и я не знаю, как от них избавиться.

Я невольно улыбнулся и сказал:

— Нет, вы преувеличиваете. Я действительно в порядке.

Я извинился, сказал, что мне нужно идти, и оставил его одного наедине с его кофе.

Хорошее происходит с плохими людьми, а плохое — с хорошими. Я не отношу себя ни к тем, ни к другим. И, возможно, поэтому я такой, как есть. Именно поэтому я то ничего не чувствую, то могу пережить целую бурю эмоций. Поэтому мне тяжело дышать и щемит в груди, а мой мозг готов взорваться.

Я помчался домой, забаррикадировался изнутри и забрался на кровать. Каждый вдох требовал усилий. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Если бы мне не хватало воздуха, то я бы тут же упал в обморок, правильно? Я хочу позвонить Каспер. Или Адаму. Я хочу услышать голос кого-то, кто бы мог заверить меня, что всё будет хорошо, что я не сумасшедший и что это пройдёт. Каспер, наверное, скажет мне, чтобы я перестал драматизировать. Адам, скорее всего, просто бы сидел возле меня и молчал, но даже его присутствие помогло бы.