***
Я никогда до этого не был в больнице. Не было необходимости. Я ходил кругами, пока кто-то не указал мне на пост медсестры, где я назвал своё имя и сообщил, что ищу Дэбру. Оттуда меня направили на другой пост этажом ниже, где я нашёл маленькую, пухлую женщину с седеющими волосами и бейджиком«Дэбра». Я стоял возле её стола, смотря на неё, пока она не подняла глаза.
— О, я даже… Извините. Чем могу помочь?
Я показал телефон, как будто это могло всё объяснить.
— Вы, эээ. Вы звонили мне.
Её взгляд стал хмурым.
— Я Винсент Хейзлвуд, — сказал я и повторил: — Вы мне звонили.
Выражение лица Дэбры тут же смягчилось.
— О, дорогой… — Она отодвинула стул, встала и обошла свой стол.
— Я звонила по поводу Мэгги Аткинс. Ты её?..
— Приёмный сын.
Мой голос дрогнул. Чёрт, откуда это взялось? Я хотел бы сказать:«Яеё сын, где она?».Вот только Мэгги не усыновила меня официально. Я ей не позволил.
— Что с ней случилось? Упала в душе?
Взгляд, которым она на меня посмотрела… Он мне не понравился. У меня всё внутри перевернулось.
— У неё был сердечный приступ, дорогой, — сказала Дэбра.
Я уставился на неё, не понимая.
— Окей, — сказал я.
— Сегодня днём. Соседка была там. Но к тому времени, как приехала скорая помощь, они уже ничего не могли сделать.
Она погладила мою руку, но я этого совсем не почувствовал. Меня охватило своего рода оцепенение. Всё, что я мог сказать в этот момент:
— Женщины не умирают от сердечного приступа.
— Они… — Дэбра поджала губы. — Почему ты так решил?
Я просто уставился на неё, потому что у меня не было ответа. Это казалось правдой. Разве не так говорит статистика? Может, если я буду говорить и думать так, то это станет правдой.
Но не стало.
В конце дня я все ещё бесцельно бродил по дому, где Мэгги оставила размораживаться курицу к обеду и где на столе лежала открытая ею книга. Интересно, понравилась ли ей эта книга? И была бы она разочарована, что не дочитала её?
Я взял книгу и бросил её через комнату. Звук её удара о дальнюю стену был не таким, как я ожидал.
Я думал, что должен что-то сделать. Возможно, обзвонить знакомых и сообщить о том, что случилось. У Мэгги было несколько друзей, чьи имена записаны в блокноте на кухне. Но держу пари, что если здесь во время случившегося была наша соседка Пэнни, то весь город уже в курсе. У Мэгги не было семьи. Её единственного сына убили во время войны. У неё был только я, а у меня— только она. Единственное, что нас объединяло —то, что мы были одиноки в этом мире.
Никому я не был нужен. Кроме Мэгги.
Единственный человек, который когда-то дал мне реальный шанс, мёртв, а всё, о чём я могу сейчас думать — как разочарован тем, что она не присутствовала на вручении диплома.
Что-то не так с моей головой.
Я разорвал свой аттестат. Это всего лишь бумага. Это доказательство того, что я смог запомнить кое-какие факты и воспроизвести их в нескольких тестах. Это доказательство того, что я сделал то, что все делают. Это не доказательство того, что я особенный.
Я сидел на диване до глубокой ночи, думая о Мэгги, размышляя об одиночестве, больницах и бесполезных бумагах, которые не значат ничего, как только мы умираем.
Наверное, Джессика была права.
Глава 2
Когда мне было тринадцать, у меня появился мой единственный друг. Кори Ларсон была такая же одиночка, как и я, за исключением того, что я принимал своё одиночество спокойно, а она была громкой и нахальной. Мы хорошо ладили и проводили выходные вместе, смотря фильмы, где умирали люди или что-то взрывалось. По ночам мы гуляли по кладбищам. Её родители ненавидели меня.
Потом мне исполнилось пятнадцать. Почти каждый месяц я ввязывался в драки в школе. Мои оценки снизились настолько, что все думали, что я тупой. Я был тих, угрюм и погружен в себя, поэтому все считали меня высокомерным. У меня никогда не было девушки, и все думали, что я гей. Но это не главное.
Каждая моя приёмная семья была готова передать меня кому-нибудь другому. Регулярно. Я сменил уже пять семей, когда Мэгги взяла меня к себе. Но она жила в шести часах езды от моего прежнего места жительства. Для детей нашего возраста это огромное расстояние, поэтому я видел Кори дважды в первый мой год у Мэгги, один раз во второй год и ни разу за последние двенадцать месяцев. Она изменилась, превратилась в красивую девушку, которая привлекает к себе внимание, куда бы она ни пошла. Я думаю… Я не знаю. Она выросла. Она переросла меня.
Но Кори — моя единственная возможность поговорить с кем-то о Мэгги. Если я этого не сделаю, я взорвусь. Или выброшусь в окно. Или сброшусь с моста.
Последние несколько раз, когда я ей звонил, она или не отвечала, или говорила, что ей надо срочно идти. Я не привык к такого рода отказам, поэтому на следующее утро всё-таки написал ей емейл. Мне понадобилось тридцать минут, чтобы написать письмо на целую страницу. И ещё полчаса, чтобы вырезать всё, кроме нескольких строчек, и поставить слова в правильном порядке. Передать ими главное.
От кого: Винсент Х. <[email protected]>
Кому: Кори Ларсон <[email protected]>
Тема: Привет
Привет, как дела? Сегодня я окончил школу, и сегодня умерла от сердечного приступа Мэгги.
Было бы неплохо встретиться. Позвони мне.
Винс.
Возможно, она ответит. Может, и нет. Она не ответила на мои четыре последние емейла.
Но она всё, что у меня есть.
Другой человек, с которым я более или менее часто общаюсь, это Пэнни— назойливая соседка. Даже при том, что она была с Мэгги, когда та умерла, она не заглянула ко мне за целый день.
Вероятно, она ожидала, что я приползу к ней в истерике, нуждающийся в её сочувствии. Она тот человек, который любит чувствовать себя нужным и полезным. Интересно, какой полезной и нужной она будет себя ощущать, когда, в конце концов, найдёт меня повешенным в гараже или в обмороке на кухонном полу после пачки таблеток снотворного.
Возможно, ей будет всё равно.
Вместо того, чтобы каждые три минуты смотреть, не ответила ли мне по электронной почте Кори, я нашел на рабочем столе Мэгги ключи, сел в её минивэн (всё ещё пахнущий её духами) и поехал в то место, куда иногда хожу: городской приют для животных.
Он только открылся, когда я туда приехал. Волонтёры в красных рубашках смешались с толпой, разговаривая с семьями о потенциальном усыновлении питомца. Я вижу знакомые лица то там, то тут. Но даже если кто-то узнаёт меня, то никогда ничего не говорит, несмотря на то, что я прихожу сюда несколько раз в месяц в течение последних двух лет.
Это своего рода терапия— сидеть в тишине с кем-то, кто так же одинок, как и я, и знать, что они понимают тебя на инстинктивном уровне как никто другой.
Я направился к собачьим будкам. Кошки очень хорошие, но они сидят в своих зеркальных комнатах, и я не могу взять их или погладить, не спросив разрешения. К тому же сотрудники могут подумать, что я хочу забрать кого-то домой, и тогда мне придётся объяснять, что я не могу позаботиться даже о себе, не говоря уже о другом живом существе.
Собачий питомник наполнен громким непрекращающимся лаем. Я никогда не подхожу к лающим собакам. Я отыскиваю самую тихую, печальную собачку. Ту, которой, возможно, уже не будет здесь, когда я вернусь. Она попала в приют, потому что однажды её уже не хотели и отказались от неё, если же собаку никто не хочет брать из приюта, то её отводят в заднюю комнату и убивают.
На этот раз я выбрал ротвейлера по кличке Бэлла. Мех вокруг её морды начал седеть, и из-за болезни ног она не может уверенно стоять. Никто не хочет её забрать себе, потому что она старая и несовершенная. Я сел напротив её будки и стал перебирать пальцами по её клетке, пока она не расслабилась и не захромала ко мне.