– С кем?

– Какая разница? Мастеру сказали, что нам нужно сохранить мир с Авенией, а фермерам просто стоит переселиться в глубь страны, подальше от границы.

Я покачал головой, надеясь, что то, что здесь происходило, никогда не достигало ушей моего отца. Потому что, если он знал и ничего не делал… Нет, об этом я даже думать не мог. Чем больше я узнавал о правлении отца, тем больше понимал, что никогда по-настоящему не знал его.

Поместье Харлоу нельзя было даже сравнить с Фартенвудом, но зато оно казалось роскошным замком в сравнении с домиками, мимо которых мы проезжали. Это был прямоугольный дом из пятнадцати или, может быть, двадцати комнат, внушительный и крепкий на вид. Широкая лестница вела к высокому крыльцу и массивным двойным дверям. Я смотрел на них, разрываясь между отчаянным желанием спросить Харлоу, знал ли мой отец об авенийских ворах, и осознанием, что гораздо важнее продолжить мой путь в Авению. Я выбрал последнее.

Торговка, державшая Нилу, отказалась от моей помощи и спустилась с лошади сама, а я протянул руки к Ниле. Но женщина отстранила меня.

– Я сама справлюсь, – сказала она. Я отступил. – Спасибо за то, что вы сделали, но вы точно не тот человек, которому…

– Джосс позаботится о моей внучке, – раздался голос позади нас.

Очевидно, это был голос Харлоу. Он был высок, как Мотт, лет пятидесяти, но крепок и бодр. Густые волосы, скорее серые, чем черные, и глаза с длинными светлыми морщинками в уголках. С ним был его слуга Джосс, который вышел вперед и снял Нилу с лошади. Харлоу нежно коснулся рукой ее грязного лба, и впервые я увидел, как на щеках Нилы блеснули слезы. Харлоу кивнул Джоссу, и тот повел девочку в дом.

– Теперь что касается тебя, – сказал он, поворачиваясь ко мне.

Я перевел на него взгляд, но женщина, которая привела меня туда, заговорила первой.

– Мастер Харлоу, как видите, этот мальчик…

– Выглядит уставшим. – Он положил руку мне на плечо. – Ты можешь сказать мне, что с родителями Нилы?

Я не знал, что ответить, но по моему молчанию он все понял. На глазах его блеснули крупные слезы.

– Я понимаю. Мне никогда не отблагодарить тебя за спасение Нилы. Ты… ты… – Он пытался сказать что-то еще, но не смог. Наконец он проговорил: – Пойдем со мной.

Колени у меня сами собой согнулись, когда он сильнее сжал мне плечо.

– Все хорошо, – мягко сказал он. – Пожалуйста, пойдем. Я знаю, что ты голоден.

Пока он не сказал этого, я и не осознавал, что это так. Вдруг я понял, что больше всего на свете хочу есть. Итак, мы вошли в дом, обставленный со вкусом, но не слишком вычурно. Мы прошли по коридору налево – через небольшую комнату, должно быть, его кабинет. Оттуда он повел меня в скромную столовую, где уже ждал слуга с тарелкой свежеиспеченного хлеба и крынкой молока.

– Мы не слишком изысканно питаемся, но ты такой худой, что, наверное, вообще редко ешь, – сказал Харлоу.

– В последнее время нет. – Но хлеб пах так вкусно, к тому же впервые с тех пор, как я стал королем, я был голоден.

– Прости, я оставлю тебя одного, мне надо сходить к Ниле, – сказал Харлоу. – Я вернусь раньше, чем ты закончишь.

Так и случилось, Харлоу вернулся, когда я допивал третью кружку молока. Он улыбнулся, довольный моим аппетитом, и сел за стол напротив меня. Я сгорбился под его пристальным взглядом. Не время было производить впечатление.

Он изучал меня некоторое время, а потом заговорил:

– Отец Нилы, Маттис, был моим сыном. Упрямый мальчишка, он всегда все делал по-своему, даже глупости. Я любил его и умолял не уезжать из Либета. – Он достал золотые карманные часы из жилетного кармана, не новые, потертые, но для него, очевидно, бесценные. – Когда Маттис уехал два года назад, он отдал их мне. Он сказал, что там, куда он едет, время можно будет определять по солнцу над головой.

Я перестал есть, слушая его. На его лице было столько грусти, но вместе с тем на нем была решимость двигаться дальше. Он выглядел так, как чувствовал себя я, когда узнал о смерти родителей. Я сказал:

– Мне жаль, что я не смог спасти вашего сына. Я не знал, что там происходит.

Он наклонил голову, не понимая всего значения моих слов, потом сказал:

– Прости мое любопытство, но ты, очевидно, чужой здесь. Что ты делал там поздно ночью?

– Просто проезжал мимо.

– Ты авениец?

– Нет.

– Ты вор? – Я замешкался, потом покачал головой. – Нет, ты не вор. Хотя ты и одет, как вор, но ногти у тебя слишком чистые, волосы подстрижены, и, смею сказать, ты не пахнешь, как вор. Ты недавно мылся.

Меньше всего мне хотелось, чтобы разговор вертелся вокруг меня.

– Как Нила?

– Она плачет, но со временем, думаю, она справится. – В глазах у него сверкнули слезы, и он добавил: – Ты спас ей жизнь. – Я покачал головой. – Да, это так. Она рассказала мне все. Ты дрался с этими людьми, в одиночку.

– Они оказались так себе противниками, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Я не понимал, почему чувствую себя как дома и в то же время так неловко. Я положил салфетку на стол и встал. – Спасибо за еду, но мне пора.

– У тебя на рубашке свежая кровь. – Харлоу поднялся со стула и позвал слугу. Потом, даже не спросив меня, подошел ко мне и поднял рубаху и осмотрел длинный порез у меня на животе. – Тебя ранили?

Я отступил и опустил рубашку, хотя она все равно была разрезана.

– Просто царапина.

– Из простых царапин не вытекает столько крови.

Вошел слуга, и Харлоу велел ему принести повязки и спирт для обработки раны. Я застонал. Если дьяволы существуют, то они должны были бы радоваться. За свое доброе дело я должен был расплатиться болью, более сильной, чем боль от раны.

– Отведи его в комнату для гостей и перевяжи. Пусть отдыхает столько, сколько понадобится, а потом мы дадим ему приличную одежду.

Я запротестовал, но это было бесполезно. Слуга Харлоу вывел меня из комнаты, я же был так измучен, что не смог сопротивляться.

Я сам снял рубашку и лег на кровать так, чтобы он не видел шрамов у меня на спине. Я предпочел бы остаться в рубашке, но она была пропитана кровью, моей и матери Нилы, так что, пока ее не постирают, была совершенно бесполезна.

Тщетно пытаясь как-то отвлечься, я завязал разговор со слугой, пока он промывал мне рану теплой водой.

– Что за человек Ралон Харлоу? – спросил я.

– Самый лучший. Он добр, благороден и честен. Либет не смог бы выжить, если б не он.

– У него есть жена?

– Она умерла год назад… сэр. – Он чуть не подавился таким почтительным обращением ко мне.

– У него есть еще дети, кроме сына?

– Нет. Второго он потерял много лет назад. Это была большая трагедия. И, простите мне мое замечание, но вы немного похожи на его сына Маттиса. Он был старше, чем вы, и конечно, выглядел не так, но любой, кто знал Маттиса, заметил бы сходство.

Может быть, именно поэтому Харлоу так хорошо обошелся со мной. Может быть, я напомнил ему того, кого он потерял. Я хотел расспросить еще, но слуга начал обрабатывать рану губкой, смоченной в спирте. Я застонал, выгнул спину, потом сказал, что если он не остановится, я его ударю. Он убрал губку и на мгновение замер, не зная, продолжать обработку раны или позаботиться о собственном здоровье.

– Положи губку и перевяжи меня, – сказал я. – В рану попало достаточно алкоголя, он сам найдет себе дорогу.

Слуга взял бинты.

– Можно я спрошу вас, что там произошло?

– Нет, нельзя.

Он быстро закончил перевязку и предложил мне еще одну губку, смоченную теплой водой, чтобы я мог обтереться.

– Я оставлю вас одного, – сказал он и вышел из комнаты.

Я обтирался губкой до тех пор, пока не стал таким чистым, каким хотел быть, потом надел халат, который оставил мне слуга. Я не мог отправиться гулять по дому Харлоу в одном халате, поэтому лег на кровать в ожидании, пока слуга принесет мне одежду. Я не собирался спать, но когда снова открыл глаза, оказалось, что я лежу под теплым одеялом. Часы на столе показывали, что перевалило за полдень. Так долго спать я точно не собирался.