— Давай я поношу, — заглядывает в спальню Ляля.

Заносит маленький поднос с едой и ставит его на тумбочку. Комната наполняется ярким запахом жареных грибов и мяса.

— Нет, не нужно, — отвечаю тихо и сглатываю набежавшую слюну. Желудок издаёт голодное урчание.

— Роза сказала тебе пирога с молоком принести. Весь вечер пекла, — поясняет подруга. — Ты съешь только обязательно. Она так мирится. Роза хорошая и очень переживает.

— Переживает… — зло хмыкаю. Хочется высказаться, не выбирая выражений, но приходится прикусить язык. Хамство сейчас ничего не решит. — Ринат не звонил? — Спрашиваю с надеждой . — Есть вообще какая-то информация?

— Нет… — качает головой Ляля. — Но я краем уха от мужчин за обедом слышала, что у Тимура большие проблемы с документами. И ещё… Свет и котёл починили. Хочешь душ принять?

Я очень хочу, потому что вся насквозь пахну детским кремом и потом, но Демьян наконец-то спокойно сопит. Не судьба…

— Я попозже, — вздыхаю. — Может, в люльку положу и сбегаю.

— Если что — зови, — сочувственно вздыхает подруга. — Роза утром попросит мужчин отвезти вас в город.

В общей сложности за ночь удаётся поспать часа четыре. Под первыми рассветными лучами солнца мы сидим с Демьяном в кроватных подушках и пытаемся поесть. Именно пытаемся, потому что бутылочку парень отвергает категорически. Тычется носом в мою грудь и елозит губами.

— Там же ничего нету, маленький, — уговариваю я его. — Вот, бутылочка. Я же не мама…

Но Демьян очень настойчиво слюнявит мою кофту, периодически возмущённо покрикивая. И в какой-то момент я сдаюсь. Не могу объяснить зачем… расстегиваю пуговицы пуговицы кофты и разрешаю ребёнку добраться до груди.

Он жадно вгрызается дёснами в сосок. Я закусываю губы. Больно. Но… приятно. Прям порыдать хочется, как приятно и… невозможно. Дура, только обманываю ребёнка и себя. Вот откуда эти малыши знают, где еда?

Дом начинает потихоньку просыпаться. Я слышу в коридоре возню. Это хорошо. Через пару часов у меня уже будет понимание, что с ребёнком не так. Роза обещала.

Осторожно забираю у Демьяна грудь. Он возмущённо начинает плакать. Я прижимаюсь губами к его щёчеке.

— Тшшшш… — начинаю чуть покачиваться и вдруг вздрагиваю от резкого звука открывающейся двери.

Поднимаю глаза и обмираю. Сердце ухает и проваливается куда-то в район желудка, потому что на пороге, в свете тусклого коридорного света стоит… Тимур. Собственной персоной.

Тимур

После дождя свежо. Разминая затёкшие мышцы, достаю из пачки сигарету.

Илья щёлкает зажигалкой. Затягиваюсь.

— Хорошо… — выдыхаю дым и смотрю на старого друга. — Спасибо. Если бы не ты, хрен пойми когда отстали бы…

— Вот, — ехидно ухмыляется он. — А раньше тебе мои методы не нравились… — осекается.

Замираем, глядя друг другу в глаза.

Я затягиваюсь дымом глубже. Мда.. не делось прошлое наше никуда.

— Проблемы одни из-за этих баб. Суки… — подводит Илья итог нашему молчанию. Достаёт сигарету себе и прикуривает. Я веду плечами от неожиданного нервного озноба. Да, не делось…

До машины доходим молча.

Дергаю ручку двери и все-таки торможу. Столько лет, мать их! Столько долбанных лет!

— Хасан совсем с радаров пропал, — говорю Илье. Выходит как-то хрипловато. — Не следишь?

Морщится.

— К себе уехал. В глуши опушку выкупил. Сруб построил. Уже три года ни с кем не общается. Бабки не трогает. Мебель строгает.

— Ясно, — киваю, — спасибо ещё раз. Сам знаешь, чем богат. Но у тебя своей земли хватает…

— Вот ты мне поясни! Нахрена? — Илья, со злостью захлопывает передо мной дверь тачки, — Я ведь тебя предупреждал, что бизнес по бумажкам только в Москве работает! Здесь у нас девяностые. Махровые. Отжать, наказать, спалить, припугнуть, в лесочке пообщаться…

— Слушай, Дымов! — Рявкаю в ответ. — Давай не будем. Мой отец как-то компанию без ваших понятий поднял!

— Ну конечно, мля, — тут же заводится в ответ Илья. — Вы же тут все с высшим, а я — так. Лимита! С руками по локоть в крови?!

Калитка следственного лязгает, выпуская двух караульных. Тоже достают сигареты и с любопытствам косятся на нас.

— Туше… — не желая расходиться со старым другом на такой ноте, вскидываю руки. — Дым, сил базарить с тобой сейчас нет. За помощь — спасибо. Не ждал…

— Ну и дебил, что не ждал, — отзывается он эхом. — Прям морду бы тебе за это набить, но тебя и так помотало. Короче, езжай домой, выспись. С Фроловым я все до конца порешаю.

— Я сам, — строго повышаю голос. — Все будет только законно.

— Да ты запарил! — психует Илья. — Может, мне подождать, когда он тебя грохнет?

— Не грохнет…

— Черт с тобой! — Отмахивается Дымов. — Звони, если что…

— Конечно…

Падаю на заднее сиденье тачки и закрываю глаза. Рубит.

— Тимур, извини, что долго, — начинает оправдываться Ринат. — Никак не могли на нужного человека выйти…

— Все нормально, — отмахиваюсь. — Давай, поехали домой. Помыться хочется. А потом за сыном.

— И на счёт сына… — что-то меняется в голосе помощника.

Мне становится тревожно. Распахиваю глаза и подаюсь вперёд.

— Там нянька в истерике. Врача ребёнку требует. Говорит, что нездоров. Так всех допекла, что мне утром звонила Роза и спрашивала разрешения хотя бы до поликлиники сопроводить.

— Давай сразу туда, — отдаю распоряжение и, наконец, подключаю телефон к зарядному устройству.

Экран вспыхивает. Мне начинают сыпаться пропущенные вызовы и сообщения. Несколько из них от Кати.

Память услужливо подкидывает несколько горячих кадров переодеваний девчонки. Я пропускаю по головному телу горячую волну возбуждения и напоминаю себе, что нельзя…

Это не моя женщина. Сына. От неё зависит его комфорт и здоровье.

По трассе долетаем до посёлка быстро. Сложно даются только последние пять километров — приходится два раза толкать увязшую в грязи тачку. Местная дорога — это ещё один камень преткновения, который я не простил Фролову. Не разрешает гаденыш класть асфальт на своей земле принципиально.

Большой цыганский дом ещё спит. Мы проходим по гостиной и коридорам в полной тишине.

— Что здесь происходит? Мужики снова бухают? — Оглядываю я разбросанные по разным углам грязные тарелки и стаканы. — Есть повод?

— Нет, — качает головой Ринат, — электричества не было. Женщины не успели убрать…

— Ладно, — прерываю его, — куда их поселили?

Ринат морщится и кивает вглубь дома.

— В мужскую гостевую…

— В мужскую гостевую? — С переспрашиваю со вскипающей угрозой.

— Ты сам понимаешь, Роза решает…

— Ребёнка! — Рявкаю, — Она поселила в спальню, где грязные, прокуренные мужики приходят в себя после попойки?

— Там все чисто, я проверил, — теряется Ринат, — и комнаты верхние заняты…

— Заткнись и не беси меня сейчас ещё сильнее, — понимая, что парень действительно сделал в этой ситуации максимум, сжимаю кулаки и уверенно направляюсь в сторону местного вытрезвителя. Сам как-то, когда перебрали с Захаром, ночевал в ней.

Сердце ускоряет темп, потому что сейчас я увижу сына. И, черт, красивую женщину в постели. Эта мысль будоражит. Распахиваю дверь без стука, делаю шаг и торможу, словно вырезаясь в стену, потому что картинка, которую я вижу, превосходит все возможные в моей голове.

Катя кормит грудью Демьяна. Своей красивой грудью моего сына.

Меня обдаёт волной странных, незнакомых ощущений от мгновенного возбуждения до щемящей нежности такой силы, что я опираюсь рукой на косяк.

Мы встречаемся с Катей взглядами. Я вижу, как меняются ее эмоции от шока к смущению, злости, а после, когда Демьян начинает плакать, к отчаянию.

— Ему плохо, мне кажется, что температура. Нам нужно в больницу. Сделайте, мать вашу, уже хоть что-нибудь или не впутывайте меня! — Взрывается. Я слышу в ее голосе слёзы.

Оборачиваюсь на стоящего за спиной Рината. Мне самому становится не по себе.