— Какой кошмар… — неверяще качаю я головой.

— Так бывает, мммм… — морщится Тимур, — слушай, ты же типо врач, есть у тебя что-нибудь от головы? Ей Богу, у меня ножевое так не болело, как эта дрянь.

— Я бы не рекомендовала вам смешивать… — начинаю занудно.

— Тащи, все что есть, — повышает голос Тимур. — Срать на рекомендации!

— Ладно… — сдаюсь, — сейчас принесу. Только больше не пейте.

Примерно через пол часа, выпив чаю, заглядываю в кабинет к Кирову ещё раз. Нет, просто мало ли что…

Я, конечно, не должна волноваться за взрослого мужчину, в анамнезе которого имеется ножевое, но в груди что-то зудит. Не такой уж он и плохой, если разобраться. Просто обстоятельства.

Я его защищаю? Нет. Или все-таки да?

— Можно? — Стучу в дверь кабинета из-за которой доносятся звуки классической музыки.

Не получив ответа, захожу.

Расстегнув рубашку и закатав рукава, Тимур лежит на кожаном диване. Ноги закинуты на журнальный столик.

Мой взгляд неконтролируемо залипает на его груди, в том месте, где закручивается рисунок татуировки.

— Что играет знаешь? — Вдруг спрашивает Киров.

Я аж подпрыгиваю от неожиданности.

Не желая «ударить в грязь лицом» вслушиваюсь в мелодию и пытаюсь достать из памяти долгие культурные вечера с Ириной Львовной в филармонии.

— Вивальди? — Говорю неуверенно. — Времена года?

— Что именно? — Продолжает музыкальный экзамен Тимур.

— Не знаю… не могу вспомнить, — смущаюсь я и перевожу разговор на вопрос, за ответом на который пришла. — Вам стало лучше?

— Да, почти, — отвечает он и медленно поднимается в положения сидя. — Прям, человеком себя чувствую.

— Хорошо, — не знаю я куда деться от его пристального, с интересом изучающего меня взгляда. — Тогда, спокойной ночи…

— Идите, Катя, — соглашается он. — Спокойной ночи.

Проверяю Демьяна и укладываюсь спать в небольшое кресло рядом с его кроваткой, закрываю глаза и… понимаю что перед ними стоит голый торс Тимура. Грудь с темной порослью волос, которые, спускаясь тонкой дорожкой по животу, уходят за пояс брюк. Плечи, руки со все дутыми венами, массивные часы на запястье…

Да что же это такое!

Переворачиваюсь на другой бок и обнимаю подушку. Спать, Катя!

Тимур

Выдержка трещит по швам. Третье утро моя утренняя эрекция имеет имя. Катя… Чтоб ее. И сегодня эта чертова нянька пиздец какая красивая. Меня пенит ядом от этого факта, потому что не для меня все старания. А для бывшего мужа. Какого-то книжного червя, спутавшегося с молодой шлюхой. Шлюхой, да да. Но вмешиваться в ситуацию я не желаю. По крайней мере, точно не с его стороны. Мужики должны с аппетитом жрать последствия своих решений. А эта дура… простит ещё не дай Бог.

Тонкая шелковая блузка, юбка-карандаш, хвост на макушке, идеально накрашенные губы и глаза… Провожаю взглядом Катю и мысленно перехватываю ее за хвост. Нагибаю над столом и… медленно, долго, сладко, сзади… Бляяя…

— Тимур Сабитович, вы меня слышите, — нарушает нянька мои фантазии.

Смотрю на неё почти с ненавистью. Она наклоняется ниже, меняя памперс Демьяну.

— Пожалуйста, посмотрите внимательно, вот это желтая полоска-индикатор, если она станет зелёной, ребёнка нужно помыть и переодеть. Обязательно. Ему сейчас категорически нельзя быть грязным лишнюю минуту, пока не пройдёт раздражение. Только если будет спать, не будите. Я не знаю, на сколько это все мероприятия затянется, — заканчивает свою речь нервно и отрывисто. — Вы меня слышите? Скажите хотя бы «да»!

— Да… — киваю.

Катя подкатывает глаза и перекладывает сына с пеленального стола (да, я теперь знаю, как он называется) в автомобильную люльку.

— Не оставляйте одного. Она, конечно, устойчивая, но я все время боюсь, что перевернётся. Лучше, когда поест, укачайте и положите в кроватку. Смесь в двух бутылочках на столе. Одна в термосе. Вторую нужно будет на водяной бане подогреть. Или под горячей водой подержать. Перед тем, как давать, попробовать. Так, вроде, все… — обеспокоено оглядывает детскую. — Мне пора ехать. У вас точно нету вопросов?

Я одновременно кайфую от ее поведения и злюсь. Такая сексапильная курица-наседка. Наверное, это идеальное сочетание. По крайней мере, в моей голове.

— Слушай, ну я же как-то руковожу большой компанией, — усмехаюсь и развожу руками. — С сыном пол дня смогу посидеть.

— Это не одно и тоже, — подхватывая сумочку, Катя качает головой. — Тут начальник не вы, а он. И вам ещё нужно угадать, что он хочет, потому что ваш начальник пока не говорит.

— Выпишу секретарше премию, — утягивает меня в иронию, — она как-то понимает, чего я хочу, когда напиваюсь…

— Очень смешно, — фыркает Катя.

Мурлыкнув Демьяну что-то из серии «веди себя хорошо, я скоро приду, гладит его живот и, быстро перебирая каблуками, выбегает из детской. Да, уже опаздывает.

Наблюдая за тем, как она садится в машину, запоздало думаю о том, что нужно было дать ей своего адвоката. Хотя, с другой стороны зачем? Катя говорила, что ничего от мужа не хочет. Точнее… я бы не хотел, чтобы она от него что-то имела.

Хмурясь от этой неожиданно откровенной мысли, закладываю руки за спину и прохожусь по детской. Подло… Не помочь девчонке встать после развода на ноги, стать самостоятельной… И на работе Катю восстанавливать не хочется, хотя с ее заслугами, она могла бы уже претендовать на заведующую отделением.

Падаю в разложенное кресло возле детской кроватки и вытягиваю ноги. Подношу к лицу брошенную на спинку Катину футболку и делаю глубокий вдох. Да, просто крамольно хочу исключить у девчонки любую жизнь, кроме нас с Демьяном. И дело не только в удобстве. Катя создаёт в моей жизни тот самый уютный, забытый тёплый мир. Где пахнет сладостями, горячей едой, стиральным порошком, где по вечерам горит свет…

Демьян начинает издавать забавные звуки в попытке привлечь к себе внимание.

Подхожу к кроватке, беру погремушку и наклоняюсь над сыном.

— Ну, рассказывай, парень, — стучу песочной россыпью в такт словам, — что мы будем с тобой делать, если твоя нянька захочет от нас сбежать? Ну, чего молчишь? Я то переживу, а вот ты — вряд ли.

— Гуууу, — издаёт звук Демьян.

— Чего предлагаешь? Пристегнуть наручниками к батарее? Хороший план. Дядя Дым бы одобрил. Только вот какая от неё пристегнутой польза?

— Гууу… — снова радостно выдаёт сын и дрыгает конечностями в ритм погремушки.

— Дурень мой, — усмехаюсь довольно. Осторожно беру сына на руки, кладу на плечо и возвращаюсь на кресло. Мелкий какой… Хотя за последние пару дней ощутимо поднабрал. Даже щеки появились.

— Ладно, парень, допустим, к батарее мы ее пристегнули. Годков на десять, пока сам себе картошку жарить не научишься. А дальше куда ее девать? Из заточения? Привяжемся, переживать за неё будем. А она — баба. Здоровая. Нормальная. Наверняка хочет свой дом. И вот такого как ты, только своего. В принципе, можно мужикам будет отдать. С руками оторвут. Но… — поворачиваю голову на сына, чтобы посмотреть чего притих.

Отбираю у него него изо рта Катину футболку и вздыхаю.

— Вот сожрать — это самый надежный вариант. Тут ты прав. А отдать — совсем не вариант… — беру со стола бутылочку и отдаю на растерзание Демьяну.

Сам смотрю в стену… и гоню прочь мысль о том, что сам могу жениться на няньке. Дать ей все, что нужно. Вот только что-то тебя заносит на поворотах, Киров. То ты открещиваешься от ребёнка, адекватно понимая своё положение, то вдруг собираешься подставить под удар двоих людей. Совсем спермотоксикоз отключает мозги! Хотя, ради них, если бы я мог, то уже давно отдал бы Фролову землю, пусть подавится. Но там идёт стройка. Люди купили дома. Я, блять, со всеми ними не расплачусь…

Тимур

Сын отрубается у меня на руках прямо с бутылочкой в обнимку. Я перекладываю его в кровать и спускаюсь в кабинет, чтобы ответить на десяток пропущенных звонков. За то время, что я управляю компанией, выходной у меня первый раз. Пару недель в больничке валялся, уезжал в отпуск, но выходной… та самая секретарша аж кофе подавилась, когда я попросил заранее документы на подпись собрать.