От удивления замерли, переглянулись.

Бородатый поторапливал:

— Ну, что же вы?..

Воины кинулись на Глеба, одновременно целя ему остриями в грудь. Он же сделал быстрый шаг в сторону, а палкой слегка подправил их мечи. И мечи, высекая искры, ударились в каменную стену.

Бородатый улыбнулся. Его улыбку можно было разглядеть даже здесь, впотьмах. За улыбкой бородатый хотел спрятать растерянность.

Он воскликнул:

— Да это совсем наглец! Проучите его! А если хотите — убейте!..

Воины разволновались, задышали тяжело. Презрительность на их лицах сменилась свирепостью. Они глазами пожирали этого огромного и такого верткого незнакомца. Их раздражали его матово поблескивающие в полутьме бронзовые сосуды.

— Ну держись, бронзовая голова! — вскричали они и бросились к Глебу, на этот раз с явным намерением убить его на месте.

Тогда Глеб сделал обманное движение, и воины на него купились — отклонились в сторону. Одного из них Глеб свалил ударом сосуда в лицо, а другого изо всех сил огрел палкой по коленям. Первый воин глухо охнул, когда затрещали кости его носа, а второй от боли жалобно взвыл и упал как подкошенный. Отшвырнув палку, Глеб поднял с земли меч.

Бородатый попятился:

— Ты кто?

— Разносчик воды, — ответил Глеб. — Ты же видел! У меня бронзовая голова.

Бородатый все пятился:

— Нет! Думается мне, ты не разносчик…

— А мне думается, ты не воин, — покачал головой Глеб. — Почему ты пятишься? Что не примешь бой? Проучи меня. Убей, если хочешь…

Бородатый, ничего больше не говоря, скользнул за угол. Когда Глеб побежал догонять его, то поймал только воздух. Бородатый растворился в темноте.

Глеб бросил на мостовую меч и пошел своей дорогой. Придя домой, побратимам ничего не сказал. И быстро бы забыл об этой истории, поскольку в ряду других историй, что приключались с ним, она не очень-то выделялась, однако тот бородатый не дал ее забыть, ибо, судя по всему, очень болезненно переносил обиды. Для этого человека, наверное, не было обидчика большего, чем тот, что заставил его праздновать труса.

Очень рано поутру — еще только-только развиднелось — в дом Сарры вломилась целая толпа воинов. Сарра и ее дочери и торговцы-иудеи, решившие, что это погром, были перепуганы до смерти.

Не давая никому опомниться, воины вышибли дверь в комнатах Глеба и побратимов и ввалились внутрь, обнажив мечи.

Глеб, Волк и Щелкун едва успели глаза открыть, а в горло каждого из друзей уже упирался острый клинок.

— Где он? Который?.. — заорал вдруг дюжий декарх.

Здесь в комнату вступил тот бородач и бегло оглядел прижатых каждый к своему ложу побратимов.

Неуверенно показал на Глеба:

— Кажется, этот. Хотя… было темно.

— Это ты? — рявкнул на Глеба декарх.

Глеб подумал, что не очень-то мужественно выглядит, распластавшись беспомощно на ложе. И покосился на сундук, в котором покоился его меч. Потом посмотрел на побратимов. Те были в таком же положении. Они водили глазами туда-сюда и ничего не понимали.

Бородатый, склонившись, изучал лицо Глеба:

— Пожалуй, он! Смотрите, он явно не грек. И выговор у него, я помню, не греческий. Он иноземец. Ублюдок! В чужом городе живет и ведет себя столь вызывающе!

— Ты уверен, Борода? — спросил декарх.

Бородатый кивнул, глаза его просветлели:

— А вон и кувшины бронзовые в углу. У одного вмятина в боку!.. Это он Велизарию приложился.

Глаза декарха наполнились тихой яростью. Он глухо сказал:

— Всем лежать! А ты, — он указал на Глеба, — сейчас пойдешь с нами.

— Куда его? — спросил Борода.

— К Трифону.

— К Трифону? — Борода заволновался. — Зачем к Трифону? Начнет разбираться… Лучше отведем во двор и кости переломаем. Будет на будущее наука.

Декарх испытующе посмотрел на Бороду:

— А ты что, боишься разбирательств?

— Нет, но… долго это…

Декарх был непреклонен: 

— Есть приказ: всех смутьянов, а тем более иноземцев — к Трифону.

— Какой смысл?

— Основные силы крестоносцев на подходе…

Пока Глеб одевался, воины стояли вокруг него тесным кольцом и готовы были убить его каждую секунду.

За стенкой переполошенно причитала Сарра.

Глебу связали руки за спиной и вывели на улицу. И так, связанного, повели через весь город.

После площади Быка воины повернули направо, и Глеб понял, что ведут его к воротам Святого Романа. Глеб знал, что там в высокой мрачной башне располагаются покои начальника стражи. Кажется, это и был тот самый Трифон.

Часть воинов остались у входа в башню, а декарх, Борода и еще несколько человек повели Глеба по узкой витой лестнице вверх. Через бойницы башни в серой ненастной утренней мгле был виден просыпающийся город. Не очень-то уютно чувствовал себя Глеб.

Декарх с видимым усилием отворил тяжелую железную дверь. Глеба ввели в полутемную комнатку, в которой не было даже на что сесть. Но в этой комнате стража, видимо, не собиралась задерживаться. Декарх постучал в небольшую деревянную дверь и, услышав с той стороны разрешение, отворил ее.

Вслед за декархом и Бородой Глеб вошел в просторный зал, увешанный дорогими коврами. Глеб никогда прежде не видел таких красивых ковров и потому невольно ими залюбовался.

Его подтолкнули к столу, за которым сидел некий человек, — должно быть, тот самый Трифон. Внешность его была примечательна шрамом, пересекающим всю левую сторону лица — от брови до угла нижней челюсти.

Человек этот внимательно читал какие-то свитки. Он мельком взглянул на вошедших и опять углубился в чтение. Никто не решался нарушить это его занятие, и потому некоторое время все стояли молча.

Не отрывая глаз от бумаг, Трифон спросил:

— Кто это?

Декарх ступил шаг вперед:

— Он избил стражу.

Трифон бросил на Глеба удивленный взгляд:

— Один?

— Как это ни прискорбно!.. — заметил декарх. — Меня тоже это удивило.

Трифон все еще что-то читал; он сказал рассеянно:

— Развяжите его. Можно подумать, что вы его боитесь.

Декарх сделал знак рукой, и кто-то тут же разрезал веревку на руках Глеба. Глеб потер запястья и облегченно вздохнул.

Трифон обратил вопрос к нему:

— Почему ты это сделал?

Глебу определенно нравился этот человек, которого стража заметно побаивалась. От того, что этот человек, мужественный и спокойный, нравился ему, он даже перестал волноваться за свою участь.

Глеб ответил весьма уважительно:

— Они сами напали на меня.

— Почему?

Бородатый порывался ответить:

— Он…

Но Трифон не дал ему сказать; он только поднял в раздражении руку, и бородатый сразу осекся, замолчал. По всему было видно, что у Трифона — начальника городской стражи — крутой нрав.

Трифон кивнул на Глеба и откинулся на спинку стула:

— Я хочу, чтобы он ответил.

Глеб сказал:

— Наверное, я не понравился им. Они говорили, что у меня бронзовая голова.

— Ты разносчик воды?

— Сейчас — да.

— А раньше?

— Раньше я ходил с крестоносцами, — не стал скрывать Глеб.

Начальник стражи вскинул брови:

— И был в той битве?

— Был.

— Ты скромен, — не то похвалил, не то укорил Трифон; он отодвинул от себя свитки и задумчиво посмотрел куда-то в угол; лицо его сделалось сумрачным. — Да. Немногим удалось выжить. Я думаю, удалось выжить лишь сильнейшим…

Борода услужливо вставил:

— Мелкие отряды латинян все подходят к городу…

Тут Трифон посмотрел на бородатого так, будто царапнул его. Тот даже отшатнулся, ступил шаг назад.

А Трифон тем временем продолжал:

— Теперь мне понятно, Борода, почему он вам наддал. Просто он умеет драться. Он не пустомеля-горшечник, не трусливый лавочник и, разумеется, никакая не бронзовая голова… Вы нарвались на воина. Вот и получили!.. Как там ваш Велизарий? Все еще у эскулапа?..

Борода не ответил; он стоял понурив голову.

Начальник стражи холодно улыбнулся Глебу:

— Я ни в чем не виню тебя. Ты поступил, как мужчина. И можешь быть свободен… Пропустите его!..