Дриада потухшим взором посмотрела на подругу. Она, конечно, подозревала, что той нелегко, но даже не догадывалась, что настолько.

Ксанка прикрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, и когда она их снова открыла, то все изменения исчезли, будто их и не было.

— Так лучше?

— Я бы не сказа, что лучше, просто более привычно. — Пробурчала дриада.

Путники прибавили ход, время поджимало и, необходимо было торопиться. Чем ближе они подходили к эльфийскому лесу, тем беспокойнее становилась Ксанка. Зов леса становился просо непереносимым. Казалось лес задался целью, притянуть к себе оборотня буквально канатом, чтобы она не дай то боги, не прошла ненароком мимо. Но, стоило им ступить под сень Древнего леса, как Ксанку отпустило. Она вздохнула с облегчением и расправила плечи.

— Кто-то очень сильно хочет здесь меня видеть.

— И ты даже не догадываешься кто?

Ксанка с удивлением покосилась на Зею, а в следующее мгновение застыла памятником, самой себе.

— Посох.

— Ну, наконец-то, ты начала понимать. Ты нужна артефакту. Пробиться к тебе через границу он не может, а вот притянуть к себе очень даже — да.

— Замечательно, я теперь что буду всегда зависеть от желаний бездушной деревяшки?

— Я бы не стала утверждать, что она бездушная. По определению это не так. И что-то мне подсказывает, что твоя связь с артефактом, слишком сильная. Намного сильнее, чем думают эльфы. Такую связь разорвать не так-то просто.

— И что они, по-твоему, сделают. Прикопают меня под ближайшим кустиком, и найдут нового носителя?

— Я же говорю, всё не так просто и только время покажет, была ли я права.

Крип тонко усмехнулся, и устало проговорил. — Да, ничего они ей не сделают. Эльфам запрещено убивать оборотней.

— С каких это пор? Нет, я, конечно, слышала об указе в человеческих землях, но эльфам людские приказы не закон. Или я не права?

— Не совсем. Людские законы им конечно не указ, но вот те, которые отдаёт лес, они проигнорировать не могут.

— Лес? — Хором воскликнули девушки.

— Именно лес. Или вы думаете, эльфы появились здесь сами по себе. Лес стоял у истоков их возникновения, он же может и устроить им закат их существования. Практически устроил, — тихо проговорил последнюю фразу Крип.

— О чём ты?

— Эльфам многое пришлось изменить в себе со времён Страшной ночи.

— Страшной ночи? Что это за ночь такая.

— Лес долго терпел, но, в конце концов, вынес приговор. Оборотни тоже были его детьми, его частью, а эльфы забыли об этом. Что заставило перворожденных схватиться за оружие и начать повальное истребление оборотней, никто не знает, но вот последствия этого решения были ужасны. Мало того, что они истребили почти всех оборотней, тем самым нарушив природный закон магии. Они вызвали на себя гнев леса, тем самым почти обрекли себя на медленное вымирание. Во время страшной ночи у всех эльфов, умерли дети, младше тридцати. Все. А новые рождаться просто перестали.

Девушки смотрели на Крипа огромными от шока глазами.

— Это же страшно. — Тихо проговорила Зея.

— Именно поэтому ночь назвали страшной. Ни до этой ночи, ни после неё, эльфы не знали большей боли и страха. Всё это время они искали выход и, кажется, нашли его, вот только им и в голову не могло прийти, что спасать их будет оборотень.

— Готова поспорить, для них это было неприятным открытием. — Ксанка усмехнулась. — Вот они наверное ругались, мне даже представить страшно, какие многоэтажные конструкции из неприличных слов они выстраивали, для того чтобы выплеснуть, всё что у них внутри накипело.

Пока Ксанка обдумывала слова Крипа, Зея решила послушать лес. Через какое-то время она перевела сияющий взгляд на подругу и с благоговением прошептала. — Это удивительно. Этот лес такой отзывчивый. Я даже предположить не могла, что с ним будет так легко говорить.

— Ничего удивительного, — Крип пожал плечами, — просто лес соскучился по нормальному общению. После Страшной ночи, у него с эльфами установился вежливый нейтралитет, а по мне, так они начали его бояться и от этого лесу очень больно.

Ксанка бросила тоскливый взгляд в ту сторону, в которой, предположительно, её ждал Васька и тяжело вздохнула. Боль больше не возвращалась, что можно было расценивать как хороший знак. Если бы случилось что-то страшное, она бы уже это почувствовала — значит жив. Но идти ещё несколько дней. Продержится ли столько мальчик? Хватит ли ему сил, чтобы противостоять кровожадным эльфам.

Мальчик лежавший на слишком большой для его тельца кровати, выглядел до того измученным, что глядя на него слёзы невольно наворачивались на глаза. К его виду не остались равнодушны даже перворожденные. Высокий хмурый эльф с зелёными глазами стоял рядом с постелью и что-то сосредоточенно смешивал в стакане. Взгляд его то и дело возвращался к мальчику, и он каждый раз с трудом отводил его. Как целитель, он не мог спокойно смотреть на то, как страдают его пациенты, особенно когда пациентами были дети. Во время страшной ночи, эльф потерял своего единственного ребёнка, только что родившуюся девочку. Его жена не смогла пережить горя и вскоре отправилась вслед за малышкой, несмотря на все старания целителя. С тех пор сердце эльфа ожесточилось. Нет, он по-прежнему лечил своих пациентов, вкладывая в своё дело всю свою душу, но вот доброго слова от него давно никто не слышал.

Когда его вызвали среди ночи в целительское крыло, он явился туда, не скрывая раздражения на лице, но стоило ему увидеть своего будущего пациента, как в его душе словно что-то треснуло и через эту трещину начала просачиваться та, старая сущность зеленоглазого целителя.

Маленький пациент выглядел настолько слабым, что эльфа буквально начала душить ярость. В данный момент, ему было абсолютно всё равно, что его пациент не эльф. Обращаться так с детьми, самым ценным, что может быть в этом мире, он не понимал такого.

— Кто это сделал. — Холодно спросил целитель у черноволосого советника молодого князя.

— Это так важно?

— Нет, сейчас меня больше интересует, к какой расе относится малыш. Мне нужно скорректировать план лечения.

Хазеель недоуменно посмотрел на целителя, и устало потёр лоб.

— Стейф, мальчик человек, разве это не очевидно.

Целитель внимательно посмотрел на маленького пациента магическим зрением и нахмурился.

— Я бы не стал это утверждать. Слишком много непонятного, но ты прав, лечить его всё же придётся как человека.

— Понятно. Что скажешь. Он слишком долго не приходит в себя.

— А чему ты удивляешься, на фоне сильнейшего болевого шока общего истощения организма и психологической травмы, ещё удивительно, что он вообще у вас дышит.

— Истощение? Травма? Ты о чём?

— Хазеель, вы, когда ребёнка в последний раз кормили? Молчишь? А я могу ответить, больше суток назад. Если учесть, что состояние недоедания преследовало его почти всю жизнь, то неудивительно, что даже такой небольшой перерыв после какого-то периода стабильного питания привёл к резкому ослаблению организма.

Травма, это просто, у него так эмоциональные узлы в ауре запутаны, что мне даже касаться их страшно, тут лучше будет, если с ним поработает специалист, но даже у него мало что выйдет. Мальчику слишком часто делали больно и не только физически. А вот с болевым шоком от ранения будет посложнее, он не успел даже мысленно закрыться от той боли и теперь мы можем наблюдать результат.

— Ты сможешь хоть что-то сделать — Неожиданно охрипшим голосом проговорил Хазеель.

Целитель покосился на советника молодого князя и прищурил глаза, очень уж странно вёл себя брюнет для того, кто не виноват. Мальчик явно был для него важен, но он не признавался в этом даже самому себе.

— По-хорошему, мне нужно вывести его из этого состояния, для того чтобы объективно оценить нанесенный организму ущерб, но я этого делать не стану. Он даже сейчас чувствует боль. Родовые заклинания, это вам не просто так. Второго болевого шока он может и не выдержать.