Более всех прочих старания и гнев проявляли те, для кого веронские жеребцы не являлись лишь символом поселения — люди, работники конюшни, что положили свою жизнь на работу с лошадьми и воспринимали этих животных, как неизменную часть своего окружения и даже семей. С особым усердием они тянули вёдра, обливаясь ледяной водой, и самоотверженно карабкались по лестницам вдоль пылающих стен, полные решимости освободить узников.

Пожилая женщина — хозяйка конюшни ревела навзрыд, моля помочь несчастным созданиям или подарить им быструю, лишённую страданий смерть. Как и всегда, люди стремились преодолеть беду, полагаясь на общие усилия и плечо близкого. Именно эта черта, присущая имперскому народу, среди всех прочих и представляла собой его самую сильную сторону.

Мало-помалу огонь отступал, но об окончательной победе говорить было рано.

— Мне плевать, как вы это сделаете, но освободите моего жеребца! — взревел Каствуд. — Где этот конюх? Где часовые?! Сержант…

Фраза барона так и не обрела финал, ибо его взгляд столкнулся с невидимым взглядом Иоана Радомира, именно в ту секунду, когда инквизитор обнажил меч. Среди окружающей какофонии голосов и криков Каствуд так и не слышал голоса Иоана, но понял всё без слов.

В следующее мгновение раздался треск расколотой керамики. Ещё и ещё один — по всей площади, в местах скопления людей. Латной перчатки барона коснулись брызги некой вязкой жидкости, схожей с чёрной смолой.

— Масло! — сквозь зубы процедил барон, разглядывая субстанцию. — Вот же…!

Его глаза округлились от ужасного осознания грядущих событий. Теперь Каствуд понял, что поджёг конюшен, был произведён изнутри и являлся всего-навсего манёвром — тактическим решением, призванным собрать людей в кучу. Понял барон и то, что часовые восточных врат были мертвы, а припасы — обоз с оружием и горючим маслом расхищены.

Из-под забрала инквизитора Радомира раздался крик. Барон стиснул зубы и потянулся к мечу, когда его взор различил группу силуэтов, затерявшихся среди крыш. Его уста приготовились дать приказ, но было уже слишком поздно…

В воздухе послышался монотонный свист.

Орки атаковали внезапно, застав всю деревню врасплох. Вопреки предположениям барона и инквизитора, их число, всё ещё скромное на фоне имперских солдат, всё же превышало два десятка. Однако отнюдь не количество орков вызывало ужас облитых маслом людей и даже не внезапное появление противника. Их ужас вызвали летящие стрелы и объявший их огонь…

Скоротечный свист сменился щелчками о плоть и броню. В единственное мгновение на главной улице Вероны воцарился ад. Люди вспыхивали, метались в тщетных попытках сбежать и ревели в припадках агонии. Солдаты заживо кипели в собственной броне, надеясь найти спасение. Скопление людей превратилось в пылающую давку толпы.

Улицы Вероны наполнились безумием. Орки прыгали с крыш в самую гущу людских скоплений с единственной целью — устроить резню. Их небрежные тесаки, топоры и копья не различали селян и солдат, как и безжалостное пламя. Пылающие стрелы и масляные ёмкости продолжали лететь с крыш, становясь новыми очагами пожаров, что отражались в крови, окропившей холодную землю Вероны.

— Внимание! — подобно военному горну, прозвучал голос барона Каствуда. — На два часа! Выстроить авангард!

Как и подобает командиру, барон занял позицию в тылу отряда солдат, оценивая ситуацию. К чести последних, они в считанные секунды исполнили приказ, выстроив шеренгу — первый признак порядка среди бушующего вокруг хаоса.

С противоположной стороны, на западе, куда был оттеснён отряд Радомира, вспыхнули золотистые всполохи. Инквизиторы уже погрязли в бою, но сумели сохранить целостность отряда и избежали потерь благодаря магической защите.

Раздался неистовый, нечеловеческий рёв, заглушивший все крики людей и даже голос барона. Завязалась битва. Щиты задрожали под ударами тяжёлых орудий и ярости их обладателей. В глазах орков пылало пламя, порождённое их демоническим естеством. На сей раз, ни у кого не возникало вопросов о причинах нападения, ибо каждый знал, зачем пришли орки.

Эффект внезапности и горючее масло принесли свои плоды. Значимая часть солдат пострадала от пламени, другие — оказались рассредоточены и лишены снаряжения, становясь лёгкой мишенью для врага. Даже уступая противнику числом, орки сумели навязать бой на своих условиях, устроить панику и разделить отряды людей. Казалось, вот-вот их жестокий натиск раздавит неокрепший имперский строй и положит конец противостоянию ещё до того, как противник сгруппируется и сможет дать отпор.

— Сомкнуть щиты! — продолжал звучать голос барона. — Левый фланг! Перестроиться! Правый фланг! Вперёд! За наш дом! За Империю! Все вместе!

Вдруг, те самые крестьяне, что ещё мгновение назад метались в приступе паники — люди, не знавшие войны и ужасов кровопролитных сражений, всё же нашли в себе силы взять в руки оружие. Вилы, топоры, копья павших пехотинцев, остроги — в ход шёл весь пригодный для битвы инструмент. Подобно волне вооружённые крестьяне вливались в ряды солдат, укрепляя их строй и становясь новой силой на нынешнем поле брани.

Да, многие из крестьян испытывали к оркам сочувствие и даже разделяли их боль, но лишь до того момента, пока те не пролили первую кровь. Фразы, звучавшие из уст барона, стали той искрой, что разожгла пламя в сердцах людей. Этот человек умел и любил вести за собой солдат.

Будучи молодым пастырем из герцогства Грифона, к началу четвёртого затмения Иоан Радомир был вынужден пополнить ряды ордена инквизиции. Многочисленные битвы с тёмными силами превратили обычного священника в воина. В отличие от барона Каствуда, Иоан не питал особой любви к сражениям, не обладал харизмой военачальника и не любил вести войска. Напротив, этот человек был молчалив, холоден и фанатичен, но обладал трезвым расчётливым умом — чертой, казалось бы, противоположной его слепой вере. Возможно именно сочетание этих противоречащих друг другу качеств позволило Иоану возвыситься в рядах инквизиции, получив заветный первый ранг и звание юстицара.

Отряд Радомира занял позиции без всяких приказов. В отличие от солдат барона, инквизиторы умели сражаться с подобным противником и знали, сколь опасны орки, вошедшие в раж.

Иоан вознёс молитву — свет охватил тела его соратников, превратившись в доспех. Треугольные щиты выстроились в стену, позволив инквизиторам втиснуться в скопище врагов, оттеснив их от мирных жителей.

— В атаку! — в порыве гнева воскликнул Иоан. — За Империю! За Эльрата!

Вспыхнули лучезарные всполохи. Светлая магия слепила врага, в то время как серебристые клинки находили бреши в его обороне. Обезумевшие орки, что до сего момента устраивали резню среди селян, приняли вызов. Тяжёлые удары обрушились на головы инквизиторов, проламывая доспех. Завязалась ожесточённая драка. Дисциплина против мощи, фанатичная вера против пылающей ярости — это был бой двух абсолютно разных, но схожих по силе врагов.

Так думал и Иоан, отнимая жизнь очередного дикаря, но лишь до того момента пока не узрел его.

Строй инквизиторов был пробит ужасающим ударом. Иоан попытался контратаковать, но был настолько обескуражен выпадом, что едва устоял на ногах. Перед его взором восстало громадное создание с глазами, пылающими самой бездной ада. В огромных окровавленных руках был сжат чёрный обоюдоострый меч.

Этот орк не был похож на своих собратьев не только внешним видом. В отличие от него во взглядах прочих орков наряду с яростью отчётливо виднелось отчаяние. Они пришли в Верону за местью, пытались заглушить свою боль. Для них кровопролитие стало средством достижения цели. Но эти глаза… Иоан видел в них лишь безумие и желание проливать кровь. Это были глаза настоящего чудовища.

Сержант отряда попытался достать тварь, но в мгновение ока лишился ноги, а впоследствии и своей жизни. Орк превратился в кровавый смерч, прорубая путь сквозь наступавших крестьян. Он двигался слишком быстро, слишком стремительно, а каждое касание чёрного клинка неизменно несло собой смерть и ужас в глазах окружающих.