Контрарио лежал на своей широкой кровати под шелковым балдахином, раскинув в стороны руки и неровно дыша. Лицо его уже не было того красного цвета, что так порадовал ее намедни, но и обычного бледного цвета еще не приобрел.

Амелия знала, что ей не поздоровится, если граф внезапно проснется, но надеялась, что он слишком слаб, чтобы предпринимать против нее какие-то меры. Ей нужна была фамильная печатка, надетая на средний палец правой руки. Именно ей он запечатывал все свои письма и документы.

Осторожно, стараясь не разбудить спящего, она нырнула под тяжелый полог, взялась за кольцо, не задевая пальца, и прижала к нему еще мягкий сургуч. Контрарио пошевелился, но не проснулся. Леди Паккат посмотрела на печать. Оттиск графского герба получился четким и ясным.

Ликуя, выскочила из апартаментов графа и побежала к себе, дробно стуча каблучками по гладкому полу. Ей навстречу попался озадаченный ее появлением в этой части дома мажордом, но она сделала вид, что не заметила его. Он недоуменно посмотрел ей вслед, не понимая, чем вызвана столь явная радость. Но поскольку он не видел, что вышла она из покоев графа, лишь пожал плечами и пошел дальше. О взаимной нелюбви графа и кузины знала вся прислуга и полностью это отношение разделяла.

Придя в свой будуар, Амелия положила письмо между сложенным листом бумаги, чтоб оно не бросалось в глаза прислуге, и стала раздумывать, как бы доставить его адресату. Если бы она смогла изготовить его раньше, можно было бы передать его с Беллатором, разговор которого с сенешалем она слышала от начала до конца.

Чудная возможность сделать пакость сразу всем своим неприятелям, начиная мужем и кончая кузеном, приятно бодрила кровь. Наконец, придумав, приказала заложить экипаж, объяснив это необходимостью приобретения новой модной шляпки.

Мажордом, которому был дан этот приказ, долго не мог решить, выполнять его или нет. Раненый граф крепко спал, подтвердить или отменить приказ кузины не мог.

Мажордом пошел к сенешалю и обрисовал свои затруднения. Фонсо от них только отмахнулся.

— Почему бы вам и не дать ей экипаж? Что в этом может быть опасного для графа? Ну купит она себе новую шляпку, и дьявол ее побери! Денег же у вас она не требует! Дайте легкую прогулочную коляску, и дело с концом. Вы что, любите слушать вопли этой ненормальной? А она точно начнет вопить, если вы вздумаете отказать ей в таком пустяке.

Получив разрешение от вышестоящего по служебной иерархии сенешаля и избавившись тем самым от гнетущей его ответственности, мажордом передал приказание на конюшню. Через полчаса леди Паккат в роскошном шелковом платье цвета маренго и в соломенной шляпке с искусственными цветами такого же цвета уже стояла на центральной улице Купитуса перед модной шляпной мастерской с предвкушающей улыбкой на губах и злорадным блеском в глазах. Ее камеристка почтительно следовала за ней, неся корзинку для покупок.

Они зашли в просторное помещение со шляпными болванками на столах, на которых висело множество шляпок всех фасонов и размеров. Увидев дорогих гостей, им навстречу радушно поспешила хозяйка в скромном черном платье из жатой тафты. Леди Паккат принялась увлеченно мерить шляпки. После того, как перемеряла все шляпы, указала владелице на бедность выбора. Наконец, снизойдя до жалких простолюдинов, отобрала три из них, самые дорогие, и приказала прислать счет графу Контрарио. При этом имени хозяйка изменилась в лице и уже не так любезно посмотрела на покупательницу.

Не ожидая камеристку, нагруженную тремя громоздкими шляпными картонками с выбранными госпожой шляпками, Амелия направилась к выходу. Уже устроившись на сиденье, сделала вид, что решила купить еще одну шляпку. Приказав камеристке ждать, сама, не дожидаясь помощи грума, проворно спрыгнула со ступенек и зашла обратно в мастерскую.

Вынула из корсета письмо и твердо приказала:

— Постарайтесь сегодня же передать это письмо в королевский дворец Медиатору. Он вас за это щедро наградит.

Потом снова уселась в коляску и приказала кучеру катать себя по столице. Объехала все центральные улицы, победно поглядывая по сторонам. Что от нее отворачивались все ее знакомые, ее не смущало. Она еще всем им покажет, как пренебрегать дамами из гордого рода Сордидов!

Дробно постукивая по утоптанной земле носком сапога, Роуэн мрачно слушал невысокого коренастого человека в изодранном грязном кафтане. Шапка у него тоже была рваная, но в руках он держал вполне приличный лук с серебряными накладками. Кожаный колчан со стрелами, украшенный такой же чеканкой, висел у него за плечами.

— Он бы тебя уложил на мах, если б мы его не подстрелили! А ты мне не чужой, все-таки в каких только переделках мы с тобой не побывали! Не мог я допустить, чтоб тебя убили на моих глазах, — горячо оправдывался оборванец. — Сам посуди, где справедливость: у него колдовской меч, которому никакие удары не страшны, а твой — обычный, против него мягкий как глина. — И сделал оригинальный вывод: — Вообще надо было графу в глаза стрелять, а не в руку. В следующий раз так и сделаю. И не промахнусь, пусть и не надеется.

Роуэн укоризненно покачал головой, с трудом сдерживая смех.

— Я не сержусь на тебя, не думай. Просто что за молва о нас пойдет?

— Молва пойдет? — человек в драной шапке изумился и уточнил: — Ты боишься, что о нас говорить плохо будут?

Роуэн кивнул, думая о чем-то своем. Человек иронично хмыкнул.

— Ты хочешь сказать, что о нас будут говорить еще хуже? О нас? О бродягах и разбойниках? — и неожиданно добавил: — Интересно было бы послушать.

Роуэн невольно рассмеялся во весь голос.

— Ты прав. Но мне бы не хотелось, чтоб обо мне говорили, что я бесчестный человек.

Человек широко развел руками.

— Ну как знаешь. Мы не дворяне, чтоб честью дорожить. У нас ее никогда не было и не будет. Нам бы поесть где-нибудь на ночь, да переспать в тепле, чтоб сухо было, только и всего. Но если ты не сердишься, так чего такой пасмурный? Чего тебе не хватает?

Роуэн с досадой вытащил из ножен остаток расколотого меча. Показал жалкий обрубок человеку в дранной шапке, тот сожалеющее поцокал языком.

— Хорошего меча мне не хватает. Который смог бы противостоять серебряному дьяволу графа.

Человек взял рукоять меча, осторожно потрогал пальцем обломок лезвия.

— Хороший был меч. Острый. Но из чего сделан меч Контрарио? Или он заговоренный? Если заговоренный, то биться с ним бессмысленно, он любой меч переборет. Ты что, все-таки решил продолжить поединок?

Роуэн с сомнением посмотрел на осколок меча, досадливо задвинул его обратно в ножны.

— Конечно. Если вздумаю отказаться, граф решит, что я струсил. Нет, от поединка я не отступлюсь. Думаю, через месяц, а может и раньше, граф сможет держать в руках меч. К этому времени мне нужно раздобыть такой же. — И невесело пошутил: — Можно и лучше.

Разбойник сурово нахмурился.

— Ну не знаю, чем тебе помочь. Вот если б ты знался с Медиаторами, то можно было бы пошариться в королевской оружейне. Говорят, там есть славные вещички. Но, возможно, это только россказни.

Роуэн озаренно повторил:

— Королевской оружейне? Вот ты мне и помог!

— Но как ты туда попадешь? — человек был настроен скептически. — Или ты умеешь проникать сквозь стены?

— Нет, этого я не умею. Я не чародей и не волшебник. Но вот Беллатора знаю. Мы с ним вместе побывали в замке графа Контрарио и вернулись живыми только благодаря Ферруну.

— Ферруну? — человек призадумался. — О нем я много сказок слышал. Говорят, у него меч тоже заколдованный.

— Не знаю, заколдованный или нет, судить не берусь. Тяжелый очень, из непонятного сплава. Очень крепкий. Мечи разбивает с одного удара. И он, я думаю, вполне может сокрушить меч графа. Но вот только Феррун мне его не даст. А если и даст, мне им махать будет несподручно, для меня он слишком тяжел. Если только над головой держать, чтоб граф сам об него свой меч разбил.