— Нет! — зло ответил вместо Беллатора наместник. — Он ехать не желает! У него свои планы! Ему дела нет до нас и Сильвера!

Девочка неуверенно посмотрела на старшего брата в поисках поддержки.

— Но как же Сильвер? Ему так нужна помощь!

— Вот и попробуй сама уговорить Ферруна! Мне это не удалось! — сердито отрубил старший Медиатор.

Марти кивнула, чуть нахмурив соболиные брови.

— Я попробую. Но где он?

— Где-то в замке. Но где, никто не знает, — Беллатор машинально посмотрел на ярко горевший в трапезной камин. — Он никому о себе ничего не говорит.

— Он в дымоходе? — опасливо спросила у брата Марти, не желая получить от отца очередную выволочку.

— Наверняка! — отрезал Медиатор, давая знать, что не хочет продолжать эту тему.

Воцарилось напряженное молчание, которое прервал Рубен безмятежной болтовней о своих сегодняшних успехах. Его не волновали сложные дела взрослых. Он гордился своим умением ездить на пони, на котором научился брать препятствия.

После ужина Марти проводила старшего брата до его комнаты. Посмотрела на камин, в котором уютно потрескивали дрова, и попросила:

— Ты не подскажешь мне, как можно попасть в дымоход?

— Не вздумай! — решительно запретил Беллатор. — Уже начали топить камины и ты можешь задохнуться. Лучше подстереги Ферруна в библиотеке. Там-то он наверняка появится.

Получив этот мудрый совет, обрадованная Марти убежала в библиотеку, надеясь увидеть Ферруна и поговорить с ним, а Беллатор переоделся, прицепил к поясу свой новый меч и спустился вниз. Приказал оседлать коня и выехал из дворца.

Следовало отдохнуть, завтрашний день предстоял сложный и напряженный, но его отчаянно тянуло к Росите. Тянуло так, что мыслить здраво он был не в состоянии. Одиночество захлестывало, не давая ни работать, ни отдыхать. Таким одиноким он чувствовал себя только раз в жизни — после ранней смерти матери.

Но чувство горестной утраты он пережил, хотя при мысли о матери до сих пор в груди отдавалось застарелой болью, а вот смириться с тем, что ему приходится скрывать свою любовь и томиться вдали от своей любимой, Беллатор не желал.

Он решил, что сделает все, чтобы уговорить Роситу стать его женой. Главное, что им хорошо вдвоем, а все людишки с их злобными пересудами могут катиться к черту.

Через полчаса быстрой езды остановился возле поместья маркизы Пульшир. Привязав лошадь в темной зелени сирени, перелез через невысокую изгородь и осторожно пробрался в парк. Прошел мимо закрытого на ночь розария, в котором гулял с маркизой, и вспомнил благоуханную розу.

Он улыбнулся, но улыбка тотчас погасла, едва он вспомнил о маркизе Пульшире. Как Росите, наверное, сейчас тяжело! Знать, что умирает единственный сын и быть не в силах ему помочь!

Может быть, попробовать уговорить Ферруна ему помочь? Хотя маркиз Пульшир ему и не нравится, но переносить страдания любимой он не в силах.

Решив, что непременно сделает это при возвращении во дворец, приблизился к высокому темному окну. Неужели маркиза уже спит? Тогда он ее разбудит! Не для того он приехал, чтобы уезжать обратно, даже не повидав ее!

Беллатор постучал в окно условленным стуком и замер в нетерпеливом ожидании. Через несколько мгновений оно широко распахнулось. Опершись одной рукой о подоконник, он легко впрыгнул в комнату. И тут же упал от сильного удара по затылку. Последней его мыслью было: он попал в западню.

Маркиза возвращалась в свой вдовий дом в глубокой печали. Карета мерно покачивалась на неровной дороге и маркиза, изнемогающая после последних тяжелых дней, откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза и постаралась уснуть. Но вместо облегчающего тело и душу сна перед ее глазами вставали то стонущий от невыносимой боли сын, то аристократы с фальшивыми соболезнованиями.

После ранения маркиз Пульшир прожил всего неделю. Он умер позавчера, в своем поместье, и сегодня утром был положен в фамильный склеп. Многие ругали Ферруна, не захотевшего ему помочь и даже оскорбившего, назвав сластолюбивым извращенцем. Но маркиза молчала. А что можно сказать, когда это была правда?

Даже когда один из этих мнимых благожелателей посмел сказать ей, что он возмущен столь бессовестным поведением какого-то ничтожного лекаришки, она молча посмотрела ему в глаза, и он замолчал, покраснев.

Отпевание закончилось быстро, их священник был на редкость краток, и тема его небольшой проповеди была о смертных грехах и неминуемой за них расплате. Маркиза была с ним согласна, но сердце все равно отчаянно болело, ведь погиб ее последний оставшийся в живых ребенок.

Это было бы несправедливо, если бы маркиз был нормальным, достойным уважения человеком, но он таким не был. Эту смерть можно рассматривать как воздаяние за грехи, но почему должна страдать она? Если бы у нее остался хотя бы один ребенок, она бы так не переживала. Она вспомнила свою дочку, маленького светловолосого ангелочка, умершую так рано, и слезы снова закипели на глазах. Но так и не пролились, не давая излить вместе с ними невыносимую душевную боль.

Почему Господь так к ней жесток?

Хотя это понятно — око за око, зуб за зуб. Если бы она не была такой опрометчивой и доверчивой, ее племянница была бы жива. И, вполне возможно, как последняя в роду, унаследовала титул герцогов Ланкарийских. И она, несчастная Росита, не поплатилась бы за свое преступление так жестоко.

И тут же перед глазами встал Беллатор, красивый, молодой и ужасно упрямый. Возможно, этот ее грех оказался последней каплей, что перевесил чашу весов жизни ее сына?

Нужно прервать эту греховную связь. Она не должна портить жизнь достойному во всех отношениях мужчине. Пусть ей будет больно, она уже привыкла к боли. Беллатор быстро о ней забудет. Красавиц много, и любая будет счастлива его вниманием.

Тяжелая дорожная карета остановилась возле дома. Опершись о руку грума, маркиза сошла по неудобным узким ступенькам и посмотрела по сторонам. В воздухе было разлито странное напряжение. Это оттого, что она страдает, или что-то другое? Она всегда тонко чувствовала настроение других людей и сейчас осторожно обвела взглядом выстроившуюся перед ней челядь.

Они все казались подавленными. Женщины, покрытые черными платками, тихо плакали, мужчины стояли, низко опустив непокрытые головы, но было что-то еще. Что-то неуловимое, и от этого опасное вдвойне.

Приложив подрагивающие руки к груди, маркиза проговорила то, что все давно ждали:

— Я вынуждена принести вам горестную весть. Мой сын, маркиз Пульшир, умер, не оставив наследников. Титул переходит к младшей линии, к его кузену.

Больше она ничего не сказала и молча пошла в дом мимо ряда стоящих навытяжку слуг. Возле мажордома она остановилась, ей не понравилось непонятное злорадство, исходящее от него. Она посмотрела ему в лицо. Он не сумел скрыть довольного блеска своих узких глазок. Маркиза молча прошла мимо, решив, что он просто не любил ее сына. Впрочем, маркиз вообще мало кому внушал добрые чувства.

В своих покоях она сняла с плеч черную шелковую шаль, небрежно бросила ее на стул. Обхватив себя руками за плечи, подошла к окну и посмотрела в осенний парк. Цветов почти не осталось, но трава еще зеленеет. Она опустила взгляд вниз и вздрогнула. Показалось или нет, что трава под окном примята? Что это значит? Неужели Беллатор приезжал и стучал в окно? Но разве он не знал, что маркиз при смерти? Или, наоборот, знал, и приехал затем, чтоб хоть немного ее утешить?

Маркиза медленно отошла от окна, неосознанно разглядывая пол. Возле ножки стола в дорогом паркете виднелась крохотная вмятина. Она встала на колени, приблизив лицо к самому полу, чтоб рассмотреть ее. Это была не вмятина, а царапина. Скорее всего от упавшего острого металлического предмета. Меча? Итак, Беллатор здесь и в самом деле был.

Но, как правило, мечи не царапают полы, если их не бросить специально. Или не уронить. В ее покоях была устроена засада? Где же теперь Беллатор? Он похищен или… О плохом маркиза думать себе запретила, чтоб не навлечь беды.