Едва стемнело, приехал к дому.

В узких окнах мелькали стройные женские силуэты, и Сильвер, довольно усмехнувшись, подошел к дверям. Властно постучал. Ему открыла невысокая девушка в темном платье прислуги с повязанной на голове темной траурной лентой.

— Госпожа Домина дома? — спросил наугад, надеясь застать врасплох и служанку, и ее госпожу.

Служанка хмуро взглянула на нежданного гостя и настороженно придержала дверь, готовясь захлопнуть ее в любую минуту.

— Да, но она никого не принимает…

Не дожидаясь позволения, Сильвер быстро отодвинул ее и вошел. По-хозяйски закрыл за собой дверь и повернулся к напуганной служанке.

— Меня она примет! — уверенно заявил, не давая ей вставить ни слова. — Передай госпоже, что к ней приехал ее давний знакомый.

— А как вас зовут? — подозрительно спросила девушка, не трогаясь с места.

— Она будет рада мне, беги скорее! — и он подтолкнул ее к лестнице.

Поминутно оглядываясь, та принялась неуверенно подниматься. Решив, что при такой черепашьей скорости проку от нее немного, Сильвер в два прыжка заскочил наверх, обогнав ее, и толкнул дверь в ближнюю комнату, рассудив, что это и есть гостиная. Именно в этой комнате горел свет и мелькали женские силуэты.

Он рассчитывал застать Домину одну и не ошибся. Она сидела в кресле с платочком в руке и вытирала непрестанно бегущие по бледным щекам горькие слезы. Но при этом на ней было лазоревое платье с глубоким декольте, более уместное на пышном балу, чем в этой скромной гостиной. На шее сверкали сапфиры, стоящие целое состояние.

Увидев Сильвера, она вскочила и замерла. Он склонился перед ней в вежливом поклоне.

— Вы помните меня, красавица?

Домина сразу поняла, для чего он здесь. Сестра несколько раз в этот день назойливо повторила ей, что, если она хочет удачно выйти замуж, то больше никаких покровителей у нее быть не должно. Она и без того прекрасно обеспечена.

И Домина с чрезмерной сухостью проговорила, стараясь отвратить его от себя:

— Я прекрасно вас помню, ваша честь. Что привело вас ко мне, да еще так поздно?

Сильвер сделал вид, что не понял:

— Поздно? Но почему? Светская жизнь только начинается.

Домина дрогнула и опустила глаза, желая скрыть слезы.

— Я не веду больше светскую жизнь, и вы это знаете, — не сдержавшись, она всхлипнула и тут же гордо выпрямилась, но глаз поднять так и не смогла.

Сильвер подошел к ней, приподнял за подбородок и тихо попросил:

— Посмотри на меня, милая! Я так давно об этом мечтал!

Она удивленно посмотрела на него.

— Не удивляйся! С той поры, как я увидел тебя прогуливающейся по улице Купитуса, я потерял покой. Я видел тебя в снах, думал о тебе на поле брани. Я безумно тебя хочу. Ты такая сладкая!

Она поразилась. Нескио всегда был сдержан и даже несколько суров, она не привыкла к столь явно проявляемой страсти. Почувствовав ее смятение, Сильвер чуть заметно усмехнулся и нежно прижался к ее губам. Она дрогнула, ощутив, как сладко замирает сердце. И тогда он страстно обнял ее и прижал к себе, давая ощутить свое желание.

Ночевал он у Домины.

На Дворянском совете, или, что более соответствовало действительности, Совете аристократов, присутствовало сто двадцать восемь человек, по одному от каждого аристократического рода Терминуса. Председательствовал нескио, как самый знатный. Граф Контрарио тоже был здесь, надменный и горделивый. От имени наместника присутствовал Беллатор.

Первым выступил маркиз Пульшир, как обычно, обряженный в вычурный кирпично-золотой наряд, с пышно завитыми локонами на явно крашенных золотых волосах. Он убежденно доказывал свою правоту. После цветистой речи о своей почтительной любви к деду и сохранении родовых ценностей предъявил завещание.

Затем поднялся Беллатор. Его деловой вид и простой черный камзол резко контрастировали с непомерной роскошью маркиза. Он отдал найденное в поместье завещание, копию того, что только что предъявил Пульшир, и назвал его подложным. В доказательство предъявил записку герцога.

Аристократы, естественно, решили, что записка поддельная. Тогда Беллатор с кривоватой усмешкой вынул настоящее завещание. Но маркиз Пульшир объявил его поддельным, так как почерк якобы не соответствует почерку герцога, обвинил Беллатора в предвзятости, а, по сути, в подделке завещания.

Беллатор понял, что знать твердо решила видеть герцогом Ланкарийским Пульшира.

— Давайте пригласим на совет почерковеда, — громко предложил он, но из-за намеренно поднявшегося гула его слова были не слышны. Он понял, что все решено заранее и от него ничего больше не зависит. Аристократы уже выбрали герцога.

До этого времени молча сидевший во главе большого стола отчего-то мрачный нескио поднял руку, призывая дворян к тишине. Потом прищелкнул пальцами и нехотя произнес:

— Перед смертью герцог просил меня дать ему бумагу с моими гербами и завизировать все списки своего завещания. Он опасался подделок. Я лично визировал три списка завещания герцога. Что в них было, я не знаю, текст герцог мне не показывал. Так какие из предъявленных завещаний написаны на моей гербовой бумаге и надлежащим образом завизированы мной и моей печатью? Моя подпись должна стоять на обороте.

Маркиз посмотрел на свое и молча его убрал. Беллатор повернул свой лист к свету и разглядел водяные знаки нескио. На обратной стороне завещания стояли подпись и печать нескио.

Он подал завещание нескио.

— Что ж, к исполнению принимается это завещание. — Повернувшись к маркизу Пульширу, равнодушно проговорил: — Маркиз, я вам сочувствую, но вы не можете претендовать на наследство вашего деда.

— Но кто же тогда может? — взгляды всех присутствующих обратились к Беллатору.

Он развел руками.

— К сожалению, ничего пока не могу сказать. Мы ищем наследников, оговоренных в завещании. Как только найдем, сразу сообщим о наших усилиях.

Нескио, уверенный, что наследника им предъявят тотчас, удивился, но не подал виду.

— Хорошо, мы подождем еще немного. Сроку вам даю три месяца. Если наместник не сможет разыскать прямого наследника, тот будет избран из числа претендентов на Дворянском совете.

Довольный Беллатор уехал, а маркиз Пульшир с горечью заявил:

— Будь проклята ваша честность, нескио! Вы что, не могли промолчать?

Нескио вперил в него суровый взгляд, заставивший того нервно поежиться.

— Почему я должен молчать, маркиз? Не забывайте, я в числе претендентов! И теперь, когда вы утратили возможность стать герцогом Ланкарийским, мои шансы невероятно возросли. — И он насмешливо обратился к остальным: — Не так ли, господа?

Раздался поддерживающий его гул голосов, и маркиз сник окончательно.

Все разошлись.

Вечером Беллатор докладывал отцу и брату итоги Дворянского собрания:

— Если бы не нескио, мне бы ничего не удалось добиться. Меня попросту не слушали. Они все настроены против нас. Но стоило нескио сказать одно лишь слово, и с ним все согласились. Даже граф Контрарио не решился протестовать.

Медиатор сразу понял, в чем дело:

— Они оба в числе претендентов. Если нам не удастся найти прямого наследника, герцогом станет один из них. Поэтому ничего удивительного в поведении ни того ни другого я не вижу. — И твердо повелел: — Нам непременно нужно найти наследника.

— Перед нами крайне сложное дело, отец, — Беллатор задумчиво описал рукой небольшую дугу. — У нас два назначенных герцогом наследника, и ни об одном мы ничего не знаем. Одни предположения, которые невозможно доказать, тем более недружественно настроенному к нам Дворянскому собранию. А наши доказательства должны быть неоспоримыми. Я хочу поговорить с маркизой Пульшир, матерью нынешнего маркиза. Мне кажется, она в курсе происходящего.

Медиатор подошел к окну, заложив руки за спину и вздрогнул, что-то там увидев.

— Да, я тебе об этом уже говорил. Но учти, с ней неоднократно беседовали лучшие сыщики. Она ничего существенного им не сказала.