Его осторожно достали из могилы.
Это и впрямь оказался Беллатор, без сознания, но живой. Роуэн побрызгал ему в лицо водой из своей фляжки, и тот открыл глаза. Роуэн, забыв свой обычай держаться на расстоянии, порывисто его обнял и спросил:
— Ну как дела, дружище?
Беллатор чуть заметно улыбнулся.
— Замечательно, если ты со мной!
Он был слишком слаб, чтоб ехать верхом, и Роуэн отправил одного из своих людей в монастырь за возком. Потом приказал своим спутникам найти какой-нибудь труп. Труп приволокли быстро — мусорщики привозили мертвецов из города несколько раз за ночь. Лица у него не было, вместо него зияла сплошная кровавая маска.
— Беллатор, сними-ка свой камзол, нарядим в него этого дружка.
Тот понятливо кивнул и с помощью Роуэна стянул с себя камзол. В него обрядили труп, уложили в могилу в той же позе, что лежал Беллатор, и снова закопали. Потом вернули заступы на место.
К этому времени вернулся посланец с возком. Беллатор лег в него, устроившись поудобнее. Роуэн посмотрел, все ли на кладбище так, как прежде. Убрав все следы их пребывания, небольшой кортеж отправился к монастырю Дейамор. Расставаясь со своими людьми, Роуэн приказал молчать даже под пытками.
Настоятельница встретила их на пороге своего дома и быстро провела Беллатора в заднюю комнату. Там она промыла его синяки и царапины, смазала их бальзамом и уложила племянника в постель.
— Спи! Ты слишком измучен, чтобы говорить!
Роуэну очень хотелось узнать, что произошло, но Фелиция выпроводила его со словами:
— Мы скоро все узнаем. Но не сейчас.
Он был вынужден удалиться, а Фелиция, пылко вознеся благодарственную молитву Господу, принялась за письмо маркизе:
«Дорогая сестра! Наше дело завершилось благополучно. Но прошу тебя никому об этом не говорить, ты же знаешь, разговоры только вредят, ибо зависть человеческая беспредельна. Остаюсь твоей верной сестрой. Ф.»
Запечатав его своей личной печатью, Фелиция задумалась. Отправлять письмо с послушницей не стоило, та легко могла попасть в лапы заговорщиков. Пришлось снова звать Роуэна.
— Извини меня, Роуэн, я знаю, ты провел бессонную ночь. Но пошли это письмо с кем-нибудь из своих людей к маркизе. Она беспокоится.
Роуэн отрицательно качнул головой.
— Я не так уж и устал. Мне случалось не спать и больше. Я лучше отвезу его сам. Это недолго. Не думаю, чтобы Беллатор проснулся за это время.
— Как знаешь. — Фелиция подала ему письмо. На мгновенье их пальцы встретились, и Роуэн вздрогнул от пронзившего его разряда молнии. Ничего не почувствовавшая Фелиция спокойно продолжила: — На словах можешь ей передать, что ты вовремя спас Беллатора. Но не говори, что из могилы. Не думаю, что она примется тебя расспрашивать, она для этого слишком умна.
Роуэн низко поклонился и, думая, что никого проницательнее своей покровительницы еще не встречал, вскочил на коня и погнал во вдовье жилище маркизы. По дороге вспомнил, что маркиз Пульшир опочил и принялся размышлять, кому же совет аристократов передаст этот титул. Он плохо разбирался в родственных связях знати, но знал, что на титул маркиза могут претендовать многие его родственники. Или наследник уже известен?
Доехав до поместья маркизы, приказал доложить о себе и был немедленно принят. Маркиза в черном траурном платье, подчеркивавшем ее мертвенную бледность, но внешне совершенно спокойная, встретила его в гостиной. Поклонившись, он поспешно сказал, тронутый ее несчастным видом:
— Все хорошо, маркиза. Беллатор вне опасности. Я успел вовремя.
Она мелко перекрестилась. Несколько мгновений у нее мелко дрожали губы, но она справилась с рыданиями и благодарственно сказала:
— Вы совершили невозможное, Роуэн. Чем я могу вас отблагодарить?
Роуэн покачал головой.
— Я служу Фелиции, маркиза. Ее благодарности мне вполне достаточно. — Заметив, что его слова прозвучали двусмысленно, поправился: — Она прочитает за меня пару молитв, ведь сам я не молюсь.
— Я и не думала ничего другого, Роуэн, — мягко заверила его маркиза. — Я слишком хорошо знаю матушку настоятельницу, чтобы в мои помыслы закрадывались греховные мысли.
Передав письмо, Роуэн удалился, а маркиза, вскрыв письмо, прочитала его и разрыдалась от умиления и облегчения.
— Дорогая сестра! Меня никто и никогда так не называл. Что она хочет этим сказать? Что мы с ней сестры по праматери нашей Еве, или она считает меня женой Беллатора? Но этому не бывать! Он уже попал из-за меня в беду, больше я накликивать на него несчастье не буду! Нужно написать ему, чтоб он забыл обо мне!
Она принялась лихорадочно писать, но, испортив несколько листков бумаги, решила передохнуть. Не доверяя никому, черновики бросила в горящий камин и проследила, чтобы от них не осталось и следа. Потом пошла в свою спальню, прилегла на кровать и уснула, не замечая, что по щекам текут слезы облегчения.
Вернувшийся в монастырь Роуэн застал все ту же картину: Фелиция сидела в своем кабинете, занимаясь монастырскими делами, Беллатор крепко спал в задней комнате. Выслушав отчет о выполненном Роуэном поручении, спросила, не устал ли он. Услышав ожидаемый ответ, что нет, попросила его съездить в королевский дворец:
— Нужно сообщить брату, что Беллатор жив и здоров, но во дворец не приедет. Не думаю, что нам нужно говорить кому бы то ни было о его спасении. Пусть заговорщики думают, что у них все получилось. Писать я ничего не буду, передай ему это на словах. И говори с ним не во дворце, где уши растут из всех щелей, а в парке, и негромко.
— А согласится ли Медиатор пойти со мной в парк? Порой он бывает ужасно несообразительным, — с досадой заметил Роуэн.
— А ты не ходи во дворец, сразу позови его в парк. Пусть только стража передаст ему твои слова: «дорогой брат, прибыл посыльный от Фелиции».
Роуэн кивнул и отправился в королевский дворец. Он устал, хотел спать, бессонная ночь брала свое, но служить Фелиции было единственной радостью в его смутной жизни, и Роуэн был по-своему счастлив, выполняя ее поручения.
У той заставы, у которой его встречал Беллатор, стояли те же самые стражники. Узнав его, с надеждой переглянулись и пропустили в парк. Подъехав к главному входу, Роуэн приказал доложить о себе.
Узнав, что посыльный Фелиции не желает заходить во дворец, Медиатор вынужден был сам выйти к нему. Он был не на шутку встревожен исчезновением сына, но Роуэн, идя с ним по парку, вполголоса рассказал ему о похищении.
— И вы не знаете, кто участвовал в похищении? — наместник считал необходимым примерно наказать похитителей. — По указу короля за это они отвечают своими головами. И я добьюсь их осуждения.
— Не, к сожалению. Когда я уезжал, Беллатор еще спал. Но Фелиция просила передать вам: никому ничего не говорить. Пусть для заговорщиков появление Беллатора станет неприятной неожиданностью. Так проще будет их разоблачить.
Медиатор немного помолчал, прищурив глаза.
— Моей сестре надо страной править, а не прозябать в жалком монастыре. У нее государственный ум, — признал он мудрость ее советов. — Она права. Исчезновение Беллатора уменьшит осторожность заговорщиков и увеличит их спесь. Это нам на руку. Думаю, Беллатор был похищен в предверьи совета знати о передаче титула герцога Ланкарийского. А мы так и не установили оговоренных в завещании наследников.
— То есть они могут отдать титул герцога графу Контрарио?
— Или нескио. У них равные права. Но нескио до сих пор не пришел в себя. Так что, по сути, из всех претендентов остался один граф. Если бы маркиз Пульшир был смертельно ранен не в бою, а в темном переулке, я бы решил, что это дело рук графа. Хотя после разоблачения поддельного завещения маркиз был графу не помеха. Но граф мог просто обезопасить себя от любых случайностей.
Роуэн подошел к фонтану и опустил руку в ледяные струи. Стряхнул воду с замерзших пальцев и повернулся к наместнику.
— У Контрарио длинные руки. Не удивлюсь, если он все-таки помог маркизу побыстрее отправиться на тот свет.