Поразила меня зажиточность населения. Вы, наверно, уже мысленно отметили факт собственной «Волги» у районного журналиста с небольшим еще опытом, которой не имеет никто из его коллег в двух редакционных коллективах Советского района – «Пути Октября» и Комсомольской студии телевидения, в том числе их руководители. Как и собкорры ханты-мансийской и тюменской газет в нашем краю. Хотя здесь Крайний Север, и зарабатывать публицисты должны больше, чем в полуденных райцентрах.

 Вторая «Волга», упомянутая Ашотом, тоже, по нашим понятиям, вещь немыслимая, потому что принадлежит обыкновенным деревенским жителям, колхозникам. Такое невозможно представить ни в какой деревне России. Как и крестьянский каменный двухэтажный дом с тремя комнатами наверху и тремя внизу, каждая из которых пятьдесят квадратных метров. Всего, получается, триста. К тому же надо учесть, что сын и дочь этих сельчан учатся в Ереване в институтах. Естественно, отцу с матерью не помогают. Наоборот, их студенчество несомненно требует немалых материальных затрат со стороны родителей. Третий ребенок и подавно еще сам не работает – девочка занимается в восьмом классе расположенной в этой же деревне школы.

- А есть у вас пчелы? – спросил я у Ашота.

- Есть. У меня самого четыре улья стоят в… ( назвал какой-то колхоз ).

- А овцы?

- Да. Мои восемь также пасутся в… ( назвал другой колхоз ).

 Ашот выражал очень дружеские чувства к нашему народу, считая, что он спас армян от геноцида. Сказал, что фамилия Паскевича свята в каждой семье. Удивил негативным отношением к азербайджанцам. Выше дворника, заявил, им здесь работы нет. А иногда собираемся, чтобы кого-то из них поколотить. Я ответил, что мне такое непонятно. У нас среди нефтяников Тюменской области азербайджанцы пользуются большим авторитетом как хорошие специалисты, с опытом труда на Бакинских нефтепромыслах. Есть они и в леспромхозах, как представители всех других республик, в том числе армяне. На Севере люди ценятся не за национальность, а по человеческим качествам, по труду. Запомнились мне слова Ашота о том, что русские народ хороший, но очень не дружный.

 Разговорившись о заработках, я узнал, что этот журналист является по совместительству собственным корреспондентом ереванских радио и телевидения, в течение пяти-десяти минут ежедневно сообщает им о местных событиях, получая твердые гонорары, превышающие оклад в своей газете.

 «Я еще пишу пьесы для местного клуба, за которые они платят по пять тысяч рублей, - рассказал Ашот. – Через три года им требуется иная, в порядке обновления репертуара. Так что у меня здесь в какой-то степени деньги тоже постоянные».

 Выяснилось, что он и поэт, уже издал две книги своих стихов. Делает переводы с русского языка современных маститых авторов ритмических строк. Такое творчество, естественно, не безгонорарное, а нормально оценивается.

- А как у тебя с жильем? – спросил я.

- Имею свою двухкомнатную квартиру. Пока холостой, мне хватает. – И добавил: - У меня квартира, однокомнатная, есть и в Москве. Иногда летаем туда, чтобы посидеть в ресторане «Арарат». Собираемся человек пять и летим, как было на нынешние майские праздники. Билеты на самолет - не проблема.

- А у меня, к сожалению, хоть и москвич, и семьянин, но просто комнаты приличной в ней нет, - произнес Павел Котов, вступая в беседу. – Вы знаете о моем жилищном кошмаре на столичном меридиане. Но я хочу продолжить начатую тему.

 На этот раз во время отпуска побывал в Латвии, в Вентспилсе. Имею похожие выводы, что сделал на юге Максим Денисович. Там все крутится по-другому, чем здесь и в России в целом. Жили мы с Тамарой и Верочкой в весьма и весьма добротном пятикомнатном доме семьи рыбака. Его жена работает уборщицей в школе. Самые простые обыкновенные люди. У них тоже двое детей, как у дяди Ашота, о котором рассказал Царегородцев, учатся в вузах. Естестенно, меня заинтересовал дом. Такого в Советском не имеет и Анатолий Кипа, директор лесхоза, сам строивший свое жилье именно как директорское, при вольном лесе. А в «Советской России» однажды писали про директора лесхоза в Карелии, осуждая его за то, что «себе пятикомнатный особняк отгрохал». Что нормально для Латвии, то вызывает злобу борзописцев нашей Федерации. Я провентилировал у хозяев, сколько труда и средств они затратили на возведение храмины, как им это удалось. Оказалось, что строение – государственное, стоит оно им мизерных денег. Наша семья за месяц пребывания только в двух комнатах с лихвой возместила годовую их «квартплату» за особняк.

 Оттолкнувшись от такого факта, я специально, чтобы сопоставить, съездил в Кулдигу, являющуюся центром района с населением примерно такой численности, как в нашем. То есть Советский и Кулдига по количеству жителей и по статусу вполне сравнимы. Однако реальное положение двух населенных пунктов, находящихся в одном и том же государстве, – небо и земля. В чем различия?

 Все здесь сидящие отлично знают, что никак не можем добиться, чтобы от поселка второй передвижной механизированной колонны до райцентра, где расположена и железнодорожная станция, ходил автобус, – в течение ряда лет. А в Кулдиге налажено не только регулярное внутреннее автобусное движение, но имеется двенадцать линий, связывающих ее с другими местностями республики. 

 Говорили-говорили, что край как надо, но так и не открыли в нашем поселке ресторан, а там их два. Причем в каждом днем и вечером, в условиях высокой культуры обслуживания, можно вкусно и дешевле, чем у нас в столовой, покушать, при желании - выпить вина, послушать национальную музыку.

 Можно продолжать соотносить иные стороны бытия кулдижан и советчан, но это будет означать – вас еще больше расстраивать. Посему умолкаю.

 Вспомнили в этот раз ночной магазин в Тбилиси, который будет работать, «пока сидящие за столиком в уголке мужчины, потягивающие неспешно винцо, не надумают идти домой». Поразились гордостью сухумцев тем, что в городе имеется кладбище, каждый могильный памятник на котором «стоит не меньше пяти тысяч рублей». Оказалось, в Западной Украине существуют единоличные хозяйства вместо колхозов и совхозов на земле великороссов. В Ташкенте, Бухаре и Самарканде трогуют на улицах все подряд и чем ни попадя, как где-нибудь в Персии, а у нас бабушку, вынесшую на продажу пучок лука, или сибирского дедушку с кедровыми орешками забирают в милицию, в лучшем случае – велят убраться со своим добром домой. В Молдавии продают дешевое вино, по четыре копейки за стакан, из бочек, как в какой-нибудь Калуге квас. Там же имеются барахолки, где торгуют частники всем, что есть на свете, как в среднеазиатских так называемых советских республиках. По всему Кавказу за билет в общественном транспорте платишь водителю, а не в кассу. И все это тщательно замалчивается,

закрывается дымовыми завесами дезинформации.

 Володя, шофер прокурорского газика, первый поведал, что его шеф Георгий Аркадьевич Кайзерман застрелил сегодня Сереню Пророка. Сереня жил отшельником в бассейне Северной Сосьвы, охотился, имел несколько лесных избушек, где без опаски хранил все необходимое для жизни, выделанные шкуры убитых зверей. Как повелось исстари в тайге, пропажа чего-либо исключалась.

 В Агирише появлялся, чтобы запастись порохом, дробью, продуктами. У него мало кто бывал. Почти ничего о его прошлом не знали. Лишь были какие-то догадки. В старинные годы монахи оставляли мир, пророки уединялись в скитах и пещерах, почему сейчас не может быть подобных людей? – так воспринимали его выбор.

- Георгий Аркадьевич приехал в поселок не по делам службы, а в качестве члена избирательной комиссии, то есть по общественным, - рассказывал Володя в коррпункте у Котова. - Попросил остановить машину недалеко от магазина, около которого толпился народ. Он направился в их сторону. Но через некоторое время вернулся и сказал мне: «Возвращаемся назад в Советский, я человека застрелил, Сереню Пророка».