Усмехнувшись своему внутреннему цинику, я рванул с места. Пацан уже шагал ко мне, на ходу прихлопывая школьников, как надоедливых мух. Так они и расползались кровавыми пятнами на асфальте — вместе с телефонами в руках. Поморщившись от омерзения и жалости, я подавил рвотные позывы. Проклятье, слишком много крови и мяса. Неужели инициация настолько уродует людей?

Словно отвечая, мальчишка взмахнул рукой — и Настю тараном унесло в кусты, попутно пропахав ею школьную территорию.

— Сучёныш! — прорычал я, ускоряясь. На ходу вызвал несколько щупов из тумана, направил в сторону пробудившегося. Двое он смёл на подлёте, удивительно ловко и легко обрубив костяными лезвиями. Но третий угодил в бедро, принялся тянуть энергию. На мгновение свечение вокруг пацана померкло, задрожало. И сам он затрясся, будто в лихорадке, что-то заорал, схватился за щуп.

И меня выбило из сознания внезапное видение…

… Я медленно брёл по парку. Смеркалось, уже зажглись тусклые фонари, едва разгоняющие вечерний мрак. Где-то неподалёку смеялась шумная компания, справа хрустнула ветка, то ли под собачьей лапой, то ли под ногой очередного маньяка. Я поёжился, вспомнив, как неделю назад без вести пропала сестрёнка. Пошла гулять с подружками ближе к вечеру — и не вернулась. Мама с папой обзвонили все морги, дали ориентировки, объявления, воспользовались соцсетями — без толку. Катю никто не видел.

В душе колыхнулась боль. На глаза навернулись слёзы, но я усилием воли подавил их. Нельзя плакать! Надо найти сестру. Она точно жива, я это чувствую. Но где? Кому могла понадобиться четырнадцатилетняя девчонка? Глупенькая, нескладная, в уродливых очках с толстенными линзами, вечно шутящая по поводу и без…

По щеке всё же скатилась слеза. Я вытер её рукавом куртки, шмыгнул носом. Нельзя!

Справа мелькнула тень, раздались приглушённые голоса. Один из них показался смутно знакомым. Медленно, я направился туда, к кустам. Пригнувшись, почти прижимаясь к траве, выглянул на небольшую полянку, образованную несколькими старыми деревьями и десятком более молодых кустарников.

И увидел Натку.

Довольно улыбаясь, она стояла, сложив руки на маленькой груди, глядя на то, как дюжий мужик непонятного возраста, пыхтя от вожделения, срывает одежду с девчонки. Приглядевшись, я понял, что это — одноклассница Натки. Такая же, как и Катя.

Элементы головоломки сложились воедино. Зарычав, будто раненый зверь, я проломился сквозь кустарник, схватил с земли небольшую ветку, не глядя замахнулся, ударил мужика по затылку. Что-то хрустнуло, ветка переломилась, а насильник рухнул, как подрубленный. Девчонка, испуганно икая, попятилась назад. Я же повернул бешеное лицо к Натке. Та уже не выглядела довольной. Скорее, наоборот: осознав, что попала, она повалилась на землю, на коленях поползла ко мне.

— Егор, миленький, не сдавай! Я не специально. Это весело было, мы ведь шутили. Да и девчонкам приятно, сами потом спасибо скажут.

Я молчал, глядя сверху вниз на ту, кого ещё недавно считал красивой и умной девочкой. Но внешность обманчива. А поведение — лишь маска, иллюзия.

Натка глянула с надеждой, робко улыбнулась.

— А хочешь, отсосу? Я хорошо умею, мой парень доволен.

Мои губы задрожали, искривились в презрительной усмешке.

— Лучше извинись, — тихо, на грани рыка, выдавил я. — И верни мне Катю.

Натка осеклась, отвела взгляд.

— Катю? Так она ведь пропала. Откуда мне знать, где Катя?

Её слова звучали так же лживо, как выглядела маска приличной девочки на её лице. Я почти видел эту мразь насквозь: обеспеченная девчонка из богатой семьи. Родители со связями, в случае проблем способны отмазать дочурку от чего угодно. А ей мало нормальных развлечений, хочется остроты. Секс она перепробовала в разных вариациях ещё в тринадцать лет. Скучно. А вот играться людьми — весело. Особенно, если это близкие подруги, которые ей доверяют.

Натка отлетела от удара, врезалась в дерево, сползла, как куль с дерьмом, захныкала, прижимая ладони к лицу. Я удивлённо глянул на собственную руку. Момент, когда без замаха врезал девчонке по морде, прозевал. Впрочем, она заслужила.

— Я не дам тебе покоя, до тех пор, пока ты не извинишься перед всеми, кто пострадал. И вернёшь Катю, — тихо сказал я, уверенный, что она услышала. Развернувшись, выбрался с поляны. Телефон сам скользнул в руку, а пальцы механически набрали номер.

— Диспетчер полиции, слушаю вас, — раздался на том конце приятный женский голос.

— У меня есть информация о местонахождении насильника, — сказал я. На душе было мерзко. Словно вторя эмоциональному состоянию, сверху закапало. Сначала робко, но с каждой минутой всё сильнее.

Вскоре дождь превратился в самый настоящий ливень…

… Я дёрнулся, сделал судорожный вдох. Воспоминание было ещё более реальным, чем те, что мне показывал Щит. Словно бы я сам побывал в шкуре этого пацана.

Глянув перед собой, увидел, как мальчишка корчится на земле, сжимая руками рубашку на груди. По щекам текли слёзы, а рот искривился в злой усмешке. Вокруг тела слабо светилась энергия. Её едва хватало на то, чтобы поддерживать в нём сознание.

Недавняя злость улетучилась, оказалась раздавлена бетонной плитой жалости. Теперь, когда я ощутил то, что чувствует этот мальчик, мне было проще понять его. И проникнуться. Обнаглевшая от безнаказанности девчонка годом младше, одноклассница его сестры, подставлявшая своих подруг насильнику-педофилу. Пацаны-одноклассники и из параллельных классов, всё время шпынявшие нескладного мальчишку, цеплявшиеся по поводу и без. Учителя, чьё ограниченное мировоззрение не позволяло допустить наличие личных проблем и переживаний на душе у пятнадцатилетнего подростка. Всё это соединилось в жгучий клубок ненависти и обиды на весь мир.

И открыло врата инициации.

Я шагнул к Егору. Мысленным усилием отозвал щуп, перестав терзать мальчика. Он затих, скорчившись, тяжело дыша, размазывая слёзы, но по-прежнему ощущая ненависть ко всему живому.

Краем глаза я увидел, как в школьный двор ворвалась группа во главе с Марией Олеговной. Успокаивающе поднял руку, жестом попросил их остаться на месте. Нельзя спугнуть его. Любое лишнее движение, и Егор сорвётся вновь. И сожжёт себя.

Я был уже в нескольких шагах, когда на крыльце показалась какая-то девчонка. Окинув взглядом двор, она отшатнулась, округлила глаза, открыла рот.

И закричала.

Егор вздрогнул. Девчонка взорвалась кровавым веером, а воздух вокруг нас сгустился, налился силой. В самом мальчике её осталось лишь малость.

Пространство набухло, будто перезрелая опухоль, обвисло старой кожей. Чуть помедлив, лопнуло гнойным нарывом. И на асфальт школьного двора шагнуло существо.

Невысокое, метра полтора, больше похожее на подростка, с красной потрескавшейся кожей, неестественно вывернутыми назад коленями и ступнями, сутулой спиной и уродливой мордой, напомнившей гротескную харю из самых злостных кошмаров: узкое, почти треугольное лицо, на котором прямоугольной щелью выделялся рот, глаза представляли собой две заштопанные грубыми нитками полоски, а вместо носа было сочащееся кровью отверстие. Им существо и втянуло воздух, радостно захлюпав, огляделось. Щель рта раздвинулась, наружу высунулся узкий, но гибкий и длинный язык, облизнул окровавленный нос.

— Что ты, мать твою, такое? — прошептал я, отшатнувшись. Демон вздрогнул, резко взглянул на меня, заклокотал. Рот расширился ещё больше, обнажив мелкие треугольные зубы в два ряда.

Я выдохнул, потянул из источника все запасы, чувствуя, как налились мощью каналы, набухли от переизбытка энергии. Часть её я направил циркулировать по телу, усиливая скорость и регенерацию. Чувствую, в битве с этой тварью они мне понадобятся. Оставшиеся запасы превратил в два туманных клинка, тяжестью легшие в ладони.

Взмахнув ими, я медленно направился к врагу. Понятия не имею, какой там маг этот мальчишка, но он затронул те слои мироздания, прикасаться к которым категорически воспрещено. Призвал обитателя Ада. Существо, слепленное из страха, страданий и комков мёртвой плоти.