После осмотра машины мы еще немного посидели с отцом, тот сообщил, что завершает строительство дачи, поэтому в следующем году мы можем приезжать к нему на рыбалку, и вообще отдохнуть и позагорать.

В ответ жена похвасталась, что мы купили путевки на круиз по Черному морю.

Обменявшись новостями и почаевничав, мы с Людой отправились в общежитие.

— Хороший у тебя отец, — заметила Люда, когда машина отъезжала от отцовского дома. — И чего они с твоей мамой не поделили?

— Чего, чего? — засмеялся я. — Тамару не поделили, вот чего.

— Зря смеешься, — насупилась жена. — Все вы мужики такие, за любой молодой девкой побежите, стоит только поманить.

— Тебе то рано волноваться, — заверил я. — Сама еще такая.

— Врешь ты все. Мне уже двадцать пять лет осенью исполнится, — печально констатировала Люда. — Настоящая старуха.

Пришлось ей всю дорогу, пока ехали до общежития, рассказывать какая у меня молодая и привлекательная жена.

А когда из багажника были извлечены сегодняшние покупки, все упреки были забыты, ведь впереди маячила примерка платьев и босоножек, для юга.

Два дня до отъезда прошли в суматохе сборов и поездках к родственникам.

Перед отъездом я заехал и к маме, хотел узнать, что ей привезти с юга.

Пашка, необычно серьезный, тихо сказал:

— С мамой поговоришь, зайди ко мне.

Внимательно выслушав мамины наказы, как себя вести в самолете, в поезде, какие меры принять, чтобы не украли деньги и документы, я зашел к брату.

Помнишь, ты попросил меня за Димкой присмотреть? — сразу спросил тот.

Предчувствуя неприятности, я молча кивнул.

— Так, вот слушай, на дне рождения у него все было нормалек, правда, мы чуть не поссорились, потому, что я каждую рюмку у него считал. Короче, когда мы все разошлись, он вышел покурить на балкон и вывалился с него. Вроде бы всего четвертый этаж, но парень мертвее мертвого.

Пашка всхлипнул и продолжил:

— Похороны будут через два дня. Представляешь, мы только скидывались на подарок ко дню рождения, а теперь придется собирать на похороны.

Я представлял, и не просто представлял, а очень даже задумался. Что же получается? Мне не дано предупредить даже такое незначительно событие в масштабе Вселенной, как смерть единственного человека. Наверно, высшие силы намекают, чтобы я занимался собой и не лез туда, куда меня не просят.

Весь вечер я ходил под впечатлением этой глупой смерти молодого парня. А ведь у меня была мысль написать на стенах в душе, в туалете и прочих местах теплохода Адмирал Нахимов, что в 1986 году он столкнется с другим теплоходом и затонет. Получается, это будет бесполезно?

Пашка ничего не рассказал маме, не хотел ее огорчать. Я тоже ничего не рассказывал жене. Ничего уже не изменишь, жизнь продолжается.

После долгих размышлений я решил не брать с собой все деньги, забранные из подвального тайника. Ну, не нужно нам столько на поездку. Тем более, у жены бы возникла куча вопросов. Пришлось сделать еще один банальный тайник в комнате. Улучив момент, когда Люда собралась навестить своих коллег, чтобы похвастаться приближающимся отдыхом, я вытащил и так неплотно держащийся подоконник и убрал в открывшуюся нишу, большую часть банкнот. Оставил себе только двенадцать сторублевок, спрятанных в обложку паспорта. Сам подоконник добросовестно смазал клеем ПВА и поставил на место. Вряд ли за те две недели, что нас не будет, комнату навестят воры. В большей степени я прятал деньги от жены, чем от грабителей. Волгу пришлось оставить на охраняемой стоянке на другом конце города, увы, редкость у нас пока охраняемые стоянки, но аккумулятор на всякий случай снял. Мало ли что. Хотя кнопка отключения массы у меня была выведена в багажник, но у нас хватает умельцев, решат проблему в три секунды.

Сорок минут полета в тесноватом салоне ЯК-40 до Пулково показались мгновением по сравнению с ожиданием самолета на Одессу. Вроде бы всего четыре часа, но как долго они тянулись!

Но все когда-нибудь заканчивается, и нас пригласили на регистрацию на рейс. До самолета пришлось идти ножками по летному полю. Хорошо хоть чемоданы не надо было нести самим, как это было в Петрозаводске. Их слегка поддатые грузчики уже увезли на электрокаре и сейчас занимались погрузкой, небрежно швыряя все подряд в грузовой люк ИЛ-62.

Усевшись в кресло, я вспомнил рассказ своего дяди, работавшего снабженцем на станкостроительном заводе. Собираясь улететь из командировки, тот сидел в Пулково, в надежде, что появится билет на рейс Ленинград — Ташкент. В аэропорту было шумно, играла музыка, когда очередной самолет пошел на взлет. Набирал высоту он медленно, и натужно ревя, скрылся за лесом, откуда через несколько секунд послышался грохот взрыва и в небо поднялась огромная туча пыли.

В аэропорту сразу стало тихо, музыку вырубили, а к кассам выстроилась огромная очередь, желающих сдать билеты. Дядя спокойно купил билет и улетел в Ташкент в практически пустом самолете. Вылет, правда, задержался на полтора часа.

Кстати, такого события в этой жизни еще не случилось, дядька еще ничего не рассказывал и даты из прошлой жизни я в упор не помню.

— Тьфу, тьфу! — мысленно сплюнул я через левое плечо. — На фиг такие мысли! У нас все будет хорошо.

Эти же слова я сказал и Люде, с бледным лицом садящейся рядом со мной. Пока мы летели до Ленинграда, самолет несколько раз проваливался в воздушные ямы, и кое-кто из пассажиров был вынужден воспользоваться бумажными пакетами. Люду тоже тошнило, но от пакета она все же отказалась. Вот и сейчас она боялась повторения такой качки.

Однако полет на Иле оказался не в пример комфортабельней, чем на Яке. Шум двигателей был почти не слышен, в салоне лайнера приятно веяло прохладой из вентилятора

Нас даже покормили сосиской с пюре и кофе с булочкой. Так, что вышли мы целые и невредимые из дверей Одесского аэропорта под жаркое одесское солнце ближе к семнадцати часам дня.

Посадка на теплоход планировалась на завтра, и нам нужно было где-то переночевать.

К сожалению, опыт моей первой жизни по поводу Одесских отелей ничего подсказать не мог, кроме того, что нынче свободных номеров ни в одной гостинице мы не найдем. Поэтому надо искать частные предложения.

У аэропорта никого с такими предложениями не имелось. Поэтому мы уселись в такси и доехали до железнодорожного вокзала. Там сдали вещи в камеру хранения, и вышли на улицу. С левой стороны от центрального входа туда-сюда бродили несколько женщин.

Подойдя ближе, я услышал негромкое бормотание.

— Квагтирку, кому квагтирку, дешево сдаю квагтирку, — монотонно повторяли женщины, неприязненно глядя друг на друга.

Люда кинулась к ближайшей тетке, как к родной матери.

— Ой! Вы, правда, сдаете квартиру? Вот здорово! — радостно воскликнула она, затем недолго переговорила с ней и, повернувшись ко мне, решительным тоном добавила, — Саша, я нашла, где нам переночевать, Роза Моисеевна просит всего десять рублей за ночь. Идем скорее.

Но я не спешил:

— Роза Моисеевна, а мне таки кажется, шо вы просите слишком большие деньги за переночевать.

— Да ви шо, молодой человек! Разве десять гублей много за ночлег в доме на Пушкинской улице в благоустгоенном доме с туалетом неподалеку? Это же Одесса! Ви нигде не найдете таких удобств.

— Саша, зачем ты споришь, сейчас тетка рассердится и откажется нам, — шепнула мне Люда.

— Ну ладно, молодые люди, так и быть, Гоза Моисеевна входит в ваше безденежное положение и уступит вам спальное место за восемь гублей. — сообщила деятельная старушенция.

— Не слушайте эту пгоходимку, — вступил в разговор единственный, присутствующий здесь лысый мужчина, старше средних лет.

— Богис Львович, имеет честь пгедложить вам пегеночевать в настоящей благоустгоенной квагтиге всего за шесть целковых, а не в стгашной пристгойке с клопами и тагаканами за целых восемь гублей.

— Богя, как тебе не стыдно гушить бизнес тети Гозы! — накинулись на мужика остальные женщины.