В прошлой жизни я тоже бывал в Батуми, только на двадцать лет позже, и тогда все было по-другому.

А сейчас, несмотря на идиллическую картину, на душе у меня было неспокойно. Складывалось такое ощущение, что впереди нас ждет большая неприятность.

— Саш, ты чего загрустил, — обратилась ко мне Люда. — Сидишь, молчишь, смотришь в море, как будто там есть что-то интересное. Не забыл, что рядом твоя жена.

— Да, конечно, — я встряхнулся и, выбросив плохие мысли из головы, заказал еще по чашечке кофе с коньяком.

Мы, смеясь, отправились на теплоход, но чувство тревоги, спрятавшись где-то далеко, так и не покидало меня.

Когда теплоход отходил от причала, было уже темно. Мы с Людой стояли на смотровой галерее, разглядывая ночной Батуми. Сейчас он выглядел гораздо красивей и загадочней чем днем.

Когда вышли из бухты, стало прохладней, и Люда захотела спуститься в каюту.

Не знаю почему, но тревога меня не отпускала.

— Давай постоим еще немного, — предложил я. — Успеем еще в каюте насидеться.

— Давай, — нехотя согласилась жена.

И в этот момент заревел гудок теплохода, он ревел и ревел, не останавливаясь, а затем к нему присоединился еще один более низкий звук. Повернувшись на него, я увидел, как из темноты на нас движется темная масса сухогруза.

Несколько секунд и теплоход сотряс сильный удар, нас бросило от него на леера. Народа на палубах было полно, со всех сторон раздавались крики детей, женщин.

— Внимание, пассажирам, пожалуйста, соблюдайте спокойствие. Согласно номеров кают просим всех подойти к своим шлюпкам для эвакуации. — через какое-то время раздался мужской голос из мегафона.

После этих слов, визга и ора на палубе стало еще больше. А теплоход уже начал ощутимо наклоняться на левый борт.

— У нас документы в каюте, — крикнула Люда, когда я потащил ее к нужной шлюпке.

— Какие документы! Бежим скорей, — крикнул я в ответ, стараясь пробиться через обезумевшую толпу.

Но когда мы пробились к нашей шлюпке, та лежала на палубе, слетев с талей, а вокруг нее суетились несколько матросов.

— Хренасе! — оценил я ситуацию, до следующей шлюпки было не пробиться.

Утонем на хрен, — мелькнула мрачная мысль. — Надо прыгать в воду. До берега километров пять-шесть, Люда плавает отлично, я тоже, доплывем. Еще немного теплоход накренится и так поневоле скатимся в воду.

Людочка, милая, успокойся, — обнял я жену, та беззвучно рыдала.

— Санчик, милый, мы ведь не утонем, правда, — повторяла она одно и тоже.

— Не утонем, не бойся, — успокаивал я ее. — Сейчас шлюпку спустят, и мы поплывем к берегу.

Пока успокаивал жену, теплоход дал еще больший крен, и спустить шлюпки с нашей стороны стало невозможно.

Зато с сухогруза уже были спущены несколько шлюпок, направлявшихся в нашу сторону.

— Ну, все, пора, — решился я.

— Люда, прыгаем в воду, ничего не бойся я с тобой, — быстро произнес я, и пока жена не пришла в себя, прижал ее к себе и громко скомандовал. — Прыгаем!

И мы солдатиками полетели вниз.

При падении в воду ушли на глубину, и наши руки расцепились, Но я почти сразу, как пробка вылетел на поверхность и завертел головой в поисках жены. И тут ее голова появилась из воды практически рядом со мной.

— Уф, — выдохнул я облегченно. — Люда нам надо быстрее отплывать в сторону, если теплоход пойдет на дно, он может утащить нас за собой.

Берег сейчас казался намного дальше, чем смотреть с высоты теплохода. Но все равно его огни можно было вполне разглядеть.

Хорошо, что мы прыгали с правого борта, смотрящего на Батуми. По крайней мере, плыть придется на сто или двести метров меньше.

— Отплывали мы от тонущего корабля кролем, стараясь уплыть, как можно дальше. Удалившись на безопасное расстояние, легли на спину и тихонько заскользили в сторону далекого берега.

Тонущий теплоход служил нам ориентиром, даже не столько теплоход, сколько сухогруз. На нем во всю крутились два прожектора, выискивая в воде плавающих пассажиров.

Догоняющую нас шлюпку мы сначала услышали, потом только увидели.

Тихий плач и негромкие мужские ругательства далеко разносились над водой.

— Смотри, Вовка, тут еще парочка плывет! — послышался молодой мужской голос.

Шлюпка осторожно приблизилась к нам, и надежды попасть на нее рассыпались вмиг.

Борта у той практически черпали воду. Было непонятно, как она еще держится на плаву.

— Ребята, жену возьмите, — крикнул я на всякий случай.

В шлюпке возмущенно закричали:

— Товарищи моряки, не берите больше никого, пусть вплавь добираются или другую шлюпку ждут.

Однако моряки молчали.

Через минуту все же раздался мужской голос.

— Ладно, пусть забирается с кормы. С борта даже не пытайтесь подплывать, а то все на дно пойдем.

Снова возмущенно заорали пассажиры, а я в это время спорил с Людой.

— Забирайся в лодку немедленно, я тебе говорю! Не заберешься, возьму и утоплюсь. Поняла!

— Поняла, я поняла, Санчик, как же я без тебя? — бормотала жена, стараясь ухватиться за край кормы. Подплыв, я помог ей подняться, а там ее за руку схватил один из матросов.

— Там за нами еще шлюпки идут, — он крикнул мне. — Так, что поглядывай по сторонам, увидят, подберут.

— Хорошо, — выдавил я и расслабился лежа на волнах. Люда плывет к берегу в шлюпке, у нее все должно быть хорошо, да и у меня тоже. Бывало, и по пять-шесть километров плавал в наших холодных карельских озерах, что мне пять километров в теплом соленом Черном море, тьфу и растереть.

По внутренним ощущениям в воде я находился уже час, если не больше, Насколько было видно, теплоход Адмирал Нахимов все-таки затонул. И, возможно, виной этому оказался я, легкомысленно написавший предупреждение на стене душевой. А ведь мне было уже предупреждение судьбы.

Перевернувшись на живот, я глянул в сторону берега. Да, огни Батуми стали ощутимо ближе. Еще час, полтора и я тоже окажусь на берегу.

Шлюпок, направлявшихся к берегу, я больше не встретил, легкие кораблики, тучей направляющиеся к месту катастрофы, тоже, как специально, обходили мою тушку стороной.

Ну и ладно, сам доберусь, — подумал я и снова перевернувшись, поплыл на спине в сторону берега.

Мерное движение и плеск волн действовали усыпляющее, я автоматически загребал руками в полусне, полностью отрешившись от реальности, когда тупой удар по голове окончательно лишил меня сознания.

В себя я пришел оттого, что кто-то несильно, но больно шлепал меня по щекам.

Когда открыл глаза, этот кто-то радостно выдал длинную фразу по-грузински.

Лицо кричавшего было неразличимо на фоне темного неба. А плеск волн и небольшая качка дали понять, что я нахожусь на борту какой-то рыбацкой лодки, потому, что все вокруг пропахло рыбой. Рядом со мной лежал еще один человек, на пару с которым мы были накрыты одним брезентом. Несмотря на такое одеяло, было жутко холодно, и зверски болела голова.

Положив руку на затылок, обнаружил там здоровенную, болючую опухоль.

— Наверно это меня так лодкой треснуло, — подумал я и попытался сесть.

Как ни странно, получилось это с первого раза.

Рыбак, бивший меня по щекам, поднялся и принес фонарь с кокпита, где за штурвалом сидел еще один человек.

тусклый свет керосинового фонаря для меня показался таким ярким, что пришлось зажмуриться.

Рыбак удивленно выругался, но я уже открыл глаза и понял, что смотрю в лицо парня, которого сегодня днем ударил на рынке.

Тот тоже смотрел на меня, и его лицо начинало бледнеть.

Он нервно оглянулся на рулевого и тихо шепнул:

— Брат, прости меня ради Христа, ничего не говори отцу, он меня убьет, если узнает, что я оскорбил твою жену. Она утонула?

— Нет, — сипло ответил я, еле шевеля пересохшим языком. — Ее взяли в шлюпку, она должна быть уже на берегу. Не бойся, я ничего не скажу.