Конференция уже подходила к концу, а никакой сенсации так и не случилось. Нателла решила уже, что интуиция ее подвела. Володька от нечего делать снимал всякие посторонние лица; заглянувших в зал милиционеров, уборщицу, пьяненького мужичка, притулившегося к стене...

   Нателла снова встала. Нет, больнее ничего интересного не будет. А жаль...

   И в этот самый момент пьяненький мужичок вдруг оторвался от стены и покачивающейся походкой пошел к столу, за которым царило такое воодушевленное раскаяние.

   —  Ты погоди, твою мать, наших-то поливать!— ухватился он за первый попавшийся микрофон, который оказался как раз стационарным и усилил его скрипучий голос. — А кто-то разобрался, к едрене фене, с какого хрена танкер накрылся?..

   К сожалению, договорить мужичок не успел. Его быстренько оттащили от микрофона и выволокли из зала.

   Но Нателла уже летела вслед за безбожно матерящимся пьянчужкой, торопя и Володьку.

   Милиционеры стащили мужичка вниз по лестнице и, дав здоровенного пинка, отправили на улицу.

   —  Простите, — Нателла помогла мужичку подняться, — вы что-то хотели сказать, но не успели.

   Мужичок глянул на журналистку не совсем трезвым взглядом и сказал:

   —  Так это... Долбанули в наш танкер чем-то... Никакого шторма особого не было...

   Между предложениями он делал огромные паузы, очевидно пропуская нечто весьма непечатное. Все-таки беседовал с дамой.

   — А вы откуда все это знаете? — не верила своему счастью Нателла. Все же чутье ее не подвело.

— Так откуда знаю... Я же штурманом на «Луче»... был.

— Погодите, как — штурманом?! Как — на «Луче»?! — Нателла вдруг испугалась, что сенсация лопается, не успев родиться. — Вся команда танкера еще в Японии.

— Вся, да не вся... Мы со старпомом остались помогать японцам... Вот они нас сюда и доставили... — Голова мужичка упала. Все же он был изрядно пьян.

— Володя! — дико закричала Нателла. — Тащи ведро воды!

— Зачем вода? — опешил оператор.

— Нужна! Холодная, ледяная!

— Кому нужна?

— Штурману!

   Володя, так и не поняв, с чего это штурману вода, умчался за ведром и скоро действительно принес — ледяную.

   К этому моменту штурман открыл глаза, все понял быстрее, чем оператор, сказал:

— Не надо. Я сам, — и сунул голову в ведро.

Довольно долго держал ее там, а когда, отфыркиваясь, вынул, глаза его действительно были трезвыми.

— Вот теперь мы у него возьмем интервью! — рубанула воздух кулачком журналистка. — Вот теперь и будет сенсация!

   Дорогу перед третьим корпусом гостиницы «Ярославская» запрудили длинные фуры с иногородними номерами. На окраинах нынче грабят зверски, вот дальнобойщики и решили перекочевать поближе к центру, где пусть дороже, но зато поспокойней и небезопасней.

— Ну и занесло же нас... — Кирюха удрученно смотрел на замызганных цыганок и цыганят, которые толпились прямо перед входом, чему-то громко смеялись, грызли семечки и между делом, без особого старания, выклянчивали у прохожих милостыню. — Тут и клопы, наверное, еще не перевелись...

— А ты чего ожидал? —хмыкнул Андрей. — Пять звездочек?

— И то верно, спасибо надо сказать, что не Бутырка, — мрачно пошутил Кирюха.

   «Ярославская» не была телефонизирована, но в номере, который занимали Андрей с Кирюхой, телефон стоял. Кабель провели всего несколько часов назад, в обстановке повышенной секретности и по личному приказу полковника Савелова. Разумеется, простому смертному делать в этом номере было нечего, и, по меньшей мере, одиннадцать месяцев в году эта огромная комната с голыми стенами, шестью койками и глазком телекамеры в вентиляционном отверстии под потолком пустовала.

   —  И долго нам здесь куковать? — Кирюха подошел к окну, распахнул форточку, закурил.

   Неуютно ему было в этом затхлом местечке. На казарму похоже. Или на хлев.

   — Может, день, — пожал плечами Андрей, — а, может, неделю. Будем ждать вызова.

— А я и не пожрал как следует, — пожаловался Кирюха.

— Так закажи, — усмехнулся Чесноков. — Вон телефон.

— Да тут и без телефона можно, - зевнул Кирюха. — Девушка, будьте добры, примите заказ— вина и фруктов! — обратился к голым стенам Барковский. — Что-что? Не поняли? Я говорю: водки и огурец.

  Андрей хмыкнул. Но улыбка так и застыла на его лице, потому что в этот самый момент в номер постучали.

— Во, блин, доигрался! — вскочил с кровати Андрей. — Тут же действительно все прослушивают. Кирюха и сам был не рад.

Они уставились на дверь, словно вообще впервые видели такое приспособление. Стук повторился.

— Мы пошутили! — крикнул Кирюха. — Нам ничего не надо.

Но дверь открылась.

— Совсем-совсем ничего?

Если бы на пороге стояла официантка с фруктами и вином, да даже с водкой и огурцами, ребята удивились бы меньше. Это был Венька — собственной персоной.

— Это... а... ты же... — очень содержательно сказал Кирюха.

— Я тут стишки припомнил, — закрыл Венька дверь за собой. — Увидим, услышим, диагноз поставим...

   — И кому надо клизмочку вставим! — хором откликнулись Кирюха и Андрей.

   И они снова обнялись. Теперь уже без показной радости: так обнимаются братья, которые друг за друга жизнь положат — не задумаются. И именно к этому — положить жизнь — готовы.

Разговор с рефреном «а помнишь?» с упоминанием экзотических географических названий затянулся часа на два. Но в конце концов Венька погрустнел:

— Мне бы с Людкой попрощаться.

— Намек понял, — оживился Кирюха. — Ты только скажи, и мы с Андреем погуляем, подышим свежим воздухом. Гляди, сколько здесь кроватей! Выбирай любую!

— Вы пошляк, Барковский, — насупился Венька. — Пошляк и извращенец. Я набью вам лицо.

— Прости дурака, — виновато развел руками Кирюха.

   ...Она опоздала на час, что было в ее стиле. Она всегда и всюду опаздывала. Венька уже настолько к этому привык, что не злился, а даже считал это своеобразным шармом. -

   Два дня назад они поссорились. Впрочем, ссорой это было нельзя назвать. Скорей, размолвкой.

   Венька не был опытен в любви. Верней, в замысловатых любовных играх, которыми Люда владела в совершенстве. Он не понимал их правил. Будучи в душе чистым и наивным, он глупо попадался в простейшие женские ловушки, путался, терялся, робел и проигрывал раунд за раундом, при этом еще и чувствуя за собой неискупаемую вину. Люда была для него принцессой из сказки, он беззаветно обожал ее, первую и единственную.

   Быть может, она бы вела себя иначе, если бы хоть что-нибудь знала о нем. Но она не знала, Венька никогда и ничего ей не рассказывал. Для нее он был сытым еврейским мальчиком, сыном благополучных и богатеньких родителей. Да, мальчик был с мускулами, но у кого их нет?

— Что случилось? Почему ты здесь? — взволнованно спрашивала Люда.

Он тысячу раз проговаривал в уме ответную речь, но сейчас опять растерялся, позабыл все слова, кроме: — Я все объясню... Прости меня, пожалуйста.

— Я тебя давно простила, глупый, — она прижалась к нему. — Господи, какой холодный.

   Еще удивляется. Попробовала бы сама на холодном ветру целый час проторчать.

— Я люблю тебя, — жалобно произнес Венька и попытался ее поцеловать. 

— Подожди, — Люда обожгла его губы прикосновением кожаной перчатки. — Давай зайдем куда-нибудь. Ты согреешься и все мне расскажешь.

   Сейчас она была доброй заботливой мамочкой, а он сразу же почувствовал себя беззащитным ребенком.

— Да-да, пойдем... Я тебя с друзьями познакомлю...

И Венька повел ее в гостиницу «Ярославская». Повел с таким гордым видом, будто в королевский дворец.

   Люду, конечно, шокировали царившие в затхлом холле грязища и неустроенность, но на ее кукольном личике это никак не отразилось. Ей даже стало любопытно. Жуткая гостиница, какие-то друзья... Наконец-то в Венькиных поступках появилась загадка.