«Просим ускорить завершение эксперимента «Висмут» тчк Начальник полярной станции Антарктида-3».

— Понимаю, Александр Степанович. Конечно, не к месту затея с детьми и не ко времени. А что же делать? Они завтра опять придут.

— Не пускать!

— А районо?

— Я вас не понимаю, Вадим Павлович! Ну ладно этот методист. Но вы, взрослые, серьёзные люди… Учёные. Не пускать! Или, может быть, корпус за моё отсутствие превращён вашим районо в филиал начальной школы?

Громцев молчал, теребил на носу отремонтированные очки. Ему было стыдно, что он не мог проявить подобной воли и попал в плен к кочевникам.

— Где Тамара Владимировна? У неё последние записи по эксперименту «Висмут». — И при этом Главный Криоген швырнул тетрадку с планами Казимира Ивановича на стол.

Вентиляторы подхватили тетрадку, закружили по комнате и выдули её в окно.

Пространство перед корпусом было заполнено ребятами. Никуда они, конечно, не уехали, они все снова были здесь. Даже больше прежнего их пришло, потому что привели друзей и знакомых.

Дверь корпуса открылась, и на пороге появился Лазуркин. Молча и деловито прикрепил кнопками к дверям листок.

— Развивайтесь сами. На дому! Согласно рекомендованному списку литературы.

— Как — на дому? — спросила девочка с косичками, концы которых были защёлкнуты пряжками — маленькие гусиные лапки. А на платье гуси были нарисованы целиком. Тоже маленькие, конечно.

— Сказали, послезавтра начнём! — возмутился паренёк в летней шапке с пластмассовым прозрачным козырьком зелёного цвета.

— Когда теперь приходить? — крикнул другой, в такой же летней шапке, только цвет козырька был жёлтым.

Ни у того, ни у другого из ребят шапки ровно надеты не были. Само собой разумеется. Конструкция школьника!

— Хе-хе! — усмехнулся Лазуркин. — Восемь классов кончите и придёте! Не до вас. Академик приехал. Эксперимент начинается. Посторонись! — крикнул он, потому что от подъехавшего грузовика несколько сотрудников тащили к выходу чёрные дымящиеся сосуды с азотом.

Пропустив азот в корпус, Лазуркин посмотрел на небо.

— Погода. Лето. И гулял бы я на вашем месте! — и закрыл дверь.

— Безобразие! — крикнул Гунн. Он опять был с мороженым.

Ребята заволновались, зашумели. Всё пространство перед корпусом заволновалось, зашумело, задвигалось.

— Как же так?

— Нам обещали!

— И в газете было напечатано! И по радио говорили!

Даже маленькие гуси на платье у девочки закричали: «Мы с нею везде ходим, поэтому тоже всё видели и слышали! Вы обещали!» А мальчик с развязанными шнурками на ботинках даже попытался заплакать от обиды. Он очень надеялся стать физиком, ведь физика — наука будущего, она ждёт его!..

Гунн переложил мороженое из правой руки в левую, подскочил к дверям и забарабанил кулаком что было сил.

Дверь распахнулась, и Лазуркин, вынув из кармана свисток, пронзительно засвистел.

Толпа отхлынула, обратилась в бегство. Девочка с гусями убегала первой. А может быть, это не она, а гуси убегали первыми. Мальчик с развязанными шнурками не убегал, потому что, прежде чем убегать, ему надо было завязать шнурки. Он этим и занялся. Хотя понимал, что шнурки развяжутся снова.

А сквозь отступающие ряды к корпусу стремительно шёл старик в развевающемся плаще и в фетровых ботах.

— Без паники! Все за мной!

И ребята послушались неизвестного старика. Для взрослых старик был странным, непонятным, чудаковатым.

Но все эти качества иногда необходимо иметь, чтобы сразу завоевать доверие у ребят, чтобы они пошли, ни о чём не спрашивая. То, что неясно для взрослых, ясно для ребят.

Мальчик с развязанными шнурками с облегчением перестал завязывать шнурки. А двое в летних кепках в ту же минуту оказались рядом со стариком. Зелёный и жёлтый.

Казимир Иванович подошёл к Лазуркину и сказал:

— Посвистели, и хватит. А теперь пустите нас к вашему академику.

— Стыдно, гражданин. Безобразию потворствуете. — И Лазуркин захлопнул дверь.

…К корпусу двигалась организованная начальная школа. Именно организованная, а не какая-нибудь толпа, которая в панике только что удирала от Лазуркина. И причём каждый сам по себе удирал. Со стороны, конечно, противно было смотреть.

А сейчас впереди вышагивал Казимир Иванович. За ним вышагивали ребята, гордые и счастливые своим новым другом. Они верили в его силу и могущество. Ну-ка, Лазуркин, выйди, посвисти и похихикай!.. Теперь ребята сами скажут: «Посторонись!»

Инициатива, впервые проявленная подобным образом в науке. И в таком масштабе. Солидно. Квалифицированно. И очень своевременно.

Казимир Иванович нёс плакат — «Откройте двери молодым!».

Вдруг плакат дрогнул и накренился. Побледнев, Казимир Иванович схватился рукой за поясницу и тихо осел на землю. Ряды смешались, не стало организованной колонны. Ребята испугались за Казимира Ивановича, окружили старика.

— Что с вами?

— Казимир Иванович!

— Плакат! — закричал старик. — Не дайте упасть плакату!

Ребята подхватили плакат. Подняли повыше, чтобы Казимир Иванович видел.

Старик едва слышно простонал:

— Опять радикулит. Звоните в «неотложную помощь».

Из машины «неотложной помощи» выскочил шофёр Федя и врач.

— Эх, Казимир Иванович, — сказал Федя, помогая врачу усадить старика в машину. — Вот они, ваши вызовы. Всегда одним и тем же кончаются.

И врач сказал:

— Бегаете как мальчик. Запру вас дома на ключ.

Казимир Иванович смущённо улыбнулся. Перед врачом он так же отступал, как ребята перед Лазуркиным. И старался он сейчас для них, для своих новых друзей, чтобы они успокоились. О себе не думал.

Машина тронулась.

— Дети! — крикнул старик, и на какое-то мгновение в окне мелькнула его рука. — Идите в редакцию газеты! В радиокомитет! Идите! Я ещё… — Но тут врач поднял в машине стекло, и ничего уже не стало слышно.

Ребята растерянно глядели вслед удаляющейся машине. Выскочил Лазуркин со свистком, и опять, пожалуй, могло бы возникнуть неорганизованное отступление. Так на ребят подействовала болезнь Казимира Ивановича. Он им был совершенно необходим. И они не стыдились в этом признаться. Они его полюбили.

Над головами ребят плакат теперь покачивался печально. Он был написан крупным неровным почерком с неожиданными хвостиками и завитками, как и всё то, что было написано в школьной тетрадке, которую вентиляторы выдули в окно. В неожиданных хвостиках и завитках был и весь неожиданный Казимир Иванович, его характер и его поступки. Как не полюбить такого человека, да ещё ребятам, когда их характеры и поступки тоже ещё все в неожиданных хвостиках и завитках. И когда ребят тоже ещё надо запирать дома на ключ.

— Тема уже отзвучала, — говорил старший редактор в радиокомитете. — Понимаете? И вообще программа забита на месяц вперёд. Пойдут диспуты: «Всё про Машу», «Кладовые Урала», «Возраст находки три тысячи лет», «Дети и эстрада». Ирму Сохадзе знаете? Совсем маленькая, а прекрасно поёт на эстраде. Так что приходите через месяц.

— Но это же скандал! — воскликнул Казимир Иванович. Он был, как всегда, в плаще и в ботах. Только плащ вместо пояса был перевязан шерстяным платком.

Как только Федя привёз Казимира Ивановича домой и врач оказал первую помощь, старик обвязался шерстяным платком и тут же убежал из дому. Незаметно, конечно. Чтобы врач и Федя не видели.

— Приглашают детей! — негодовал старик. — И потом этих же детей, с вашего молчаливого согласия, — на улицу!

В комнату вошёл сотрудник. На нём была надета сумка с репортёрским магнитофоном, на ладони он подбрасывал ключи от автомобиля.

— Володя, что такое программа вещания? И потом, это твой репортаж об институте Холода?