Я расхохотался.
— Вот дерьмо. Ты теперь тут главный?
Джейкоб выставил вперед подбородок и скрестил руки. Задрав голову, он невозмутимо изрек:
— Если так можно заставить вас обоих заткнуть пасти и вернуть к обсуждению плана помощи самому невинному во всей этой истории человеку — то да.
Не удержавшись, я улыбнулся ему и кивнул.
— Как вижу, Грейс научилась упорству у тебя. Ты прав, ради нее я готов на все.
— Нет, Шейн, упорству и стойкости ее научили годы мучений.
Точно.
Рука Михаила обхватила мои плечи, и груз всего мира, как и ненависть, вместе со злостью испарились. Опустив руку к моей груди, он тяжело вздохнул, выражение лица стало замученным.
— Габриэль притязает на девушку. Он возомнил, что их с Грейс... связь... может породить еще одно поколение Нефилимов. Таков его путь к победе в этой войне.
— НЕТ. Ни у кого, кроме МЕНЯ, никакой СВЯЗИ с Грейс не будет! А теперь верни меня обратно, сотвори какой-нибудь ангельский фокус-покус и исцели ее!
Рука Михаила начала давить, и голос его, казалось, утратил свою мощь.
— Не все осталось как прежде, Шейн. Мы можем спасти ее от заточения Габриэля, но исцелится Грейс только в том случае, если сама того захочет. Единственное, что я могу сделать с тем, что ты назвал «ангельским фокус-покусом» — это вернуть тебя домой, к жизни тем, кем и был сотворен.
Сердце словно застыло, а потом заколотилось отбойным молотком по грудной клетке, разгоняя кровь.
— Я могу возвратиться домой? — Мою проклятую кожу начало покалывать. ПОКАЛЫВАТЬ.
Михаил подался вперед, его расширенные зрачки будто затопляли океан небесно-голубых ирисов.
— Да, Шамсиил. Тебя никогда не должны были так сурово карать. Ты можешь поднять оружие и сразиться на моей стороне.
Мышцы моего тела, все мое тело, задрожали, и тепло прошло по всему телу. Домой? Вернуться домой и жить тем, кем был сотворен.
— А Грейс?
Его голова опустилась к груди, и руки безвольно упали по бокам.
— Грейс доживет свою жизнь и в конечном итоге умрет, как и должно быть.
— И мы с ней больше никогда не встретимся, так? Я буду стоять на страже и держаться подальше от жизней людей, но больше никогда не увижу ее, да?
Тихо и хрипло он произнес:
— Да.
Грудь сдавило, в ушах загудело под гнетом.
Сердце заколотилось. Только его стук я слышал.
Тук.
Ударило в груди.
Тук.
Такое ощущение, что скоро выпрыгну из кожи.
ТУК.
Из пор полился пот.
ТУК. ТУК. ТУК. ТУК-ТУК-ТУК.
Тук.
— Ни. За. Что. Существование без Грейс для меня неприемлемо. Я остаюсь человеком. И мы вместе умрем людьми. Больше я не ангел, вы ВСЕ лишили меня этого. И я не буду сражаться на войне, которая больше не является моей. На земле есть вещи поважнее, за которые следует сражаться, а не ваша фигня — сыграем в Бога — никому не дано занять его место.
Михаил поник и отступил.
— Ты говоришь как... человек... верующий, который не разговаривал с ангелами... тысячелетия.
Я сглотнул мучительный комок в горле.
— Потому что я и есть человек. И, возможно, тебе не помешало бы поучиться у людей слепой вере. Ты бы поразился тому, что им помогает преодолеть вера и убеждения.
Михаил глубоко вздохнул, и взгляд его стал пустым.
—А что, если ты не нужен ей, раз больше не ангел? Полюбит ли и примет ли она тебя-Шейна? Оглянись на жизнь Шейна Макстона до тебя, кто полюбит такого? Он недостоин ее, Шамсиил. Ты отказываешься от всего, так сильно рискуя? А вдруг она выйдет из комы и не вспомнит своего прошлого? Что, если не вспомнит тебя?
— Я отказываюсь, Михаил, ради нее... она веками искала меня. Уж лучше я рискну с той, что верила в мою душу с незапамятных времен, чем с теми, что с легкостью поверили, что я способен отвернуться от своих братьев и привести зло в мир, для защиты которого был создан.
— А если Габриэль продолжит изводить ее на земле?
— Полагаю, это моя битва, Михаил. И она стоит этой борьбы.
Михаил медленно покачал головой, и его тело, как в старом немом кино, замерцало и стало невзрачным. Небеса поблекли в тусклом сиянии, и очертания вокруг стали неясными, пока мы втроем не оказались перед узкой деревянной дверью.
Мы с Джейкобом замерли на пороге, но, когда он двинулся вперед, я помедлил, сомневаясь, что ноги меня удержат. Знаю только, что громко закричал, что, рыдая, звал ее по имени, что никогда прежде не испытывал такой муки. Перед нами предстала Грейс, вся избитая и измученная.
Джейкоб осторожно потянул цепи, приковывающие ее искалеченное тело к деревянному стулу. Он был опрокинут на залитый кровью жесткий пол, и, зная Грейс, она изо всех сил боролась с тем, кто ее заковал, и пыталась вырваться. Я рухнул на колени перед ней и осторожно убрал с лица спутавшиеся волосы. Я прошептал ее имя. Услышав мой голос, она приоткрыла опухшие от побоев глаза. Она пыталась что-то сказать, ее губы шевелились, но сорвался с них только всхлип. Если Габриэль сделал подобное с ее душой у нее в подсознании, то что же он вытворял с ней на земле на протяжении тысячелетий? Какой ложью завалил? Через какие ужасы она прошла, пока он пытался сломить ее дух?
Горячие слезы потекли из моих глаз, размывая ее образ.
— Тише, малышка, я здесь. Села, это я. Шамсиил. — Я осторожно обнял ее. Легонько поцеловал ее в лоб и провел губами по нежной коже. — Ты не пострадала, все это нереально, ты просто находишься между мирами. Мне так жаль. — Я посмотрел на нее, пытаясь понять, осознала ли она, где находится, что Габриэль закинул ее в лимб, заточил в собственном разуме. Ее тело в безопасности, восстанавливается на больничной койке, в окружении тех, кто ее любит.
Ее глаза говорили больше любых слов, тело дрожало, губы отчаянно пытались двигаться.
— Какой подарок ты мне преподнес? — прошептала она.
Слезы быстрее покатились по моим щекам.
— Тише, малыш, все хорошо... — Проклятье, она сомневается, что я это я. Михаил прав... Буду ли я ей нужен, будет ли она любить меня теперь, когда я больше не ангел?
— Нет... Мне нужно знать, что это ты... что после всего... это действительно ты.
Тень Михаила накрыла нас.
— Шамсиил, ты уверен в своем решении? Габриэль может возвратиться за девушкой. Пора забрать ее.
Я притянул ее ближе и мягко погладил кончиками пальцев ее искалеченное лицо, словно пытаясь забрать ее боль.
— Безусловно, Михаил, она того стоит.
— Да будет так, — прошептал Михаил. Я знал, что ему никогда не понять. Его ангельская душа никогда не испытывала свободы и любви, которую дарит человеческая жизнь.
Прошу, Грейс... Села... не отказывайся от любви ко мне только из-за того, что я теперь обычный человек.
— Независимо ни от чего, знай, что я всегда любил, и буду тебя любить, и буду защищать тебя, всегда.
Ее глаза расширились, а дыхание стало прерывистым.
— Что ты сделал?
Сможет ли она простить, что ради нее я отказался от предложения вернуть крылья? Была ли Села такой же, как и все фанатки Шейна — полюбившей меня лишь за то, кем я был? Человеческое существование приводило к массе сомнений и неуверенности, которые так сокрушали меня.
— Если бы не я, сейчас ты бы находилась там, где тебе и предначертано быть. Так что я дарю тебе возможность начать все с начала. Вот и все, малышка. Твое наказание закончилось.
Осторожно подняв, я передал ее в протянутые руки Михаила.
— Она запомнит это, Михаил? Будет ли она помнить меня?
Как только Михаил принял ее крошечное тельце в свои великие руки, сразу же все раны исчезли, а на щеках заиграл румянец. Будучи в человеческой форме, совершенно никчемным, я позавидовал способности Михаила. На его месте должен был быть я, это я должен был исцелить ее. Но я не мог.
— Да полюбит она тебя как Шейна и только Шейна. За то, какой ТЫ, мой славный и потерянный брат, и коли так, лишь ИМ тебе и быть, пока ты не расскажешь ЕЙ о том, кем был до тех пор, пока я не вмешался. Возможно, она ничего из этого не вспомнит.