— Эй, ты как?

— Все просто супер, — ответил я ему.

Похлопав по плечу, он потянул меня к стене «Бузера».

— Итак, расскажи мне, каково это, — пробормотал он.

Я поднял голову, глядя на него, его зеленые глаза удивленно округлились.

— Каково что? — спросил я.

Алекс пожал плечами и прислонился к холодной кирпичной стене здания.

— Быть в нее влюбленным. — Он склонил голову набок, поднял брови и начал ждать ответа.

Я потер затылок и попытался избежать его взгляда.

— Чувак, заткнись.

Алекс скрестил руки, ожидая ответ, медленная улыбка растянулась на его лице. Его голос стал мягким.

— Я как бы серьезно, Шейн. Я никогда не испытывал того, что испытываешь ты, глядя на нее.

Я спрятал лицо в ладонях и обхватил ими себя за шею, глядя на него.

— Мне ничего не хотелось в этом мире так, как погрузиться в эту девушку. Я... У меня нет ни одной связной мысли, когда она рядом, я могу думать только о ней. — Я снова потер лицо. — Будто я вернулся к наркозависимости, все больше желая новую дозу в виде нее. Это хреново, Алекс. А она только и думает, что я долбанный придурок, который спит со всеми подряд и для которого она — очередная зарубка на спинке кровати. С тех пор как я увидел ее среди наших зрителей, я сразу же положил на нее глаз; я больше никогда ни о ком так часто не думал.

— Тогда я не понимаю, почему ты ушел и оставил ее в баре?

— Потому что, может быть, кто-то вроде Райана будет гораздо лучше, чем такой кусок дерьма, как я, — пробормотал я.

Он перестал улыбаться и закатил глаза.

— Ну ладно, Шейн. Что за хрень ты ел на обед? Самовлюбленный бургер, с картошкой, обеспокоенной чувством собственного достоинства, и запил хнык-хнык пивом? Ты говоришь как чокнутая девчонка.

У меня чуть глаза не вылетели из черепушки, так я заржал.

— Чувак, а дальше ты спросишь «не слишком ли жирная у тебя задница в этом платье» и «заставляет ли этот оттенок волос твои глаза сиять». Не позволяй Грейс проскользнуть сквозь твои пальцы всего лишь потому, что ты трусливый долбанный нытик, не такого Шейна Макстона я знаю. А если ты начнешь носить блестки и пользоваться блеском для губ, то вылетишь нахрен из группы. — Потом он дал мне подзатыльник и побрел обратно в бар. Придурок. Но придурок в хорошем смысле слова.

Я поплелся в бар вслед за Алексом. Конечно же, он прав. Я похож на ноющую девчонку. Грейс — моя, просто мне надо все ей рассказать.

Леа, Коннер и Такер сидели, беседуя за столиком, заставленным молочными коктейлями и недоеденными бургерами. Я тяжело плюхнулся на стул, пока Алекс бежал к бару за какой-то девушкой, на ходу пощупывая ее зад. Я посмотрел на Леа.

— Где Грейс?

— Ушла. Я думала, она пошла за одним идиотом, который, как я думала, милый как ангелочек, но на самом деле он просто тупой МЕРЗАВЕЦ, — выпалила Леа. Она раздраженно стучала пальцами по столу и ждала моего ответа. Когда я ничего не ответил, она подперла голову руками и наклонилась ко мне через стол, натянуто улыбаясь. — Моя ошибка в том, что я совершенно неверно поняла одного осла. Мне казалось, она ему небезразлична. Но оказывается, у него есть потайная личность, о которой он никому не хочет рассказывать. И называется эта личность «Супер Мерзавец».

Коннер присвистнул и осторожно обнял хмурящуюся Леа, чтобы предотвратить дальнейшие нападки на меня.

— Детка, тебе не изменить Шейна. Я не понимаю, почему ты так хочешь изменить мир, чертовски одержимая их парой. Ты живешь в каком-то романе. Просто отстань от них, пускай сами разбираются.

Ноздри Леа раздулись. Меня это чертовски напугало, поэтому даже представить не могу, насколько стало страшно Коннеру. Она перевела каменный взгляд своих карих глаз на Коннера и оскалила зубы. Пресвятая мать Всех Злобных Девушек!

— Я предпочитаю проигнорировать твое ослиное заявление, потому что, как ни странно, мне нравится, когда ты запихиваешь свой БИИП в мой БИИП, вертишь им там и потом суешь свой другой БИИП в мой другой БИИП, даря мне самые лучшие долбанные БИИПЫ в жизни. — Сделав огромный вдох, она продолжила тыкать пальцем ему в плечо. — И я не пытаюсь изменить мир, Коннер! О, и к твоему сведению, этот сраный мир НЕ изменится как минимум до тех пор, пока... — А вот эту часть она направила мне, вместе с нахмуренным взглядом и закатав рукава: — Пока люди не начнут говорить ПРАВДУ!

— Правду, — прошептали одновременно Коннер, Такер и я, закивав головами, ожидая продолжения истерического припадка мудрости. Ни один из нас не хотел оказаться первым засмеявшимся и лишившимся яиц.

— Да, правду... — Леа спокойно откинулась на спинку стула и поправила свою одежду.  — Давайте признаем, что наш мир не изменится, пока все не станут честными... ах... реклама... тампонов... хм... где женщины лежат, свернувшись калачиком на своих кроватях, злобно попивая вино, и едят крекеры в зефире и шоколаде, в то время как перечеркивают физиономии чирлидершам в школьном ежедневнике.

Такер захохотал первым.

— Чем там он вертит в твоем биипе? — Так же он первым получил по башке, отчего раскололись уже все мы.

— Эй, Такер? — спросила Леа, начиная посмеиваться. — Знаешь, как выглядит удовлетворенная женщина?

— Нет... как? — спросил Такер.

— Да, я так и думала, что не знаешь, — ответила она, заходясь хохотом.

Такер засмеялся и пошевелил бровями.

— О, Леа. Все мы знаем, что находишь меня чрезвычайно привлекательным и хочешь, чтобы я биипнул твой биип.

— Такер, ты слышал выражение «радует глаз»? — сладко спросила Леа.

— Конечно да. — Такер подмигнул ей.

— Ну а мне ты «раздражаешь глаз», — засмеялась Леа. Она обняла плечо Коннера и подмигнула мне. — Вперед, уходим отсюда, подождем Грейс дома. Она на самом деле искала тебя, Шейн.

Мои мысли разбежались, и единственное, о чем я могу думать — скорее бы снова увидеть ее лицо. Я подскочил со стула, разливая стоящее на столе пиво, и засмеялся.

— Только если, пока мы будем ждать, мне не покажут ни один из его биипов, биипающих твой биип.

Когда мы вернулись в квартиру Леа, Грейс стояла на кухне возле открытого холодильника, а весь пол был завален пустыми бутылками из-под воды и десятком разбившихся яиц. У нее был бледно-зеленый и больной цвет лица; она даже не могла сосредоточить свой взгляд на нас.

— Грейс, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Леа.

Ее глаза с расширившимися зрачками отчаянно попытались сосредоточиться на мне.

— Я очень хочу пить, — пробормотала она. Казалось, ее колени вот-вот подогнутся, и я бросился к ней и приложил ладонь ко лбу. Она упала мне на руки; ее кожа пылала.

— Грейс, ты вся горишь. — Я взглянул на Леа. — Тащи аспирин и сок.

Я осторожно взял ее на руки, и клянусь, казалось, что я касался огня. Пока я нес ее по коридору, она пыталась обнять меня за шею, но, видимо, ей не хватало сил на это. Открыв дверь ее комнаты, я ахнул, меня всего затрясло от гнева. Хоть после пожара в ее комнате переклеили обои и покрасили стены, мебели там не было вообще, кроме огромного матраса, лежащего на голом полу. Ее ноутбук и гитара лежали у стены.

— Боже, Грейс, у тебя нет кровати? — спросил я, мягко опуская ее на матрас, и смахнул волосы с лица. Стоящая рядом Леа передала мне небольшой стакан с соком и таблетки аспирина. — Грейс, детка. Пожалуйста, открой глазки и прими аспирин, — прошептал я.

Она посмотрела на меня, еле приоткрыв, глаза и попыталась улыбнуться.

— Боже, как же он красив, он так похож на ангела, — пробормотала она. Потом проглотила таблетки и закрыла глаза. Меня прошиб холодный пот, и по спине прошел холодок. Я умоляюще посмотрел на Леа, но она только натянуто улыбнулась и вышла за дверь.

— Леа, погоди. Нельзя оставлять ее в этой одежде, она насквозь пропотела. Найди что-нибудь для сна. Я выйду, а ты переодень ее, — прошептал я