Никто не знает, точнее — немногие знают, сколько осталось до первого залпа «катюш», обычно оповещающего о начале артподготовки. Но каждый из нас чувствует солдатским своим чутьём, что уже недолго ждать.

Гвардии капитан А. БРОНШТЕЙН.

Штурм Берлина<br />(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин) - i_015.jpg
* * *

К нам в часть приехал гвардии генерал-полковник Катуков.

Мы встречали его на небольшой полянке. Генерал поздоровался с нами, а потом запросто сказал:

— Сюда, ближе ко мне!

Стройное карре смешалось, и живое плотное кольцо окружило генерала. Катуков смотрел на нас. Его смуглое лицо вдруг озарила весёлая улыбка: он увидел много знакомых. Вот он поднял руку. Все замерли.

Он говорил о славных боевых традициях части, о победных днях Курской дуги, о Днестре, Западном Буге, Висле. Глаза его хитро сощурились.

— Нам предстоит еще великое дело…

Все, кто был на поляне, затаили дыхание.

— Нам выпала большая честь, — продолжал генерал, — нанести по приказу Сталина последний удар по врагу, добить его, уничтожить разбойничье гнездо.

День не был указан, и Берлин не был назван. Но генерала поняли все.

Гвардии старший лейтенант БЕЛКИН[1].

Штурм Берлина<br />(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин) - i_016.jpg

Рисунок из красноармейской газеты.

* * *

Сегодня наш полк получил приказ произвести разведку боем и взять военный городок, куда противник подтянул свежие силы.

Наш батальон выстроился на небольшой поляне в нескольких километрах от Одера. В торжественной тишине заместитель командира полка по политчасти вручил лучшему бойцу батальона знамя Победы.

— Сталин приказал нам водрузить знамя Победы над Берлином. Клянусь, что приказ вождя будет выполнен. Ничто не остановит нас на пути к фашистскому логову, — сказал рядовой Килин, принимая знамя.

Ещё проносятся со свистом снаряды и сотрясается от разрывов земля, но уже двинулось вперёд высоко поднятое знамя Победы, и бойцы бросились в атаку. В самые напряжённые моменты схватки с отчаянно сопротивляющимся врагом все мы видели красное полотнище впереди.

Килин первым ворвался в траншеи противника, короткой автоматной очередью уничтожил пулемётный расчет. Знамя поднялось над траншеями, но это не конец боя: впереди — строения военного городка.

Взяты уже крайние дома городка. Знаменосец исчезает между развалинами, но через несколько мгновений весь в кирпичной пыли он взбирается на полуразрушенный дом, и снова издалека виднеется развевающееся по ветру знамя. Последние строения очищены, батальон выходит на железнодорожную линию и прочно закрепляется здесь в ожидании приказа.

Капитан КУЗЬМЕНКО.

* * *

Я засыпал, как вдруг вбегает к нам в землянку телефонист.

— Ткаченко, быстро бери рацию и давай на машину!

Скоро вышел и наш командир полка, любимец всех гвардейцев, подполковник Васильчев. С ним какой-то полковник.

Перед тем как тронуться, подполковник спросил меня:

— Ну как, Ткаченко, радиостанция в порядке?

— В порядке, — говорю, — надеюсь, не подведёт, товарищ подполковник.

— Смотри же!

Это он всегда так, для порядка. Накануне мы с радиомастером Щербаком Виталием Семёновичем заменили подработанные лампы, поставили новое питание, все контакты зачистили.

Едем. До командного пункта три километра.

Вот и высота. Поворот налево — овраг. Машину — в укрытие, мы — на высоту.

Развернул рацию — через 30 минут у меня уже бесперебойная связь со всеми абонентами.

Штурм Берлина<br />(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин) - i_017.jpg

Душа ликует — наконец-то! А в голове мысли о далёкой Сибири. Что сейчас там думает брат, вернувшийся домой после ранения? А что думают все советские люди? Наверное, их думы здесь, с нами, здесь, где немцы всю ночь бросают осветительные ракеты, страшась, как бы русские не застали их врасплох. Что ж, бросайте свои ракеты. Всё равно не поможет: ваш час пришёл, до него остались считанные минуты.

В 7 часов 30 минут утра запрашиваем дивизионы о готовности. Докладывают, что готовы.

Все то и дело взглядывают на часы.

Командир полка делает рукой знак: подготовиться. У меня уже все стоят на приёме.

— Огонь!

Все наперебой отвечают:

— Приняли — огонь. Приняли — огонь. Огонь… огонь…

Устремляемся к ячейке наблюдения.

Тишину прорезал резкий звук «катюш», а за ними пошло и пошло — весь плацдарм заходил ходуном. Куда ни взглянешь в поле — всюду орудийные вспышки.

Через 30 минут взлетели и рассыпались мелкими искорками сигнальные ракеты. Начался огневой вал. Поднялась пехота.

Докладывают:

— Село Альт Тухенбанд занято. Перед хутором Хаккенов обнаружены траншеи противника и минное поле.

Я был уверен, что наступление на Берлин началось. И что же! Оказалось, что это всего-навсего разведка боем.

Гвардии красноармеец Н. ТКАЧЕНКО.

ПРОРЫВ

Войска 1-го Белорусского фронта, закрепившиеся после ожесточённых боёв на одерских плацдармах, закончив подготовку к наступлению, 14 и 15 апреля произвели разведку боем оборонительной полосы противника, Ночью 16 апреля после мощной артиллерийской подготовки войска 1-го Белорусского фронта двинулись с одерских плацдармов на штурм Берлина, Одновременно войска 1-го Украинского фронта, форсировав реку Нейсе, силами мощной подвижной группировки наносили удар по Берлину с юга и юго-запада, наступая значительной частью сил в глубь Германии, к реке Эльба.

Из дневников и писем. 16 апреля

Безлунная, тёмная ночь. Батарея стоит на прямой наводке, готовая к стрельбе.

Сидим в блиндаже без огня. Но никто не спит. Командир орудия старший сержант Алексей Миняев весело рассказывает всякую всячину, больше всего про битых фрицев. Смех то и дело покрывает острое словцо командира.

Вдруг, слышим, вошёл кто-то.

— Дайте огня, — громко сказал он.

Мы по голосу узнали комсорга батареи. Зажгли свечу.

— Радостная весть, хлопцы, — продолжал комсорг. — Получено обращение Военного Совета фронта. От имени советского народа товарищ Сталин приказал захватить столицу фашистской Германии — Берлин и водрузить над нею знамя Победы.

Он передал Миняеву листок. «Наконец-то!» — заговорили бойцы, вскочив в радостном возбуждении.

Старшина В. СУТЫРИН.

* * *

Вместе с приказом о наступлении было получено обращение Военного Совета 1-го Белорусского фронта к бойцам, сержантам и офицерам.

В полуразрушенном подвале было всего несколько связистов, а мне казалось, что я стою на громадной площади, заполненной народом. Сердце учащённо забилось. Великий момент настал.

Получив листовки, мы пошли в роты, чтобы довести их содержание до тех, кто, не смыкая глаз, зорко следит за противником.

Была тёмная и сырая ночь. Густой туман. Противник вяло стрелял, наши ему изредка отвечали.

Собирая небольшие группы, подползая к отдельным ячейкам снайперов, мы стали читать бойцам обращение Военного Совета.

Впереди окопов — хорошо замаскированная пулемётная точка командира расчёта станкового пулемета Темирбулатова.

Подползаю к пулемётчикам. Темирбулатов приглушенным голосом говорит:

— Ползите скорее, товарищ капитан, по нашей точке бьёт пулемет.

В узком окопе еле разместились пулемётчики и три автоматчика, которые находились рядом.

После того как бойцы прослушали обращение, Темирбулатов сказал:

— Товарищ Сталин приказал нам водрузить знамя Победы над Берлином. Мы клянёмся, что эту задачу выполним. Так и передайте, товарищ капитан, командованию, что мы клянёмся…

Пожав крепко руки пулемётчикам, я направился дальше.

В полуразрушенном домике с закрытыми плащ-палатками окнами сидели бойцы 1-й стрелковой роты. Некоторые из них отдыхали. Все поднялись. Бойцы с напряжённым вниманием заслушали текст обращения. После читки взял слово парторг Кириллов, храбрый воин, он же ротный поэт и военкор. С дрожью в голосе он сказал: