— Да вроде машины разбирают, которых рядом с заправкой штук сто владельцы зимой побросали, когда дорогу аварией перегородило. — Последовал неуверенный ответ. И, честно говоря, у меня он вызвал некоторое недоумение. Зачем кому-то могло понадобиться разбирать брошенный хозяевами транспорт? Нет, понятно, что запчасти на дороге не валяются, а новых в неработающие автосалоны никто со вставших заводов не привезет…Однако мне казалось, что уж чего-чего, но легковых машин на старушке Земле осталось куда больше, чем тех, кто умел бы их водить. И копаться в ничейных легковушках у черта на куличиках смысла нет, бесхозные детали лежат чуть ли не на соседней улице…В случае Новокузьминска — на специальной то ли свалке, то ли все-таки стоянке, куда отбуксировали ненужную технику. — Я вот прямо сейчас в бинокль вижу, как сразу у нескольких легковушек капоты открыли и во внутренностях копаются! А двое каких-то солдатиков с автоматами мотор в кузов одного из грузовиков затаскивают. Ух и здоровые они должно быть лоси, раз не надорвались еще…И даже каски не сняли и автоматы с плеч не сбросили…О! Нас наконец-то заметили! Люди побросали свою работу и за оружие схватились! Разбегаются кто куда, одни в машины запрыгивают, другие по зданиям хоронятся…

— Скорее эти двое чем-то провинились, раз их при полной амуниции так пахать заставили, — хмыкнул Егор, явно не огорченный тем фактом, что мы утратили фактор внезапности. Впрочем, как прикажете маскировать двигающуюся автоколонну? — Сам один раз чуть не отправился в костюме химической защиты нормы по марш-броску выполнять, когда из увольнительной вернулся с запозданием…Хотя автоматы — это все-таки непорядок, даже если разряженные, а ну как уронят и испачкают, а то и поломают… Семен, займешься дипломатией? Рубашку на белый флаг одолжу.

— Займусь, само собой, — как-то так получилось, что почти всегда важные для Новокузьминска переговоры проводились со мной или хотя бы при моем непосредственном участии. А тут и никого никуда везти не требовалось, оба участника диалога уже здесь. — Только выдели-ка ты мне в качестве эскорта три машины и штук сорок латников из тех, кто доспехами понаряднее и уровнем не ниже пятого. Чтобы посолиднее смотрелись, а в случае конфликта, еще и неприятно удивить могли на близкой дистанции даже тех, кто в танке.

— А три машины — это не слишком много? Не посчитают за атаку? — Засомневался лейтенант. — Да и четыре десятка латников…Ты, считай, всех профессиональных рукопашников батальона с собой взять хочешь…

Класс латника в нашей внутренней документации присваивался специалистам по сражениям при помощи зачарованного оружия и тяжелой брони, играющей роль волшебного экзоскелета. Пятый уровень в нем подразумевал людей, прошедших весьма суровые тренировки и способных не просто профессионально таскать на себе днями напролет стальную скорлупу и драться в ней, но и поддерживать в течении как минимум пары минут режим усиления, превращающий подобного бойца в сверхчеловека, способного танку не хобот загнуть, так крышку люку оторвать, чтобы внутрь гранату кинуть. Обладатели подобных навыков обычно применялись нами при обыске заброшенных зданий. И, теоретически, для штурма хорошо защищенных укреплений лучше всего подходили тоже именно они. Или для внезапных стычек с теми, кто с тобой минуту назад разговаривал, а потом не прерывая диалога начал стрелять в спину. Несмотря на кажущуюся неповоротливость, облаченные в тяжелую металлическую амуницию люди на короткой дистанции могли бы обогнать лошадь, ведь работа ног тоже вполне себе усиливалась. Пули, конечно, уравнивают в бою сильных со слабыми…Но обычное огнестрельное оружие не принесло бы латникам вреда, пока не устанут духи, вселенные шаманами в спрятанные под броней костяные амулеты и отлично умеющие перехватывать всякую опасную быстролетящую пакость.

— Если дойдет до драки, там от них все равно будет больше пользы, чем здесь. — Отмел я его возражения. Конечно, этикет ведения военных действий предполагает, что явившийся под белым флагом посланник есть лицо неприкосновенное…Но сдается мне, что цивилизованные правила ведения войны умерли все с цивилизацией, их породившей. — Да и три машины в самый раз. Времена сейчас опасные и если они не идиоты, то должны понимать, что мы не особо доверяем тем, кого в первый раз видим.

Как это ни удивительно, но возиться с привязыванием белой рубашки к какой-нибудь палке нам не пришлось, среди вещей, который прихватили с собой офицеры восьмого батальона в первом боевом выезде, оказался и вполне профессионально сделанный символ мирных переговоров или капитуляции. Валялся он в багажном отсеке одного из бронированных автобусов вместе с картами, инструкциями по ремонту автобуса, запчастями, компасом, пайками сверхдлительного хранения, насосом, канистрой бензина, русско-английским переводчиком и прочим барахлом, которое обычно применения себе не имеет, но если вдруг понадобится, то без него никуда. Впрочем, оно и неудивительно. Насчитывающее целых пять сотен человек боевое подразделение просто физически не могло обойтись без подобных запасов, пусть даже его действия в продолжительном отрыве от Новокузьминска и не предполагалось. А ну как одна из машин посреди чистого поля встанет или наоборот, какие-нибудь чудом уцелевшие беженцы, отсидевшиеся после Конца Света по подвалам, на пути попадутся? И тот же белый флаг при необходимости из символа мирных переговоров и добрых намерений легко превратится в носилки, материал для перевязки или даже топливо для костра.

Разумеется, приближение нашей колонны внимательно отследживали, и когда основная часть батальона остановилась в трех километрах от заправки, то там уже были полностью готовы к нашей встрече. Во всяком случае, бронетехника выехала из-за грузовиков и недвусмысленно направили стволы своих орудий в нашу сторону. Но стрелять не стали. Даже когда прямо к ним очень-очень медленно двинулось три броневика, на крыше первого из которых развивался белый флаг, с трудом воткнутый в щель между криво приваренными стальными плитами. Про держатель для столь нужной вещи наши инженеры как-то не подумали, да из забранного сплошной решеткой окна наружу высунуться с древком в руке не имелось ни малейшей возможности. И когда машину от души тряхнуло на какой-то колодобине он упал, и пришлось останавливаться, чтобы водрузить на место символ мирных переговоров.

— Полегче там, не дрова везешь! — Крикнул водителю облаченный в трофейные ярко-алые металлические латы латник, прежде чем снова скрыться в кузове переделанного грузовика, который пусть и оброс прочной скорлупой и торчащими в сторону шипами, но более комфортным изнутри уж точно не стал. — Мы себе уже столько синяков понаставили, будто успели не только вступить в битву, но и с треском её проиграть!

— Да слышу, как вы там друг об друга боками бьетесь! Но что я сделаю, когда тут весной растаял снег, а с ним асфальт?! — Не остался в долгу водитель, который к его чести действительно пытался объезжать самые большие ямы. Получалось, правда, не очень…Тут, чтобы не страдать от колдобин, требовалось либо ремонт дороги сделать, либо лететь. А ведь дальше будет только хуже, благодаря циклам из замерзания льда в разных трещинах! Увы, заниматься восстановлением асфальта в окрестностях Новокузьминска мы точно в ближайшие годы не будем: ни времени нет, ни сил. Наверное, придется развивать авиацию, ну или хотя бы какие-нибудь волшебные вездеходы мастерить. — Кстати, а танки то вроде похожи на наши, которые от вояк на вокзале остались. Да и сами они на армейцев смахивают.

— Похожи, — согласился я, рассматривая бронетехнику, до которой осталось не так уж и далеко. Даже парочку людей, которые не залегли в укрытия, можно было хорошо рассмотреть. И они довольно сильно напоминали армейских офицеров, поскольку расхаживали в бронежилетах и каких-то зеленых касках. Только один был в шапке с блестящим черным козырьком и плоским верхом, офицер видимо. — Но это еще ничего не говорит. Благодаря наследию Советского Союза, униформу примерно нашего образца, отечественную бронетехнику и те же автоматы Калашникова можно найти на половине земного шара. Вторая половина в США закупалась.