— Мне плевать на тебя, на ваш север! Но я чуть не потерял его из-за твоей девки, теперь из-за тебя!

— Я рад, что ее здесь нет! — вскинулся, краем сознания пытаясь понять, о чем речь. — Кто бы ни помог ей бежать!

— Та уже умерла, — усмехнулся очень неприятно. — Знаешь, как выглядит человек с расколотой головой?

— Мне незачем это знать.

— Крысенок, — тихо и отчетливо. — Маленькая тварь. Ты думаешь, нужен кому-то… там? После того, что они сделали в долине Сиван? Нарушили договор, зная, что отвечать — вам?

— Что случилось? — Айтли сел на подоконник, ощущая спиной холодные прутья.

— Ты ведь все знаешь. Они дали слово, что не тронут крупнейший «колодец» — его нашли наши разведчики. Ты знаешь — наших было слишком мало… а лагерь северян находился неподалеку, лишь переставить палатки. А теперь… — голос дрогнул, и Айтли понял, какой силы ненависть переполняет южанина: — Те, что пришли разбить лагерь, нашли мертвыми всех. Эсса говорят — дыхание земли их убило, — гримаса, похожая на страшную маску из старых коридоров Тейит. — А «колодец» была опустошен… поспешно, как крадет вор!

— Но как же…

— Как же вы? А вы не догадывались, что хочет сделать, к примеру, дядюшка? — спросил с усмешкой, которая больше подошла бы крокодилу. Тот покачал головой.

— Не он…

— Неужто? И ты ждал, что вас позовут обратно? Ты просто дурак.

Айтли отказывался верить и понимать. Но южанин, похоже, не лгал… им не дали бы вернуться домой? Игра с югом? Или… что получил Лачи, отдав их на смерть? Неужто всего лишь камень? Но камня все же хватало Сильнейшим… не такая большая нужда.

— Это все чушь! Они вернутся за нами… за мной! — сумел выдохнуть, хотя воздух почему-то закончился.

— Молчи. Вас послали сюда… не самых слабых, но все же тех, кого не жалко. Ты так этого и не понял? Вы никогда не вернулись бы в Тейит. Скорее вас убили бы по дороге. Твоя сестра мертва давно.

— Нет, — Айтли зажмурился, — Это неправильно, они не могли бросить нас! Отказаться…

— Не могли?

Айтли прикусил губу. Именно это… он ведь сам говорил когда-то сестре. Ненужное. Слезы обиды, нелепой, детской выступили на глазах. Верил, что вызволят… или хоть обуздают южан.

Къятта опустил руки и отошел на пару шагов; но казалось, что он приближается, столь ощутима была темная волна его огня. Айтли видел — в кулаке он сжимает что-то столь сильно, что побелели пальцы, и зрачки южанина широкие, во весь глаз.

— Мой брат мечтал об этом — размазать тебя по стенке, но я сам запретил ему… зря. — Снова шагнул вперед, цепко ухватил плечо Айтли; юноша изогнулся, пытаясь вырваться — однако старший из братьев Тайау, может быть, и уступал оборотню, но уж всяко превосходил силой Айтли.

Отшвырнул мальчишку к стене, усмехнулся, наблюдая, как тот стукнулся затылком. А потом удар чего-то невидимого обжег Айтли, словно хлыст, и багровая борозда появилась на коже. И еще одна, и еще. Удары, разрывающие само существо изнутри и снаружи, черные вспышки.

Даже без браслета не мог бы противостоять такому айо, как Къятта… он и не пытался. Но был в сознании, не уходил. Если их с сестрой просто использовали… она на свободе, жива все равно! а он… пусть.

Мертвый волк с янтарными глазами задрал морду к луне и завыл.

Потом Бездна раскрылась и позвала.

Новолуние пришло — тоненькая изогнутая полоска почти не давала света, и все предметы и люди в ее луче казались мерцающими, призрачными.

— Не надо, ала, — говорила Илха, стоя перед обсидиановой чашей. — Это очень опасно!

Но женщина улыбалась мечтательно, и девочка видела — Имма не слышит и не понимает ее.

Илха отступила, маленькая и испуганная. Впервые она осознала, что ей всего лишь десять весен, и она ничего не может. Тем более не в силах защитить ту, кого обожала как сестру и наставницу.

Обычно южанам достаточно было того огня, что внутри — но Имма задумала большее. И сейчас почти забыла о просьбе, увлеченная тем, что попробует наконец немногим доступное.

Черная горючая кровь земли полилась в каменную чашу, устроенную в полу — неширокую, от края до края ее расстояние было как раз с руку Иммы. Миг — и черная маслянистая жидкость заполыхала, и сразу вступил барабан. Поначалу в комнате заворочался негромкий угрюмый рокот; сидевшая в углу Илха еле касалась натянутой на обод барабана кожи. Потом удары стали сильнее, и барабан раскатисто зарычал.

Имма застыла, глядя в плясавшее пламя — лицо ее озарял алый свет, а жар был такой вблизи чаши, что непонятно, как женщина это выдерживала.

Илха же в неосвещенном углу казалась не столько фигуркой, сколько темным пятном. Барабан рокотал то громче, то тише, быстрее и медленнее, и голос его сливался с движением языков пламени.

Имма смотрела в огонь — но на самом деле заходила все дальше и дальше на неупорядоченную, недоступную пониманию человеку сторону мироздания, где и брала начало Сила южан. Там не было ничего видимого — только горячие тени. И пустота, наполненная звуками не для человечьего слуха, цветами не для человечьего взгляда, и постоянным движением чего-то, не имеющего названия.

И где-то здесь, в этом ворохе затерялась тень Натиу. Найти ее возможности не было, но заблудившаяся женщина могла единственно ощутить, что рядом появился кто-то одной с ней природы. И вырваться.

Имма не искала другую — она жадно вглядывалась в черный горячий хаос, не чувствуя жара на своем лице, позабыв, что разглядеть в Тииу человек ничего не сможет.

Пламя в каменной чаше начало спадать — и барабан отвечал умиранию язычков жалобными гулкими всхлипами.

Когда наконец вся кровь земли прогорела, Илха выбралась из угла, разминая затекшие ноги. Тронула наставницу за плечо, немного напуганная ее неподвижностью. Женщина очень медленно повернула голову, шепча что-то невнятное — вряд ли она успела полностью осознать, что находится уже по эту сторону мира.

— Имма… — начала было девочка, и замолкла, напуганная догадкой — глаза наставницы были слепы.

Как девочка бежала по темному городу напрямик, не придерживаясь освещенных улиц, она и сама не помнила. Стражи, обходящие город, время от времени мерно выкрикивали оповещение, что они на своем посту.

У дома Ийа девчонка остановилась — легкие горели, дышать она могла только с хрипом. Придя в себя самую малость, она рванулась напрямик через ограду, и завизжала истошно, когда крепкие руки перехватили ее. При попытке зажать ей рот начала истошно кусаться.

— Что за шум? — крикнула хозяйка дома, и охранник, который уже заставил замолчать девчонку, принялся было просить прощения. В этот миг на дорожке появилась фигура в белом, и луч молодой луны выхватил именно эту фигуру из черноты, будто привлеченный белым одеянием.

— Это ко мне наверняка. Ко мне вечно сваливаются ночные гости. — Голос Ийа прозвучал беззаботно, однако Илха, которую он забрал у охранника и взял за руку, ощутила, сколь велико его напряжение.

— Сегодня новолуние, так? — спросил он, не требуя ответа, когда они с Илхой уже вышли за ворота. Девочка только кивнула.

Обратно они шли по улицам светлым, но оказались у дома Инау куда быстрее, чем Илха бежала отсюда за помощью.

Имма сидела на полу, глаза широко открыты, дорожки от слез на щеках уже почти высохли. Друг детства шагнул к ней, убрал со лба нелепо свисавший завиток. Опустился рядом.

— Ничего, — говорил он угрюмо, сжимая ее ладони в своих. — Я все сделаю. А пока Илха о тебе позаботится.

Он всегда держался приветливо в кругу семьи. Старшие отвечали тем же — словно старательно обходили территорию друг друга, а девочки — младшие сестры — просто его обожали. А сейчас он едва сдерживался, чтобы не сорваться на них. Даже любимицу, Райамаль, старался обходить стороной — мало ли.

Голоса сестер доносились из сада. Перед окном на ветке вертелась краснохвостая птичка, насмешливо чирикая.