Он вернулся на Юг не за девушками…
Но порой хотелось повыть на луну.
Неожиданное спасение принес Кайе. Огонек давно уже приохотился наблюдать за его тренировками, это было сплошь удовольствие. В зверином обличье юноша прекрасно без них обходился, да и в человечьем, как подозревал Огонек, не особо они были нужны. Но почему бы нет, если сила и пламя в крови. Сильный, гибкий, стремительный — но зависти не пробуждалось.
Тем паче, можно было молчать — любой разговор заканчивался спором, но не всегда же хочется спорить и огрызаться!
Удовольствие кончилось, когда оборотень стащил Огонька с ограды и заставил отжаться, стать на мостик перегибом назад и ударить, после чего плюнул и высказался определенно.
— У меня были учителя, дай нож, и я тебе покажу, как стоит его кидать! — попробовал протестовать Огонек.
Оборотень скорчил такую рожу, что полукровка на миг подумал, не проглотил ли тот чего.
— Ножи! Ну, выйди против волка с ножом — ты! Выносливость в тебе есть, в остальном смотреть противно. Учили… Руки как соломинки, двигаешься, словно вот-вот тебя ветром сдует. А уж как бьешь… бабочки со смеху дохнут, у них и то лучше получится.
— Ты с собой не равняй, кошка! — возмутился было мальчишка, но рот ему быстро заткнули:
— Ну, стань в пару с Къяттой. Или я тебе кого помладше найду, пожалуйста!
Презрительно смерил Огонька взглядом и добавил:
— Только Къятта тебя убьет, а больше никто не рискнет стать из страха передо мной. Посчитают, что за один твой синяк получат от меня десять. Ну, я сам. Эй! — ухватил Огонька за локоть; подросток приготовился удрать.
Только не это, взмолился. Нашел себе новую забаву. Сволочь!
Так и сказал, вызвав заливистый смех. А тот смеялся, стягивая жилетку с Огонька. Спасибо, штаны оставил, потому что через изгородь Кайе окликнула женщина.
— Шиталь! — прошипел юноша, меняясь в лице.
— Я к твоему деду, но его нет. Не знаешь, где можно найти?
— В Бездне ищи!
— Нехорошо, желать такого родичу! — улыбнулась, ничуть не задетая. Повернулась и ушла, легко ступая.
— Пасть закрой! — бросил Кайе подростку, и отвесил Огоньку подзатыльник. Позабыв обидеться, мальчишка потер затылок и спросил, все еще смотря в сторону, куда ушла незнакомка.
— Кто она?
— Шиталь Анамара.
Раньше подросток думал, что нет никого красивей сестры Кайе. Даже на севере вспоминал ее лицо, сравнивал ее с другими девушками — боясь, что кто-то узнает его мысли.
Но в сравнении с этой женщиной Киаль была не более чем малиновка подле птицы-ольате. Шиталь выглядела — прекрасной, и неважно, сколько ей было весен, время ее обходило. В ее присутствии Огонек не посмел бы открыть рот без спросу… без разрешения Шиталь. И казался себе то маленьким и неловким, то умным и смелым — когда она смотрела и улыбалась.
Одно огорчало — Кайе не любил Шиталь.
Настолько, что и говорить о ней не желал.
Закаты в Астале были роскошные. Северное небо стояло высоко, а тут, на юге, спускалось к самой земле, в шутку грозя расплескать на нее самые сочные свои краски. А может, и сжечь землю — разве не огонь пылал в нем?
Тевари рад был остаться наедине с закатом — его бешеной яркости и так было слишком много, еще собеседника полукровка бы не вынес. А река Читери казалась малиново-огненной частичкой неба, усыпанной серебром.
Он долго плескался в прохладной воде, смывая с себя тяжесть дней, проведенных под чужим кровом. Тогда, два года назад, было проще… он просто жил, как милость принимая доброе слово. А сейчас… но нельзя постоянно щетиниться. Порой готов был сам подойти, завязать дружескую перепалку — не мог. Отвечал смехом на шутки старшего, но в душе постоянно сидел готовый к бою дикобраз.
Тевари подтянулся, влезая на ветку у самой воды. Развязал тесьму, и коса упала на спину. Встряхнул головой, думая, стоит ли расплетать — длинные волосы сохли медленно. Услышал тонкое всхрапывание, свесился вниз. У самого ствола стоял жеребенок — коричневый, короткошерстный, с черной полоской на морде; с интересом поглядывал вверх. Огонек засмеялся тихонько и осторожно протянул руку — погладить. Жеребенок потянулся к нему. Позволил коснуться, потом отскочил и озорно посмотрел на Тевари.
Играл, как дитя. Огонек спрыгнул с ветки, сделал шаг к нему со смехом, словно собирался поймать.
Жеребенок отскочил опять и поскакал по берегу, оглядываясь на подростка. Тевари побежал за ним, стараясь не споткнуться о корни.
А жеребенок мчался по самому краю, легко ставя копытца среди узловатых корней, к обрыву. Тевари остановился и позвал жеребенка. Но тот решил, что игра продолжается, и помчался дальше. Огонек стоял и смотрел ему вслед, не зная, что делать. Ведь не сунется же в реку это глупое существо? Махнул было рукой, направился восвояси, но услышал жалобный вскрик — обернулся.
Копытом зацепившись-таки за корень, жеребенок рванулся — и полетел вниз, обрушив изрядный пласт глины. Всплыл, издавая испуганные резкие звуки, очумело суча ногами. Вода несла его — грис плавали сносно, только жеребенка явно оглушило или попросту испугало падение.
Тевари кинулся к нему, прыгнул в воду — до жеребенка доплыл быстро, но вот вытащить его, брыкающегося, было не по силам.
«Сейчас утонем вместе» — подумал со злостью, получив острым копытом по голени, и увидел — вода стала алой вокруг него.
«Мейо Алей», — северное обращение пришло на ум, — «Не дай нам погибнуть!» — Тевари уже стал захлебываться. «Я ненавижу реки», — подумал, прижимая ладонь к рассеченной ноге — сил барахтаться не было. Но — ощутил — его подхватывают чьи то сильные руки, тащат… потом ощутил траву под спиной.
Отдышался, открыл глаза. Грудь болела, а у воздуха был привкус тины и огня.
— Ненавижу реки, — сказал Тевари вслух. И вспомнил: — Жеребенок…
— Он выбрался. Глупое животное. А в тебе воды не меньше, чем в реке, — улыбнулся Ийа.
— Это я виноват — я играл с ним. Не думал, что он помчится, как угорелый.
— Он — звереныш… а ты не виноват. Но на сегодня ты отбегался.
Ийа отнес Тевари в сторону от реки, положил под полотняным навесом. Всего в сотне шагов была их стоянка, оказывается… а за поворотом реки и не видно.
— Сиди тут.
— Кажется, до конца дней не смогу на воду смотреть, — Огонька передернуло. Поднял глаза и сказал от души:
— Спасибо!
Ийа улыбнулся, коснулся волос Тевари — не по-хозяйски, как оборотень, а будто приветствуя полыхающее на голове полукровки пламя. И в темных глазах улыбка переливается, а лицо доброе. Тевари не удержался:
— Ты ведь уже помог мне тогда… Ты, я знаю теперь. Зачем?
— Глупый… — дрогнули краешки губ, — Ты — безобидный зверек, считал я тогда. Жаль ведь… и можно досадить Къятте, — улыбнулся вновь, совсем по-мальчишечьи.
Огонек внимательно пригляделся к собственному спасителя. Знал, что это ровесник Къятты, но Ийа казался моложе. И лицо было приветливым. Если бы от Кайе не слышал сто раз нелестные отзывы о роде Арайа, проникся бы полным доверием к спасителю. С другой стороны… у них ведь своя вражда, свои старые обиды. Пока он думал, южанин исчез по направлению к зарослям гибискуса. Судя по шевелению в кустах, именно там обретался выбравшийся из воды жеребенок. Огонек откинулся назад, опустив веки. Но отдохнуть ему не удалось.
Ийа был у реки не один — к полотняному навесу подошли человек шесть, младше годами. Тени их, длинные и густые, бежали впереди — и одна коснулась лица Огонька.
— Это и есть кискина полукровка?
— Думал, он посимпатичней. Кожа да кости!
— Зато с ним удобно играть, как с сухим листом играют детеныши ихи!
— А вы — стая акольи, — сказал Огонек. — Визжат, когда никто не слышит!
Зеленые, желтые глаза вспыхнули, юноши качнулись к нему. Они не были обозлены — Огонек понял, что лишь дал им возможность позабавиться. И словно завибрировал весь, ощутив себя натянутой тетивой.