— Я не дитя, — прошептала она, опуская глаза. Тахи взял ее за руку, как тогда, у Дома Звезд. И Соль не стала убирать ее. Так странно… а никто из близнецов ли, других ли товарищей детства не касался Соль — разве поддержать, или передать что.

— Не дитя? Тогда поймешь, что мне хорошо с тобой и я хочу быть рядом. — Так спокойно сказал. Не равнодушно, именно спокойно. Уверенно.

Соль помотала головой — светлые пряди рассыпались. Я совсем страшная сейчас, мелькнула мысль. Венок сбился, наверное, лохматая…

— Ты красивая. Страшно тебе со мной?

— Страшно…

— Ты свободна уйти. — Отпустил ее руку… но совсем не убрал, держал рядом. Тепло кожи — рядом.

— Я не… я не свободна.

И ведь правду сказала. Что за чары были на серебряной птичке? О таких и не слышали никогда. Золото помогает эсса, а серебро — так, металл красивый. Только Силу уканэ закрывать на замок.

— Скоро мы покидаем Асталу — но я хочу видеть тебя. Жди меня, когда взойдут Пять сестер. У своего дома. Не бойся меня.

Снова взял ее за руку:

— Почему ты дрожишь?

— Вы так хорошо знаете, что вам нужно… а я ничего не знаю.

Тахи притянул ее к себе:

— Я — знаю. Ты мне нужна, целиком. — И прибавил совсем уж невероятное: — Пойдешь со мной?

— Куда?

— А это неважно!

И Соль подумать не успела, как еще более невероятное произнесла:

— Пойду.

И легко-легко стало на сердце, и само сердце — звонким таким. Раз обещала, назад поздно поворачивать.

«Жди меня, когда взойдут Пять сестер».

Соль глядела на небо. Орлиная звезда взошла над горизонтом, и Звезда-страж. А Пять сестер все не появлялись… наконец и они встали над Тейит. Асоай, Таойэль, Аххоэль, Амалину, Ашане… девушка знала, что последнюю звезду на юге называют иначе — Аханоль, звезда страсти.

Южная страсть, говорят, страшна. Но Тахи пока лишь руки Соль касался, и волосы девушки держал на ладони. Как почти все северянки, Соль редко заплетала их, и украшала редко — цветами или серебряными колокольчиками.

— Соль! — раздался шепот из-за ограды. Девушка встрепенулась. Кави подтянулся и легко перемахнул через стену, остановился перед названной сестрой.

— Ты не спишь?

Сердце Соль колотилось, она открыла было рот, чтобы ответить, но неожиданно для себя сказала иное, насмешливо:

— А ты пришел меня разбудить?

Даже в темноте было видно, как юноша залился краской.

— Я думал… — он растерялся, но Соль не торопилась ему на выручку. — Я хотел убедиться, что с тобой ничего не случилось.

— А что со мной может быть не так? — Соль отошла от Кави, села на крыльцо. — Мы живем далеко от леса, медведи или ихи сюда не заходят. Воров тоже нет — мою мать уважают все.

— Есть у нас воры! — выпалил Кави, и стремительно шагнул к девушке — та отшатнулась. — Я видел, как он на тебя смотрит! Если похитить захочет — кто тебя защитит, Лиа-целительница?

— Никто меня не украл, и охрана мне не нужна, — Соль взглянула на звезды. Ашане… нет, Аханоль была уже совсем высоко… Тахи, верно, уже неподалеку.

— Ты думаешь — не нужна! А когда на твои крики не прибежит никто, каково будет?

— Не пугай меня, Кави, — Соль встала, отряхнула платье от налипших соринок. — Иди к себе. Сейчас кричишь только ты.

— А ты смотришь на звезды, и руки у тебя беспокойные, — сквозь зубы сказал Кави. — Ждешь? Или сама куда собралась?

— Ты и впрямь вызвался меня сторожить? — впервые от Соль веяло холодом. — Ты мой брат, Кави. Но не тюремщик. Уходи, или я разбужу мать.

— Буди! Уж она точно тебя никуда не отпустит, и ты не сможешь перечить ей!

— Даже мать не сможет преградить мне путь, если я того захочу, — хрупкая Соль выпрямилась — и Кави холодом обдало. Айо, он вынужден был отступить перед девушкой, Силы почти лишенной. В ней сейчас была совсем иная сила, которую зажгла Аханоль.

— Ты… ты другая, — потрясенно вымолвил Кави. — Я не узнаю тебя…

— Уходи, — ледяным и ласковым голосом проговорила Соль, вытянув руку по направлению к калитке. — Засов хорошо смазан, не скрипнет. Никто из соседей не будет знать, что ты здесь был.

— А если бы — не я, тоже никто не узнал бы? — юноша опустил глаза, тяжело ему было видеть враждебную маску вместо лица названной сестры.

— Уходи, — повторила Соль.

— Я только хотел помочь… — чуть не впервые он казался растерянным.

— Ты перестарался.

Юноша медленно двинулся к калитке — он его недавней резвости и ловкости и следа не осталось. Положил руку на запор, обернулся через плечо:

— Соль! Ты что, в самом деле… — осекся, увидев, что девушка смотрит на пятую звезду из Сестер. Молча вышел. Калитка осталась распахнутой.

Мальчишка стоял на углу, словно прибитый гвоздем, не замечая косых взглядов прохожих — и сами южные гости заинтересовались угрюмой одинокой фигуркой. Тахи не придал незнакомцу значения поначалу, но когда тот, заметив южанина, качнулся к нему, сжимая руку в кулак — хоть и находился на почтительном расстоянии, трудно было не догадаться. Тому, кто с детства охотился и приучен был замечать след, дрожание тени, мимолетный звук, могущий выдать присутствие хищника или добычи — совсем не трудно.

Он подошел, ближе, чем останавливались друг от друга незнакомые северяне, но все же дальше, чем привычно было жителю Асталы. Помнил — они другие, злить не хотел.

— Чего ты хочешь?

— Убирайтесь отсюда.

— Это все? — он едва не рассмеялся. Так просто… дитя, обиженное на весь свет и не понимающее, сколь глупы его слова.

Кави не вдумывался в смысл — он видел сверкнувшую в глазах южанина пренебрежительную искорку, веселую даже, словно тот услышал нечто забавное. Слишком мало было разделявшее их расстояние — неуютно, словно в одной клетке со зверем заперли. Но отступить, хоть на шаг — унизить себя.

— Вижу теперь — все, что о тебе говорят — правда!

— Обо мне лично? Какая честь, быть замеченным северянами! И что говорят обо мне? — насмешкой голос звучал. Кави смотрел с вызовом — воин, но и со страхом — мальчишка.

— Говорят, что ты такой же, как все! Лишь о себе думающий, жестокий и жадный. Оставь в покое нашу сестру.

— Соль не сестра вам.

Угрюмым стало лицо юноши, остатки опасения и осторожности слетели с него:

— Она нам все равно что родная. Мы росли вместе. Я не позволю обидеть ее.

— Не лезь не в свое дело, ребенок.

— Это наше дело — мое и брата. Посмей только тронуть ее!

— И что же?

— Я подниму половину Тейит. Мне плевать, что вы посланцы мира — никакого мира не может быть с Асталой. Вы лишь выхватываете передышку себе, и, как только представится случай, снова развяжете ссору, позабыв про все обязательства!

Тахи лишь улыбнулся.

— Мне нужна Соль.

— Чтобы бросить ее с полукровкой на руках? — язвительно спросил Кави.

— Ты ошибаешься. Даже если выйдет так… кто мне помешает любить обоих?

— Вы знаете слово «любовь»? — Делано удивился юноша. — Видимо, от большой любви ты хочешь лишить Соль всего! И подарить ей детей, которые будут стоять ниже всех.

— Твоего пыла хватит еще на много слов, но мне пора. Если режутся зубки, погрызи сосновую ветку, — с насмешкой смерив юношу взглядом, Тахи направился к дому, отведенному для послов.

Ветер доносил звуки и запахи — металлический и каменный перестук, аромат похлебки из зерен, запах сушеной рыбы… Жизнь катилась неспешно. Словно бессмертным горам подражая, люди старались не торопиться: размеренный быт, заведенный порядок…

Кави со злостью ударил по камню точильным бруском.

— Проклятье! Пусть Тииу заберет своих любимых южан.

Качи, поджав ногу, сидел по другую сторону камня, невозмутимо создавая очередную свирель-ули из тростника. Обнаженные до плеч руки выглядели слабее, чем у брата, хоть лица близнецов были неотличимы.

— Ты злишься, словно Соль избранная подруга тебе.

— Она больше — она мне сестра. Не кровная, и что же? Ты забыл, как она утешала тебя, ревущего из-за сломанной ули? Как смахнула с моей ноги того ядовитого паука? Этот южанин позабавится и бросит… У них даже не свидетельствуют перед Мейо Алей…тьфу, ну, хоть перед старшими, что заключают семейный союз с женщиной.