Эти меры позволили сэкономить на ставках пары техничек, но тратили мы на детские зарплаты в итоге куда больше. Зато сохранение дома стало в каком-то роде общим делом.

Хотя мадам Кляушвиц готовила детям более простые блюда, чем дома, унылой и безвкусной их еда ни в коем случае не была. Но денег на продукты уходило порядочно. А ведь мы еще по-настоящему не столкнулись с проблемой одежды… пока что все носят вещи, купленные еще родителями — хотя и тут некоторым не хватало самого элементарного. А скоро осень, понадобятся ботинки и куртки, да и из прочего детки повырастают… Мы сразу решили, что наши подопечные не будут донашивать вещи друг за другом.

Токс отставила в сторону гордость и стала принимать у местных аристократов и толстосумов заказы на изготовление ювелирки. Если бы в тот момент, когда она читала техзадания, рядом с ней поставили молоко, оно мигом скисло бы. Мастерская наполнилась деталями дорогих-богатых вещей — золотых, серебряных, с розовой и голубой эмалью. Но и оплачивалась эта варварская роскошь по высшему тарифу: какой жене менеджера или коммерсанта не хочется пофорсить драгоценностями настоящей эльфийской работы, да еще выполненными по индивидуальному заказу?

Основной поток пожертвований иссяк, но кое-что нам еще перепадало. Самыми крупными нашими спонсорами, к моему изумлению, стали Великие Князь и Княгиня Сахалинские; от них на наш счет поступило пять тысяч денег, причем банк уведомил, что платеж настроен как ежемесячный. Кто бы мог подумать, что родственникам самого Императора есть дело до наших ЧП районного масштаба! Но ларчик просто открывался: дело было не в сиротах-снага, а в Токс. Вместе с переводом мы получили уведомление, что Великие Князь и Княгиня надеются, что высокая госпожа Токториэль Кёленлассе не воспримет это скромное пожертвование на нужды благотворительности как попытку оказать любого рода давление.

Ни черта не понимаю. Спрашиваю Токс:

— Какое еще давление? О чем они вообще?

— Великие Князь и Княгиня имеют в виду, что не обязывают меня таким образом нанести им визит.

— Ух ты, а они что, приглашали? А чего ты не съездишь к ним, в самом деле? Неужели не интересно, что там как у этих аристократов?

Токс врубает встроенный морозильник где-то на четверть мощности:

— Видишь ли, милая Соль, с точки зрения дипломатических протоколов визит мастера-друида Инис Мона к провинциальным аристократам был бы… не вполне уместен. Такого рода мероприятия планируются за годы вперед через специальные службы. С другой стороны, я нахожусь в изгнании и поэтому не имею ни прав, ни обязанностей, связанных с дипломатическим представительством. Тем не менее, если я приму хотя бы приглашение на чашку чая, это может быть расценено как политический жест.

— Фу-ты ну-ты, какие мы вдруг важные!

Забавно, Токс вообще не жмет жить у простых кхазадов и блевать под их окнами — в последнее время, правда, такого не было, но я-то помню… А вот выпить чаю у аристократов — сразу политический жест. Хорошо, что я — безродная тварь и в этих цирлих-манирлих разбираться не обязана.

— По-хорошему, лучше бы вернуть им перевод… — задумчиво тянет Токс.

— Даже не думай! Ты счета с продовольственной базы видела? Аристократы тоже люди, нехай бескорыстно творят добро!

Красивых жестов мы позволить себе не можем — мои заработки, как назло, именно сейчас стали сходить на нет. Похоже, до контрабасов дошло, что переписки в чатах небезопасны. Ленни писал программу, распознающую речь и вычленяющую ключевые слова из телефонных переговоров, но работала она нестабильно. По ночам я часами отслушивала фрагменты разговоров, но ничего полезного для нас оттуда выудить не удавалось.

Мне требовался новый источник заработка. Переходить от работы по существу милицейским агентом к обычному воровству с целью наживы я была пока не готова — то есть этот вариант оставался на самый крайний случай. Другим очевидным и даже относительно законным способом поднять бабла было сталкерство — походы в Хтонь за ингредиентами. Там, конечно, водятся твари поопаснее тупых неповоротливых жуков, ну так и я вроде не пальцем деланная. Как грозу жуков меня без проблем приняли бы даже в крутую команду. Но я не знаю точно, чем поход в Хтонь обернется в свете моих своеобразных отношений с разумной теневой плесенью. «В следующий раз ты придешь сюда, чтобы остаться навсегда», сказал безликий собеседник, и видит бог, я не хотела выяснять, что он имел в виду… Поздравляю, Соль, ты — избранная. Избранная разумной плесенью.

В общем, пока мы кое-как справлялись, но я находилась в активном поиске источников дохода.

Первая неделя работы детского дома — между собой мы называли его просто Домом, и дети это у нас переняли — оказалась не такой уж и катастрофой. Часть мебели и спортивного снаряжения детки разнесли в щепки, однако многое устояло. Разумеется, случались драки, но даже до переломов не доходило — ограничивалось синяками. Драчунам я говорила, что раз они уже сами все умеют, значит, мои занятия им ни к чему — в какой-то мере это действовало. Перспектива заработка неплохо мотивировала на домашний труд. Разумеется, белые вещи оказались постираны вместе с цветными, так что теперь все щеголяли в изысканных оттенках грязно-розового. Половину посуды при мытье детки благополучно перебили, во время уборки грязь старательно распихивали по углам. Но все-таки обещанные зарплаты я выдала всем без штрафов — надо поощрять энтузиазм.

Тогда у меня зародилась робкая надежда, что, может, три главных правила сработают и мы как-нибудь избежим здесь по-настоящему плохих вещей.

Уже на другой день стало беспощадно ясно, насколько жалкой была эта иллюзия.

— Ты велела сразу сказать, если что-то такое случится, — мнется воспитательница.

— Ну что, что? Давай, вываливай уже.

— Еж отнимает деньги у младших.

Еж… Тот паренек с высоким панковским гребнем. Хреново, что именно он — прирожденный лидер, ребята на него оглядываются. Хреново, что такое происходит уже на второй неделе.

Тем больше причин пресечь это сразу.

— Позови сюда Ежа.

Кабинета у меня нет. «Сюда» — это в пустое помещение, выделенное под класс. Отремонтировать его не успели, здесь только ободранные стены да пара шатающихся стульев. Каков директор, такова и резиденция.

Воспитательница заталкивает внутрь сутулого подростка. Накидываюсь на него:

— Ну что за нах, Еж? Чего тебе не понятно с правилами?

— С какими еще правилами, ять?

Глаза скошены в сторону — первый признак лжи.

— Позавчера все получили первые зарплаты. Почему ты отнимаешь деньги у других?

— Кто, я, нах⁈ Ничего я ни у кого не отнимал, врот!

Еж слишком горячится, избыточно жестикулирует — его возмущение выглядит неестественным. Мы, снага, просты как валенки, и актеры из нас так себе…

— А если я спрошу у младших, где заработанные ими деньги?

— Они скажут, что все профукали нах!

— А если я проверю места, где они их якобы потратили?

Еж складывает руки на груди, низко опускает голову и молчит, упрямо глядя на меня исподлобья.

— Вот как мы поступим. Ты вернешь всем, у кого что взял. И больше никогда не будешь так поступать. Идет?

Еж продолжает угрюмо молчать. Странно, но выражение лица у него сейчас такое, какое бывает иногда у Токс — упрямая мрачная обреченность. Казалось бы, где прекрасная эльфийка и где уродливый снага — а что-то есть неуловимо общее. С таким лицом принимают бой, зная, что победить в нем невозможно…

— Еж, не надо так. Расскажи мне, что происходит.

Бесполезно — парень молчит как партизан, потом бормочет сквозь зубы:

— Ты, ска, не поймешь.

— Чего, чего я не пойму?

Но больше мне не удается вытрясти из Ежа ни слова.

Эх, а я же обещала, что никого из них не отправлю в приют…

— Даю тебе время до завтра. Расскажешь мне, что случилось и почему — мы вместе придумаем, как нам это разрулить. Не хочешь — собирай вещи.