Встряхиваюсь и мчу к дивану. На экране браслета уже нет красной полосы. Вместо нее красная рамка, и она мигает.

— Я не знаю, не знаю, почему так скоро! — Ленни отчаянно дергает себя за бороду. — Эти Морготовы алгоритмы, как они вообще работают⁉ Что мы будем делать, Соль?

Что делать?

«Такая мне вышла судьба, и я принимаю ее», решила Токс.

А я — я не принимаю.

Копия браслета до сих пор лежит поверх россыпи ювелирного хлама. Хватаю ее, надеваю на свою левую лодыжку, смыкаю запорный механизм, с силой сдавливаю. Командую Ленни:

— Активируй код на этой копии!

Впервые на моей памяти флегматичный кхазад орет:

— Ты совсем сдурела, ага⁉ Это может убить тебя, Соль! Алгоритм может и тебе приписать терминальную фазу! На минуты счет идет, ты не успеешь ничего сделать! Это тебя убьет!

— Быстро, ять!

Ленни шмыгает носом и кидается к своему компу. Дрожащими пальцами стучит по клавишам, потом оборачивается ко мне:

— Уверена?

— Давай, ска! Быстро!

Ленни пальцами обеих рук бьет по клавиатуре, и браслет на моей ноге оживает. Он смыкается все плотнее, пока не передавливает лодыжку так, что, кажется, собирается переломить. Тысячи игл вонзаются в кожу, в мышцы, достигают кости и пронзают ее, добираясь до костного мозга… Ору от невыносимой боли, катаюсь по полу, словно сгорая заживо, не помня себя, ногтями раздираю плоть… а потом в один миг все заканчивается.

С минуту лежу на полу, раскинув руки и ноги, не думая ни о чем, кроме дыхания. Что может быть лучше, чем вдыхать и выдыхать воздух? Потом сажусь и смотрю на браслет, ставший частью моего организма. Экран мигает пару раз и преобразуется в совсем короткую полосу. Не красную — серую. На экране браслета Токс — точно такая же. Алгоритм объединил браслеты в одну систему и выполнил перерасчет. И за что это нас сразу вывели в серое? Не важно. Главное, что помирать прямо здесь и сейчас никому не надо.

Подползаю к Токс, трясу ее за плечи — она открывает глаза. Ору:

— Не делай так никогда больше, слышишь? Ваши эльфийские игры с судьбой дурацкие, и призы в них дурацкие!

Утыкаюсь лицом в ее колени и реву в голос. Токс гладит меня по волосам и шепчет:

— Я стремилась тебя уберечь и именно поэтому не уберегла. Ты простишь меня когда-нибудь?

— Дура! Никогда больше не пытайся умереть, никогда меня не бросай!

Вваливается Ленни с двумя кружками, из которых торчат ярлычки:

— Я вот тут чаю заварил, ага…

Теперь мы уже втроем сидим на полу в отгороженном шкафом углу мастерской.

— Как дети? — спрашивает Токс.

Всхлипываю:

— Да это ж… это ж сволочи, а не дети. Вчера опять спортивный уголок в морской комнате разнесли, представляешь? Завтра будем чинить, то есть сегодня уже. И всю плешь мне проели — когда да когда ты придешь и дорасскажешь про этого, как его, Парафина. Отдам тебя на растерзание семидесяти семи маленьким троглодитам… да-да, у нас пополнение, потом расскажу. Будешь знать, как от нас уходить! И чего на тебя нашло, в самом деле?

— Ты не прочитала мое письмо?

— Прочитала, но нихрена не поняла, если честно. Чего это за проклятие, которое не проклятие, а как бы наоборот, но по сути та же фигня? Из-за чего так резко понадобилось весь этот цирк с конями устраивать?

Токс опускает ресницы, на бледном лице проступает печальная улыбка:

— Это было благословение, хотя и несколько своеобразное. Оно обрекло меня вот на что: рядом всегда будут друзья, готовые ради меня без раздумий рискнуть собственной жизнью.

Из привычного фона детского гама вырывается вопль:

— Ты тупой, как тюлень, ска!

— Это обидное и несправедливое сравнение, — Токс не повышает голоса, но ее слова, как всегда, слышны всем. — Тюлени довольно умны. Яся, объясни пожалуйста, зачем ты запихала эту жвачку в волосы своей подруге. Не надо плакать — я тебя не ругаю и не наказываю. Давай вместе подумаем — почему ты так поступила?

Прячу улыбку. Я-то в таких случаях просто щедро раздаю оплеухи кому попало. Хорошо, что наша Мэри Поппинс вернулась, а то из меня, честно говоря, педагог так себе. Я готова драться за этих детей хоть со всеми демонами ада, готова воровать, чтобы у них было что-то в тарелках — в смысле, чтобы им было чем кидаться друг в друга, тут уж как водится; а день за днем утирать сопельки — это, пожалуйста, не ко мне.

Впрочем, алгоритмы считают, что мы с Токс справляемся: серая полоса на обоих браслетах уже выросла до середины экрана. Если эта их дурацкая эльфийская судьба не выкинет очередное коленце, месяца за три мы избавимся от браслетов. Но как бы мне ни хотелось позвонить наконец маме, Инис Мона придется подождать. Семьдесят один троглодит — шестерых похищенных забрали родители, остальные, видимо, так и останутся в Доме — держит меня на Сахалине надежнее самой мощной друидской магии.

Так, а что это за электромобиль припарковался у входа?

Выхожу на крыльцо. У машины стоит Алик и машет рукой:

— Солечка, приветик. Слышь, я тут комнату свою разбирал, так куча барахла высвободилась. Кровать вон, зеркало, пара стульев, стол… Все, конечно, видавшее виды, но я подумал — вдруг вам пригодится?

— Ты даже не представляешь себе, как нам все пригодится! Кровати просто в труху разлетаются, когда малышня на них скачет. Бешеные козы какие-то, а не дети… Так, сейчас завхоза позову, чтобы приняла… А, нет, она же на стройрынок уехала. Давай с тобой внутрь перетаскаем это все.

Однако, Алик основательно решил разбарахлиться — пожертвовал даже матрас, тот самый, на котором у нас немало было всего интересного. Нет, так-то простыня поверх него имелась, но она быстро сбивалась в бесформенный комок, так что мне хорошо памятен этот рисунок…

Догадываюсь наконец спросить:

— А с какой радости ты вдруг от всего избавляешься?

— Так я же уезжаю, Солечка. Завтра отчаливаю, на «Менделееве». Ты, как водится, забыла, а я говорил же тебе — в Московский государев политех поступил заочно.

— Нет-нет, я помню, конечно! Ну здорово же, удачи тебе…

Оба не знаем, куда смотреть и девать руки. Вроде бы надо сказать что-то, подобающее моменту…

— Аль, мне правда жаль, что у нас с тобой так получилось… В смысле, ну, не особо-то получилось.

— Ладно тебе! Сам вел себя как последний дурак.

— Да все мы дураки, — подмигиваю. — Это и делает нашу жизнь интересной!

— Но ведь было же и… ну, славно было.

— Не то слово!

— А что не сложилось… Понимаешь, мне же все равно в Москву надо. Хотя если бы… ну, если бы у нас с тобой все пошло на лад, я мог и в Южно-Сахалинске учиться. Но это… не тот уровень. Так что, может, ты только не обижайся, оно и к лучшему.

— Да на что тут обижаться? Конечно, к лучшему. Рада за тебя, Аль, правда… Ты пиши мне, как доберешься!

— Обязательно! И ты тоже не забывай писать.

Снова неловко молчим. Оба прекрасно понимаем, что это вранье — никто никому писать не будет. Ну, не срослось у нас, не сошлись темпераментами… хотя все равно неплохо было. Теперь каждый сможет оттолкнуться от этой неудачи и скоро встретит того, с кем окажется счастливее, и эти отношения будет больше ценить, чтобы не повторить ошибок. Надеюсь, так.

Вспоминаю:

— А я ведь так и не вернула тебе должок…

Алик улыбается:

— Вернешь так: будь счастлива, красуха.

— И ты не печалься, Аладдин.

Коротко обнимаемся, и Алик уходит. Собралась было проводить его долгим печальным взглядом, но из холла доносится грохот — милые детки опять раздербанили какую-то мебель…

Мирный вечер в мастерской — Ленни за компом, Токс у ювелирного станка, я играю в телефоне — прерывается мелодичной трелью из-под потолка. Подпрыгиваю:

— Что еще за райская музыка?

— Дверной звонок, — Ленни, по обыкновению, не отрывается от монитора.

— Не знала, что он у нас есть! Давно он тут?

— Да вроде всегда был. Просто никто им не пользуется…