Андрейка не стал оправдываться. Просто внимательно посмотрел на Петра и спросил:

– У тебя дело какое есть?

Тот от такого заявления аж дар речи потерял. Ну не так должен был вести себя пацаненок, которого застукали на горячем.

И тут за спиной Андрейки вышли люди купца и потащили закупленные им товары в лодку.

– Это что? – удивился служилый.

– Так нанял я Андрейку, – улыбнувшись, произнес Агафон со всем почтением как к себе, так и к собеседнику. – Вот – собрал товар, а он повезет.

– А денег чего столько дал? – кивнув на кошель парня, спросил служилый.

– Так довезет в целости и сохранности. Ведь слово служилого человека нерушимо.

– Так и есть, – нехотя кивнул этот человек.

А потом начал звать к себе Андрейку послужильцем. Все лучше, чем на купца работать. И что сделку эту поможет закрыть. И вообще – прислуживать купцу – урон чести.

– Я сам это решу, – твердо, но без вызова произнес наш герой. – А тебе благодарствую за заботу. Да только не вижу я урона чести в труде ратном. Татей ныне много на дорогах. Отчего их не погонять?

– Мал ты еще татей гонять. – буркнул Петр. – Аль не понимаешь, что Агафонка тебе помогает не просто так?

– Все люди держатся своего ума, – пожал плечами Андрейка, прозрачно намекая на то, что и Петр тоже не просто так желает ему помочь.

К слову сказать, он пока не мог понять – ради чего ребята стараются. Ну вот возьмут они Андрейку послужильцем. И что им с того? На хлеб они это разве намажут? И ведь предлагают так настойчиво. В такой массовый альтруизм он не верил. Поэтому чем больше они предлагали, тем сильнее напрягался.

Так или иначе – Андрейка «отбрехался» и, поблагодарив за помощь, отправился дальше. Осмотрел лодку. Оставил рядом с ней сидеть Устинку с Егоркой при топорах на поясе. А сам, немного помедлив, собираясь с духом, да и пошел к отцу Афанасию.

– Доброго утречка, отче, – поклонился наш герой с порога.

– Доброго и тебе, – кивнул священник. – Думал уже, что не зайдешь.

– Как я мог, отче? И пожертвовать на храм надлежит, ежели по совести. И за упокой души бати моего помолиться. Да за советом к тебе обратиться.

Афанасий благодушно кивнул.

И Андрейка, сняв с пояса кошелек малый, протянул его священнику.

– Здесь рубль. Прими, не побрезгуй.

– Рубль? Но отколь он у тебя?

– Батя мой, когда из походов приходил, иной раз кое-что из взятого на саблю прятал. Мало ли беда какая нагрянет? Вот я одну такую ухоронку и нашел.

– Оттого и в послужильцы не шел?

– Да, отче. Хотел поначалу проверить. Верно ли я помню.

– А что там было?

– Туесок малый с краской доброй. Ляпис-лазурь зовется. Ее там совсем немного лежало. Едва на икону.

– Ох… – выдохнул священник. – А чего… – он хотел спросить, но остановился, найдя сам ответ в своей голове. – И в какую цену ты Агафону ляпис-лазурь отдал?

– Восемнадцать рублей за две десятые части от гривенки.

– СКОЛЬКО?! Да он, мироед, совсем оскотинился от жадности своей!

– Отче, я ведаю, что красная цена ей полторы сотни рублей или даже больше. Но кто мне даст такие деньги в Туле? Особенно после разорения города.

– Сын мой. Если вдруг ты еще найдешь подобную краску – приноси ее мне, – вкрадчиво произнес святой отец… вроде бы и по-доброму, но отчего-то парню показалось, будто ему только что сообщили ультиматум.

– Тебе? – удивился Андрейка.

– Мать церковь даст тебе больше за нее, чем этот христопродавец, – скрипнул зубами Афанасий, сохраняя с трудом некое подобие благодушие, сквозь которое проступал совсем другой человек. Жесткий и решительный.

– Конечно отче. Ежели бы я знал, что матери церкви она надобна, то сразу бы пошел к тебе.

– Хорошо, – кивнул отец Афанасий и собрался было уже идти, но Андрейка скороговоркой выдал:

– Отче, я посоветоваться хотел с тобой. Меня пугает, каким взглядом Агафон на меня посматривал. Словно злодейство какое удумал. Я ведь в поместье поеду. При мне всего два холопа будет. А ну как решит возвернуть свои деньги?

– Я с Агафоном поговорю, – серьезно произнес священник.

– Благодарю тебя, отче, – поклонился Андрейка со всем почтением. – Только ты, отче, молю, не сказывай никому про краску. А то ведь с меня спрос будет. А не с батюшки моего покойного. – произнес наш герой и добавил перекрестившись. – Царствие ему небесное.

– Хорошо… – кивнул священник в явном нетерпении.

На этом их разговор и закончился. Отцу Афанасию стало резко не до Андрейки. Он не на шутку распереживался по поводу краски, которая могла уйти куда-то на сторону. Что было бы крайне нежелательно…

1552 год, 15 июля, где-то на реке Шат

Возвращение к «родным пенатам» прошло спокойно.

Новая лодка, которую Андрейка взял у Агафона, была не в пример лучше старой. Что позволило им очень быстро достигнуть поместья. Рассохшуюся же лодку он сдал, вернув половину выданных купцу монет. Тот сославшись на «порчу имущества» взял плату за ремонт. Ведь с его слов он давал Андрейке целую лодку, а тот вернул ему рассохшуюся, да еще «курам на смех» отремонтированную.

Мерзкий типчик.

Что наш герой и отметил, записав его в свой воображаемый блокнот. Дабы потом вернуться и пообщаться с ним по душам. А может и «отремонтировать» слишком уж алчного бедолагу.

В представлении нашего героя пытаться нажиться на подростке, попавшем в сложную жизненную ситуацию – мерзко и низко. Да, выгода – дело серьезное. Но и совесть иметь надо. Хотя бы в каких-то ключевых, фундаментальных вещах, чтобы не потерять человеческий облик и окончательно не оскотинится.

Этот «кадр» ему напомнил карманников. Андрейка знал, что в уголовном мире эта категория преступников цениться и уважается очень высоко. За мастерство. Но наш герой презирал их всем сердцем, считая самыми мерзкими и ничтожными представителями уголовного мира. А мастерство их почитал ничего не значащим. Пустым.

Причина такого отношения была проста – они забирали последнее. Вот едет работяга с работы. Везет зарплату в кошельке. И раз – зарплаты нет – украл карманник. Вытащил вместе с кошельком. А дома работягу ждет жена и дети. И им нужно что-то есть…

Андрей еще мог понять, когда последнее забирали во время войны. Таковы извечные правила игры, ибо горе побежденным. Но в ситуации с карманниками никакой войны не шло. Они просто оставляли без средств существования людей.

Это было для него почему-то очень важно. Проходимца, который сумел украсть деньги у богатого, он еще мог уважать и даже отмечать его находчивость, предприимчивость и прочие выдающиеся качества. А вот того, кто пытался забрать последнее – нет. В его мире на этих людей не распространялось закон, милосердие и прочие подобные вещи. В его мире таких людей надлежало давить при случае любым подходящим способом. Как вшей или блох.

У всех свои «тараканы». У Андрейки были вот такие.

Так или иначе, но Андрейка запомнил этого «дельца» и «взял на карандаш». Черт его знает – получится или нет ему за это отплатить. Но он постарается…

Потом.

Сейчас же перед Андрейкой стояла куда более важная задача. Лето летом, но жить как заяц под открытым небом он не хотел. Да и к осени-зиме требовалось подготовится. Поэтому он со своими ребятами занялся постройкой землянки.

Конечно, до холодов можно было и сруб поставить. Чтобы престижнее. И они втроем бы справились. Но до холодов у них и других дел хватало. Ему ведь требовались деньги для того, чтобы «упаковаться» для получения в наследство отцовского поместья. Так что нужно было основательно «потопать», чтобы по весне хорошо «полопать». А сруб? Сруб подождет. Может по будущему году он и займется им. Пока же наш герой решил заняться землянкой. Тем более, что она тупо теплее, дешевле и проще в возведении.

Место для нее он присмотрел еще тогда, когда с Егоркой первый раз обходил округу. Это был небольшой холм, располагавшийся на небольшом удалении от реки. Но, в отличие от сгоревшего дома бати, с реки совершенно не просматриваемый, так как отделялся от нее лесом. В какой-то мере спорная позиция. Но Андрейку она устраивала в большей степени, чем жизнь на виду.