Специализированные печи делать он не решился. Мало ли увидят? Поэтому загодя возвел в центре площадки под навесом специальный очаг. В присутствие священника и поместных дворян он использовал его для приготовления пищи, подвешивая над ним котелок. Очаг необычный, ну да и что с того? Главное, назначение им ясно продемонстрировано.

На деле же, обложив очаг камнями он сформировал своего рода карман для накопления жара. А снизу проложил канавку для надува воздуха. Расплавить, понятное дело, в таком импровизированном горне ничего бы не получилось. Во всяком случае, железного. А вот прогревать для ковки и кузнечной сварки – вполне.

Для надува он тоже применил самодельные меха совершенно непривычной для местных конструкции. Которые, при том, можно было легко демонтировать и убрать.

Эти меха представляли собой два широких, плоских горшка с полукруглой выемкой на одном из бортиков. Со стороны донца у одного имелось довольно большое отверстие. Вся эта конструкция обматывалась лыком для пущей прочности. Предварительно внутрь ставилась примитивная крыльчатка. То есть, две колотые и отесанные тонкие дощечки, собранные крест-накрест за счет паза на половину их ширины. А сверху их охватывала ос, расщепленная на четверо и распаренная предварительно. Закреплена плотной обмоткой поверх. Сверху, над этими «мехами» была сооружена простенькая рама, в которой верхний конец этой крыльчатки и держался, вместе с камнем-утяжелителем.

Действовал вся эта «городуха» очень просто. К оси привязывалась бечевочка. Наматывалась на нее. Потом за нее энергично тянули и ось закручивалась. И, размотав бечевку, по инерции ее наматывала. Потом снова дергали. И все повторялось, только уже в другую сторону.

Просторная дыра у основания крыльчатки позволяла устройству свободно засасывать воздух. Который, разгоняясь на лопатках, улетал в боковую дырку, откуда по закрытой канавке уже поступал в очаг-горн.

Не самая лучшая схема. Однако никто из местных с первого взгляда ее не опознает, ибо она им не знакома. А поддув обеспечивать она может вполне приличный.

В качестве наковальни Андрейка приспособил большой камень, найденный в реке. Он его, вместе с «товарищами» с Устинкой да Егоркой достаточно притащили и навалили кучей под навесом. Чтобы этот булыжник не казался сиротинкой и не привлекал внимание. Для чего? Да мало ли для чего? Видно же, что строительный материал… а вы что подумали?

Вот так он и сидел, уже который день, по несколько часов к ряду, готовясь прогревать железный лом и разделывать его на заготовки. В перспективе. Потому что для начала требовалось сделать профильный инструмент. Ну хотя бы минимально. Чем он и занимался.

И все время, что Андрейка «грел да стучал», либо Устинка, либо Егорка находились на берегу с тем или иным заданием. Наблюдали, то есть, чтобы никто внезапно не нагрянул…

1552 год, 3 декабря, где-то на реке Шат

Тихий зимний вечер шел своим чередом.

Завершив дела на улице Андрейка со своими холопами удалился в землянку. Благо, что в ней было очень комфортно. Сухо, тепло, и даже не душно из-за регулируемой вентиляции. А еще светло, так как горела его самодельная псевдо аргандова лампа, хорошо освещая помещение.

Ночи зимой длинные. А лампа эта позволяла заниматься какими-то полезными делами и в темное время суток. И не хоть как-то, а нормально. Вот и сейчас – они все втроем возились, перед отбоем…

И тут, внезапно, как-то нахохлился и зашипел котенок, которого привез по просьбе Андрейки отец Афанасий. Причем глядя на дверь.

– Кого это еще леший принес? – произнес отрок вставая.

– Хозяин, не ходил бы ты. – прошептал Устинка, как-то весь сжавшись.

– Вы боитесь? – удивился парень. – Почему?

– Там не человек. – чуть хриплым голосом произнес Егорка.

– Отколь ведаешь?

– Чую.

– А коли не человек, так чего робеть?

– Мал ты еще… – покачал головой Егорка. – Есть вещи куда опаснее человека.

– Если этот «не человек» разумен, то нам тут не отсидеться. А значит нужно выходить и принимать бой. Представьте, что к нам сюда медведь-шатун пожаловал. Представили? Давайте я помогу. Вот он выламывает дверь и оказывается в землянке. Много мы тут против него навоюем? Ой вряд ли. Здесь же не развернуться.

Они оба как-то притихли, ничего не отвечая, и глаз от земли не поднимая.

– Что с вами?

– Там что-то страшное.

– Здесь я – самый страшный зверь! – прорычал раздраженный Андрейка. Выхватил саблю из ножен и пошел на улицу.

Ему и самому было страшно. ОЧЕНЬ страшно. Прекрасно осознавая тот факт, что и кошка, и эти двое разом не могут ошибаться. Однако он все равно пошел. Ибо репутация его висела на волоске. Если он хочет, чтобы эти двое шли за ним в бой, то сидеть и трястись вместе с ними «под кустом» – самая неудачная из стратегий.

Вышел в сени.

Прислушался. Тишина. На улице только легкий вой ветра. И какой-то едва уловимый запах.

Андрейка осторожно выглянул в духовые оконца, которые очень удачно расположил так, чтобы можно было осматриваться, не открывая двери. Никого. Что и не удивительно. Он бы тоже на виду не стоял.

Выдохнул.

Собрался с духом.

И осторожно толкнул дверь, открывая ее. А отворялась она наружу, от греха подальше. Чтобы выбить было нельзя. Но, увы, была она не такая крепкая, как хотелось бы. Времени и сил изготовить дверь из крепких дубовых плах у них не было. Как и желания. А эта хлипкая конструкция вряд ли могла остановить медведя или что-то подобное. Поэтому особенного смысла отсиживаться действительно он не видел, даже если бы там действительно была какая-то серьезная опасность.

Вышел под навес.

Здесь ничто не предвещало беды или какой-то угрозы. Только продолжало пованивать этим самым запахом. Незнакомым, непонятным, но достаточно неприятным.

И тишина.

Даже снег не скрипел нигде вокруг. Только под ногами Андрейки.

Очаг еще не погас. Угли его еще тлели и давали определенный свет, вырывая округу из тьмы. То есть, обеспечивая приемлемую видимость под навесом и в определенном радиусе от него. Исключая, конечно, мертвую зону за плетенем. Ну как приемлемую? Силуэты он видел хорошо.

Андрейка огляделся и прислушался. Органы чувств его подводили. Он не мог заметить никого. Но теперь на уровне интуиции у него появилось ощущение присутствие кого-то. Или это были простые галлюцинации? Сложно сказать. Во всяком случае отрок подобрался и вышел вперед, стараясь занять место наилучшим образом. Чтобы с какой стороны на него не падали – он сумел бы среагировать.

Вышел.

И принял фехтовальную стойку.

Стойка эта представляла собой достаточно классическое решение. Спина прямая. Ноги полусогнутые, подпружинены и разведены в стороны. Из-за чего казалось, что парень словно присел на них. Достаточно глубоко присел. Однако таз оставался на одном уровне и двигались при перемещении только ноги. Этакий крабик.

Эта глубокая посадка была нужна Андрейке для повышенной маневренности. Он не знал откуда придет опасность. И рассчитывал за счет правильной стойки уклониться от нее, если отразить не выйдет.

Шаг. Едва отрывая ведущую ногу от земли и смещая всего на полстопы. Подтягивание ведомой ноги. Еще шаг. Еще.

Наконец Андрейка замер возле очага.

Прикрыл глаза и невольно зарычал, продемонстрировав свои зубы. Что его заставило это сделать он сам себе потом ответить так и не мог. Просто захотелось. Протяжно так получилось. Да еще и тональность вышла на удивление низкая, какая-то утробная и очень неприятная на слух.

Мгновением спустя из-за забора послышало ответное рычание.

Андрейка словно по наитию сделал быстрый шаг в сторону и резкий кистевой удар саблей. Снизу-вверх. Метя туда, где он только что стоял. Почему он так поступил? Бог весть. Просто захотелось. Шестое чувство вынудило так поступить. Или скорее спровоцировало.

И очень, надо сказать, правильно. Потому что сабля наткнулась на что-то. А на землю спустя несколько мгновений покатился истекающий кровью и скулящий волк. Секунда. Другая. Волк попытался встать. Но рана оказалась слишком тяжелой.