– Те, кто видел сияющих, мастер Телэн, были не так легковерны, – возразил Заласта.

– Значит, тот, кто обвел их вокруг пальца, не был так неуклюж, – пожал плечами мальчик. – Искусный фокусник может кого угодно убедить в чем угодно – если только тот не окажется слишком близко и не разглядит потайные проволочки. По словам Сефрении, это означает, что у наших противников не хватает настоящих магов и они вынуждены пробавляться мошенничеством.

Заласта нахмурился.

– Возможно и такое, – нехотя признал он. – Сияющих видели мельком и издалека. – Он взглянул на Ксанетию. – Ты уверена, анара? Не может быть так, что кто-то из твоих соплеменников живет сам по себе, не в Дэльфиусе, и стакнулся с нашими врагами?

– В подобном случае, Заласта Стирик, сии дэльфы уже не были бы дэльфами. Мы прикованы к нашему озеру. Одно лишь озеро делает нас таковыми, каковы мы есть, и я истинно уверяю тебя, что свет, источаемый нами, есть лишь меньшее наше отличие от иных людей. – Она сурово и печально взглянула на него. – Ты стирик, Заласта из Илары, и кому, как не тебе, ведать, что значит разительно отличаться от тех, кто обитает рядом с тобой.

– О да, – согласился он, – на свою беду мы хорошо это знаем.

– Решение народа твоего обитать среди иных рас, быть может, и годно для стириков, – продолжала Ксанетия, – для нас же сие немыслимо. Вам доводится часто встречать презрение и вражду иных рас, однако различия ваши не столь бросаются в глаза среди тамульцев либо эленийцев. Мы же, дэльфы, пробуждаем страх в сердцах людей. Со временем, мнится мне, народ твой будет принят и понят иными народами. Ветер перемен уже подул, вдохновленный в немалой мере прочным и плодотворным союзом вашим с Церковью Чиреллоса. Рыцари сей церкви с добротою относятся к стирикам, и могущество их, быть может, в один прекрасный день переменит враждебные чувства эленийцев. Дэльфам, однако, немыслимо примениться к подобному существованию. Один лишь вид наш становится непреодолимой пропастью меж нами и иными народами, оттого-то и стремились мы к ныне заключенному союзу. Мы отыскали Анакху и предложили ему помощь нашу в борьбе с Киргоном. Взамен мы просим лишь одного – дабы он силой и властью Беллиома навеки отделил нас от всего мира. Тогда никто не сможет обратиться против нас, и мы, буде и пожелали бы, не сможем обратиться ни против кого. Сие будет наилучшим выходом для всех.

– Мудрое решение, анара, – признал он. – Много веков назад и мы размышляли о подобном выходе. Однако число дэльфов невелико, и ваша потаенная долина с легкостью вместит всех. Мы, стирики, более многочисленны и расселились по всему миру. Наши соседи вряд ли взглянули бы благосклонно на стирикское государство, примыкающее к их границам. Мы не можем следовать вашему примеру, но должны жить в мире, среди людей.

Ксанетия поднялась и положила руку на плечо Келтэна.

– Останься, добрый рыцарь, – промолвила она. – Должна я побеседовать с Анакхой о будущем нашего союза. Буде он заметит во мне фальшь, он сам лишит меня жизни.

Спархок встал, подошел к двери и открыл ее, пропуская вперед Ксанетию. Даная, волоча за заднюю лапу Ролло, вышла следом за ними.

– В чем дело, анара? – спросил Спархок.

– Удалимся в то место наверху, где возможно будет нам говорить без помех, – ответила она. – То, что я скажу тебе, не предназначено для чужого слуха.

Даная одарила ее недружелюбным взглядом.

– Ты также можешь услышать слова мои, принцесса, – заверила девочку Ксанетия.

– Как это мило с твоей стороны.

– Мы не смогли бы укрыться от нее, Ксанетия, – сказал Спархок, – заберись мы хоть на самую высокую башню в Материоне: она прилетела бы и туда, чтобы нас подслушать.

– Ужели ты воистину можешь летать, принцесса? – изумлено спросила Ксанетия.

– А ты разве не можешь?

– Не вредничай, – сказал Спархок дочери. Они вновь поднялись по лестнице на вершину донжона и вышли на крышу.

– Анакха, – серьезно проговорила Ксанетия, – долг принуждает меня открыть тебе истину, хоть и предвижу, что она помыслится тебе невероятной.

– Начало многообещающее, – заметила Даная.

– Я принуждена сделать это, Анакха, – так же серьезно продолжала Ксанетия, – и не только во имя заключенного меж нами союза, но и по той причине, что истина сия весьма важна для будущего всего нашего дела.

– Похоже, мне не мешало бы ухватиться за что-то прочное, – мрачно пробормотал Спархок.

– Как пожелаешь, Анакха. Должна я, однако, предостеречь тебя, что, доверяя Заласте Стирику, ты обманываешься – и прежестоко.

– Что?!

– Заласта обманул тебя, Анакха. Душой и сердцем своим он принадлежит Киргону.

– Это совершенно невозможно! – воскликнула Даная. – Заласта любит меня и мою сестру! Он не мог предать нас!

– Воистину, Богиня, твою сестру он любит превыше всякой меры, – ответила Ксанетия. – Чувства же его к тебе не столь добры. Истинно говоря, он ненавидит тебя.

– Я не верю тебе!

Спархок был солдатом, а солдат, который не умеет быстро применяться к неожиданностям, не доживет до того времени, когда станет ветераном.

– Ты не была в Дэльфиусе, Афраэль, – напомнил он Богине-Дитя. – Беллиом засвидетельствовал правдивость Ксанетии.

– Она просто хочет вбить клин между нами и Заластой!

– Не думаю. – В сознании Спархока разрозненные прежде мелочи сложились, как кусочки мозаики, в целостную и ясную картину. – Наш союз слишком важен для дэльфов, чтобы Ксанетия стала подставлять его под удар ради мелочной прихоти, а кроме того, ее слова объясняют кое-что, чему я до сих пор не мог найти объяснения. Давай выслушаем ее. Если есть сомнения в преданности Заласты, лучше убедиться в этом сейчас. Так что же ты обнаружила в его мыслях, анара?

– Великое смятение, Анакха, – грустно ответила Ксанетия. – Разум Заласты был некогда благороден, ныне же он на грани безумия, пожираемый единой мыслью и единым желанием. Поистине, Богиня, с детских лет любил он твою сестру, однако любовь эта не есть то братское чувство, коим ты его считала. Сие ведомо мне вернее, нежели что иное, ибо любовь эта пронизала все его мысли. Помышляет он о Сефрении как о нареченной своей невесте.

– Что за чепуха! – фыркнула Даная. – Сефрении такое никогда и в голову не приходило.

– Однако Заласта только так о ней и мыслит. Соприкасание мое с его мыслями было кратким, а посему еще не ведаю я всего. Едва постигла я его предательство, долг повелел мне открыть сие Анакхе. Со временем, быть может, изведаю я более сего.

– Что подтолкнуло тебя заглянуть именно в мысли Заласты, анара? – спросил Спархок. – В комнате было полно народу. Почему ты выбрала именно его – или ты слушаешь все мысли одновременно? По-моему, это не слишком удобно. – Он скорчил гримасу. – Пожалуй, это заставило бы меня взглянуть на твой дар с другой стороны. Хорошо бы узнать, как именно у тебя получается слышать мысли. Это все равно, что иметь вторую пару ушей? Ты слышишь все мысли тех, кто окружает тебя – все разом?

– Нет, Анакха, – Ксанетия слабо улыбнулась. – Сие, как и сам ты понял, было бы не слишком удобно. Наши уши, хотим мы того или нет, внимают всем звукам. Мое же соприкасание с мыслями других нуждается в том, чтобы я направляла его сознательно. Надобно мне сделать усилие, дабы услышать мысль, – если только человек, который рядом со мною, не мыслит столь напряженно, что словно бы беззвучно кричит. Так и было с Заластой. Разум его кричит вновь и вновь имя Сефрении. Более того, столь же непрестанно звучит в нем твое имя, Богиня, и в сих криках отзывается ненависть. Мыслит он тебя воровкою, укравшей его надежду на счастье.

– Воровка?! Я?! Да это он пытался украсть то, что принадлежит мне! Сестра появилась на свет по моей воле! Она моя! Она всегда была моей! Да как он смеет?! – Черные глаза Данаи метали молнии, голос звенел от безудержной ярости.

– Это не самая привлекательная твоя черта, Божественная, – заметил Спархок. – Человек не может владеть другим человеком.