На лице Стрейджена, однако, была написана откровенная паника.

– Вот этого я не ожидала, – пробормотала Даная, идя рядом со Спархоком по лужайке.

Спархок был так потрясен, что едва нашел в себе силы отозваться:

– Ты хочешь сказать, что понятия не имела о маленьком увлечении Мелидиры?

– Да нет, Спархок, конечно же об этом я знала. Мелидира купила себе место при мамином дворе несколько лет назад.

– Купила?!

– Заплатила старой графине, чтобы та уступила ей место. Чего я совершенно не ожидала, так это ее прямолинейного объяснения со Стрейдженом. Я полагала, что она хоть немного смягчит суть дела, – куда там! Она нарезала его на ломтики и подала к столу, при этом не оставив ему никакого пути к отступлению. Пожалуй, я ее недооценивала.

– Нет, скорее уж ты недооценила Стрейджена. Она применила единственный способ, который мог принести ей успех. Стрейджен весьма скользкая личность, и, прежде чем нарезать его ломтиками, нужно приколоть его вилкой к блюду, чтобы не вывернулся. Обычного разговора о браке он и слушать бы не стал, поэтому она предпочла говорить о деле, а брак оказался как бы приложением к нему.

– Только не для нее.

– Да, я знаю. Однако она действовала совершенно правильно. Знаешь, мне придется рассказать об этом твоей матери.

– Даже и не думай об этом. Ты слышал, что говорила Мелидира? Мама ничего не сможет с ней поделать, и ты добьешься только того, что расстроишь ее.

– Но, Афраэль, они же воруют миллионы.

– Они не воруют ничего, Спархок. То, чем они занимаются, ни в коей мере не изменяет стоимость денег. Если хорошенько задуматься, они на самом деле создают миллионы. Миру это только на пользу.

– Не понимаю, где здесь логика.

– Тебе и не нужно ничего понимать, отец, – сладким голосом заметила она. – Просто поверь мне на слово. А теперь нам нужно пойти вон туда.

«Вон туда» означало – ко рву, у которого по заросшему травой берегу прохаживались бок о бок Вэнион и Сефрения. Спархок уже успел привыкнуть к своей невидимости, и все же испытывал странное ощущение, когда друг смотрел прямо на него, не подозревая о его присутствии.

– Это зависит от того, какие разновидности рыб доступны для разведения в местных условиях, – наставительно объяснял Вэнион. Спархок хорошо знал этот его «наставнический» тон, который ничем не отличался от тона «проповеднического». Вэнион погружал в глубокий сон целые поколения пандионских послушников – и в учебном зале, и в церкви.

– Почему он так говорит? – спросила Даная.

– Боится, – вздохнул Спархок.

– Сефрении?! Вэнион никого и ничего не боится – и, уж конечно, меньше всего Сефрении. Он любит ее.

– Именно это его и пугает. Он не знает, что сказать. Если он скажет что-нибудь не то, все рухнет.

– Итак, – продолжал Вэнион, – существуют рыбы, живущие в холодной воде, и рыбы, живущие в теплой воде. Карпы любят теплую воду, форель, напротив, – холодную.

Глаза Сефрении понемногу стекленели.

– Вода во рву долгое время пребывала в покое, поэтому она согрелась. Это исключает форель, как ты полагаешь?

– О да, – вздохнула она.

– Но это не значит, что здесь нельзя поселить другую разновидность рыб. Хороший повар может состряпать чудесные блюда из карпа – а кроме того, карпы хорошо очищают воду. Ничто так не сохранит воду свежей, как стая карпов.

– Нет, – опять вздохнула Сефрения. – Уверена, что нет.

– Да что же это он такое вытворяет?! – возмутилась Даная.

– Это называется «поступать с оглядкой», – пояснил Спархок. – Думаю, он так же много и подолгу говорит о погоде.

– Но они никогда не помирятся, если он так и будет все время болтать об этой чепухе!

– Боюсь, Афраэль, что ни о чем другом он просто не осмелится заговорить. Думаю, Сефрения сама сделает первый шаг.

– Нашел! – долетел с другого края лужайки ликующий вопль Телэна. – Она здесь, на дереве!

– Этого только недоставало! – раздраженно проговорила Даная. – Он не должен был найти Мурр – и с какой это стати она оказалась на дереве?

– Так или иначе, но нашему подслушиванию конец, – сказал Спархок. – Видишь, все направились туда. Сними с нас заклятие.

– А как же Вэнион и Сефрения?

– Почему бы нам не предоставить им самим справляться со своими трудностями?

– Потому что он еще десять лет будет читать ей лекции о рыбах, вот почему!

– Сефрения недолго будет выслушивать эти лекции, Даная, она очень скоро возьмет дело в свои руки. Вэнион говорит вовсе не о рыбах, а о том, что готов помириться, если она того хочет.

– Он ни словечка не сказал об этом. Он уже готов был дать ей рецепт вареного карпа.

– Это лишь то, что ты слышала, а не то, что он говорил на самом деле. Учись не только слышать, но и слушать, Даная.

– Эленийцы! – вздохнула она, закатывая глаза. И тут они услышали крик Келтэна:

– Берегись!

Спархок стремительно обернулся туда, где вокруг высокого клена собрались все их друзья. Телэн добрался уже до верхних веток и теперь осторожно пробирался по узкому суку туда, где скорчилась, одичало сверкая глазами, Мурр. Дела были плохи. Сук вполне выдерживал вес кошки, но Телэн для него был чересчур тяжел. Сук угрожающе прогибался, и в основании его что-то зловеще потрескивало.

– Телэн, вернись! – срывая горло, снова гаркнул Келтэн.

Но было, само собой, уже поздно. Сук переломился в основании и повис на лоскуте коры. Телэн отчаянно прянул вперед, успел схватить одной рукой перепуганную до полусмерти кошку – и рухнул головой вниз, прямо на толстые нижние ветви.

Положение еще можно было бы спасти – в конце концов, здесь были рыцари церкви, искушенные в магии, была Сефрения, и даже Афраэль, восседавшая на плече Спархока. Трудность была в том, что никто из них не мог толком разглядеть Телэна. У клена крупные листья, и мальчик камнем падал вниз, почти целиком скрытый густой листвой. Они лишь слышали глухие звуки ударов, оханье и вскрики, когда он в падении задевал ветви. Наконец он выпал из нижних ветвей и неловко, с глухим шумом рухнул на траву под деревом, по-прежнему держа в руке Мурр. Он не шевелился.

– Телэн! – ужаснувшись, пронзительно закричала Даная.

Сефрения согласилась с мнением тамульских лекарей. Телэн не слишком серьезно пострадал. Он, конечно, был весь покрыт синяками и ссадинами, а на лбу у него красовалась уродливая шишка – след столкновения с особенно неподатливой веткой, от которого он потерял сознание, – но Сефрения заверила их, что падение обойдется без серьезных последствий, если не считать головной боли.

Принцессу Данаю, однако, успокоить было нелегко. Она не отходила от постели Телэна и испуганно вскрикивала всякий раз, когда впавший в беспамятство мальчик шевелился или стонал.

Наконец Спархок взял ее на руки и вынес из комнаты. Там были люди, которым лучше не стоило становится свидетелями чудесного исцеления.

– Этого ты не предвидела, верно, Афраэль? – спросил он у обезумевшей от горя Богини-Дитя.

– О чем ты говоришь?

– Тебе непременно нужно было вмешаться в то, что и без тебя бы наладилось, если б только ты могла оставить его в покое, – и твое вмешательство едва не убило Телэна.

– Я не виновата, что он упал с дерева!

– А кто же виноват? – Спархок знал, что поступает в высшей степени несправедливо, но вездесущую маленькую богиню необходимо было приструнить. – Ты слишком много вмешиваешься в дела людей, Афраэль. Дай им жить собственной жизнью и самим совершать ошибки. Мы обычно их и сами исправляем, если дать нам такую возможность. Я клоню вот к чему, Даная: если ты можешь что-то сделать, это еще не означает, что тебе следует это делать. Подумай об этом на досуге.

Даная в упор воззрилась на него – и вдруг разразилась исступленными рыданиями.

– Лучники Тикуме пригодятся в Атане, – говорил Вэнион Спархоку, когда позже они стояли вдвоем на парапете стены. – Улаф прав касательно троллей. Куда предпочтительней утыкать их стрелами, прежде чем ввязываться в рукопашную.