Храбрый, верный пес растянулся у ног Сережи. Лежа на боку, вытянул в одну сторону все четыре лапы, а лапы дергаются судорожно, ходят мускулы под кожей, веки часто-часто дрожат. И тоненько тявкает во сне. Видно, и во сне сражается с подлыми ново-китежскими собаками.

Нет, плохо жить в древних веках! Взял бы и убежал на свою веселую Забайкальскую улицу. А попробуй убеги! Кругом тайга загадочная, темная, сырая, а еще Прорва какая-то непроходимая. Даже капитан, Виктор и дядя Федя призадумались, невеселые ходят. Дела неважные, прямо надо сказать. А все же они с Женькой и вида не подадут, что порядком-таки напуганы. Они же настоящие мужчины!

– Карамба! Разлегся, и горя тебе мало! – сердито толкнул Сережа ногой спящего Женьку. – Пошли куда-нибудь!

На дворе ничего интересного не было. Заглянул в бочку – пустая, попробовал покатать колесо – тяжелое и грязное. Вот тощища-то! И вдруг вспомнил о футбольном мяче. Побежал в избу, заставил Виктора надуть мяч (у него это здорово получается!) и, выбежав на двор, для начала дал хорошую свечку. Мяч весело прозвенел под ударом и взлетел вверх, тугой, нарядный, ярко-желтый. Приняв свечку, ударил в стену – стена отпасовала мяч, ударил второй раз – и увидел мальчишечью голову, высунувшуюся из-за косо повешенного полотнища ворот. Заметив, что Сережа смотрит на него, мальчишка показал язык и спрятался, но скоро опять высунулся. Сережа, прижав мяч к боку, пошел к воротам.

Мальчишка не убежал, только зажмурил глаза, замерев от страха перед мирским поганцем. Паренек был крепенький, налиток, такого о камень бей – не расшибешь, от такого и мороз отскакивает. И смешной очень! На лице крупные красные веснушки, брови выгорели, их и не видно почти, а нос, такой курносый, что из ноздрей хоть стреляй, как из двустволки. Был он бос, но в меховой ушанке. Одно ухо ее торчало вверх, другое болталось. Вылитый лопоухий заяц! Посконная рубашонка подпоясана высоко, почти под мышками, мочалой. Под рубашкой выпячивалось пузо. Сережа дружески ткнул мальчишку в пупок:

– Тебя как зовут, оголец?

Мальчишка вздрогнул, еще крепче зажмурил глаза и ответил басом:

– Митьша.

– А меня Сережа. А сколько тебе лет?

– Не ведаю. – Митьша осмелился открыть глаза, грустные, неулыбчивые. – Годам бог счет ведет.

– А где ты живешь?

– Эвон! – указал Митьша на полуразвалившуюся избу на противоположной стороне улицы.

– Значит, ты с нашей улицы? А книжки у тебя интересные есть?

– Не.

– А ты читать-то умеешь?

– По псалтыри кое-как бреду. Я одну зиму только учился, буквы учил и цифири.

– А почему больше не учишься?

– А на кой? Учатся только поповичи, чтоб попами стать. А простым людям на что грамота? – Митьша запыхтел и сердито добавил: – В школе розгами дерут.

Сережа свистнул:

– Надо же! А за что дерут?

– Для подспорья. А тебя в школе драли розгами?

– Скажешь! Попробовали бы!

К мальчишкам подошел Женька. Митьша потянулся было погладить его, но Женька зашипел, сморщив черный нос, обнажив залитые слюной клыки. Повернув голову к Сереже, пес посмотрел на него с бесконечной преданностью, любовью и обожанием: вот, мол, кто мой друг и хозяин!

– Ты, Митьша, никогда так больше не делай – укусит. Женька с высшим образованием. А что у тебя в кулаке зажато?

Митьша разжал кулак. На ладони его лежал пустой спичечный коробок, выброшенный ночью Птухой.

– Что глаза пялишь? Завидно, чай? Ни у кого такой нет. Отымать будешь, в ухо дам!

– Эх ты, чудик-юдик! – засмеялся Сережа и швырнул об землю подпрыгнувший мяч. – Давай в футбол играть. Умеешь?

– Какой футбол? Как играть?

– Ногами. Становись в ворота, я буду бить, а ты не пропускай.

Митьша посмотрел на свои расчесанные, в цыпках босые ноги и решительно подтянул штаны.

– Давай!

Он встал в поповских воротах, разведя руки и растопырив ноги, будто не пускал в ворота корову. Но от мяча, пробитого Сережей, шарахнулся в сторону.

– Гол! – закричал Сережа. – Первый гол в Ново-Китеже!

Он пробил по воротам еще раз, еще и еще раз, пробил десять, двадцать раз, но ни одного мяча Митьша не задержал. Он испуганно жмурил глаза и пятился от пролетавшего мяча.

– Фиговый из тебя вратарь, – поставил Сережа ногу на мяч. – Давай я в ворота встану, а ты бей. Ну, наподдавай!

Много раз пробил Митьша по воротам, но все мячи были или отбиты, или пойманы Сережей. Митьша рассвирепел. Он сердито сопел, то и дело подтягивал штаны, трепыхал ушами шапки, оббил и о мяч и о землю пальцы ног, но мирской Сережка, словно колдун, ни разу не пропустил в ворота мяч.

– Будя! – запаренно опустился Митьша на землю, вытирая вспотевшее лицо снятой ушанкой. – Не умею я в ваш футбол бить.

– Научишься, – покровительственно сказал Сережа и замер, прислушиваясь.

Издалека откуда-то доносились многие мальчишечьи голоса:

– Это кто кричит?

– Ребята посадские. На выгоне они,

– Что делают?

– Стрелки из луков пущают.

– Можно посмотреть?

– А чо нельзя? Пойдем!

На зеленевшем сочной травкой скотском выгоне толпились мальчишки. Кто-то из них, заметив Митьшу и Сережу, крикнул отчаянно, словно увидел пожар:

– Робя, мирской идет!

По земле затопали босые пятки, и через мгновение звонкие, взволнованные мальчишечьи голоса послышались уже из-за ближнего сарая.

– Экося, испугались, – сказал презрительно Митьша. – Пожди чуть, я их позову.

Он убежал, и вскоре ребята вышли из-за сарая. Подходили они к Сереже не очень храбро, может быть, и повернули бы с полдороги, но впереди шел уверенно, смело, видимо, их атаман и заводила, высокий кареглазый, скуластый и бровастый мальчуган. Он был без шапки, и ветер трепал его темные волосы, остриженные в кружок. Сережа сразу смертельно позавидовал ему. У кареглазого не хватало двух передних зубов, и он на ходу с особым шиком плевал – цыкал, может быть на целых десять шагов. Да-а, это был высший класс!

Ребята остановились в двух шагах от Сережи. Некоторое время молчали, настороженно разглядывая друг друга.

– Как тебя зовут? – первым нарушил молчание Сережа, обращаясь к атаману.

– Юрятка. А тя?

– Сережка. Во что вы играли?

– Мы не играли, не дети, чай. Стрелки мы пускали.

– Покажи, как стрелы пускаете.

Ему никто не ответил. Всех заинтересовал Женька, диковинная короткошерстая собака.

– Гли! Как овца стриженая… Може, не собака?

– Самая настоящая собака! – ответил Сережа. – Сейчас я вам покажу, что она умеет…

Он подкатил к Женьке мяч и, подняв руку, приказал:

– Стереги!

Пес лег и замер, положив голову на мяч.

– Попробуйте теперь взять у него мяч. Только не советую. Без пальцев останетесь. Смотрите дальше, программа продолжается!

По команде Сережи Женька садился, ложился, вставал, давал голос – лаял, приносил брошенную палку. Но особого интереса дрессировка Женьки не вызвала.

– Пустая забава! – пренебрежительно сказал Юрята. – Пес должон дом стеречь, помогать пастуху стадо пасти, зверя в тайге гонять. Бездельный у тя кобель, Сережка!

Говорил Юрята шепеляво, на месте двух передних зубов чернела дырка. Сережа снова позавидовал и, вздохнув, сказал:

– Ты небось далеко плевать можешь? Как матрос! Можешь?

– Гляди! На три сажени могу.

Юрята плюнул, вернее, шикарно цыкнул через выбитые зубы, так, что Сережа глазам не поверил.

– Теперь давай ты.

Сережа плюнул, и получилось позорно. Пришлось подбородок утирать. Чувствуя, что авторитет его качнулся и интерес к нему ослабевает, Сережа вытащил свое зажигательное стекло. Успех был потрясающий. Стекло вызвало не только удивление, но и суеверный страх.

– Сткло-то, чай, колдовское! Без кресала, без искры огонь дает!

Тощенький мальчишка с болячками на губах, жевавший льняную макуху, сунулся ближе к Сереже. В глазах его была унылая зависть,