В стекло окна билась муха. Жужжание ее наводило тоску и тревогу.

– А не много ли вы на себя берете? – ласково, мурлыкающим голосом заговорил братчик. – Неужели не боитесь смерти?

– Только дурак пли ненормальный не боится смерти! – сердито ответил Косаговскнй. – Но есть кое-что и посильнее смерти.

– Вы правы. Страх ожидания посильнее собственно смерти. Особенно ожидание смерти не быстрой и не скажу, чтобы безболезненной. Суровец, здешний палач, потрудится над вами. И виску и встряску на дыбе испытаете, и репку-матушку запоете, и всю подноготную расскажете. Научу Суровца и чахарскому способу кишки на пику мотать! Есть и еще способ, называется «на комары». Ваши волосы забьют клином в пень и свяжут голого. В тайге комаров и гнуса – тучи. Они из вас кровь до последней капли высосут.

Виктор почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. Но он справился с минутной слабостью, сказал брезгливо:

– Брось ты хвастать своей палаческой работенкой, Кого пугаешь, падаль?

– Что? – крикнул бешено Памфил и слепо двинулся на летчика. – Встать! Встать, когда с тобой говорит русский офицер!

– Японский холуй, а не – русский офицер, – сказал Косаговский, покачивая ногой, закинутой на другую.

Братчик со свистом хватил воздух и, вырвав из кармана взблеснувший мушкой пистолет, ткнул его в лицо летчика.

– Дырку захотел? Да? Пулю меж глаз?

– Не психуй, Памфил-Бык, – спокойно сказал Виктор. – Психуешь, как баба.

С лицом, остервенелым от злости и унижения, Памфил бессильно опустился на табурет. Попробовал закурить и бросил сигарету. Руки его мелко, противно дрожали.

– Люблю злых, с ними драться веселее, – глядя на него, засмеялся Косаговский. – Дырку в моем лбу ты можешь сделать, а долго ты после этого проживешь? И ни бог, ни микадо тебе не помогут!

Братчик не ответил, долго молчал, мертво глядя в угол. Тяжелый удар соборного колокола вывел его из оцепенения.

– Поздно, уже темнеет. Надо кончать! – взвинченно сказал он. – Ты решил уже, наверное, что загнал меня в угол. Ошибаешься! Я мальчик стреляный, фартовый, как говорят челдоны. Или мы все смоемся отсюда, или все здесь сдохнем… Советую подумать еще раз. Не передумаешь – шепну Нимфодоре, что Анфиса, ее преемница, будущая старица ново-китежская, опоганила себя любовными шашнями с мирским сквернавцем, с тобой, милостивый государь. Старуха будет в восторге! Обожает терзать человечье мясо. Анфису выведут на толчок и при всем честном народе палач будет бить се кнутом.

Виктор задышал сильно и часто, опустил голову.

– Но это только легкое щекотание вашей нежной и чувствительной души, – хитренько и весело посмотрел Памфил на летчика. – Есть у меня средство и посильнее. Твоего брата, этого милого пионерчика, я час назад привез сюда, в Детинец. И попробуй отказаться! Я удавлю его пионерским галстуком. Теперь что скажешь, чума тарбаганья?

Виктор схватился за край стола. Ему показалось, что земля уходит из-под ног. А братчик все тянул и тянул к летчику пальцы, измазанные опиумом, с грязными ногтями, и медленно шевелил ими, показывая, как он затянет удавку на шее Сережи.

– Убери поганые руки! – яростно крикнул Виктор. Братчик дернул назад руки и медленно отступил. Летчик не спускал с него глаз, измеряя опасность этой темной души. Синие глаза его то светлели, то темнели. «Хоть бы на полчаса вырваться отсюда, повидаться с капитаном, посоветоваться», – с тоской думал он.

– Когда мы полетим?

– Дело за вами! – обрадованно ответил братчик. – Мне нужно только ваше согласие.

– Но прежде я должен посоветоваться с моими друзьями. Не могу же я решать за них. А они ведь тоже улетят за рубеж. Завтра утром я приду к вам с ответом.

– Э, нет! Так не пойдет! Вам придется погостить у аденя. А мнение ваших друзей можно узнать письменно. И согласие, мне кажется, совсем неважно. Не захотят лететь, пусть кончают жизнь в Ново-Китеже. Может быть, вы хотите сейчас им написать?

– Сейчас не хочу.

– Как угодно.

Братчик хлопнул в ладоши, и в горницу тотчас вошли Остафий Сабур и двое стрельцов. Видимо, они ждали за дверью.

– В Пыточную! – коротко приказал Памфил.

Стрельцы бросились к Виктору и стали вязать ему руки. От них пахло мясными щами.

Стрельцы ушли, уводя связанного летчика. Памфил не двинулся, стоял с неподвижными глазами и отвисшей челюстью, с мертвым безразличием на лице. Такое лицо бывает у приговоренных к смерти.

Взгляд его остановился на двух налитых кубках.Онразмахнулся и сбил их на пол. Долго, тупо глядел на лужу, похожую на пролитую кровь.

Сережа спал на соломе в каморе Пыточной башни, сжавшись в комочек от холода.

Проснулся он от неприятного ощущения: кто-то пристально на него смотрел.

Сережа со страхом открыл глаза.

– Футболисты здесь есть? – сказал стоявший над ним человек.

Сережа вскочил и замер, вглядываясь.

– Витя! Витенька! Чего же ты долго не шел? – кинулся Сережа к брату и уткнулся ему в грудь. Если рядом Виктор, тогда ничего не страшно. Ну и счастливый же сон он видел!

– Приветствую! – сказал Виктор, приподнял над головой Сережи его авиашлем и снова надел. – Ну, покажись, какой ты? Почему бледный вид?

– Боюсь, – прошептал Сережа.

– Здравствуйте! – комично поклонился и развел руками Виктор. – То на все чихаю с присвистом, а то вдруг – боюсь. А чего нам бояться? Наши друзья выручат нас, вот увидишь!

– Капитан на свободе? – спросил Сережа.

– Конечно! А ты его знаешь. Не даст нам пропасть.

– А дядя Федя?

– Гроза морей? А что ему делается? Наверное, уже вынюхивает, куда нас запрятали!

Виктор сел на солому и потянул к себе братишку, Потирая руки, замлевшие от тугих стрелецких веревок, он сказал:

– Опять у нас, брат, вынужденная посадка. А как ты попал сюда?

Сережа рассказал, как его выкрал из-под носа у капитана и мичмана синяя ферязь.

– Не синяя ферязь, а Памфил-Бык из нашего города.

– Ну да! Выдумываешь! – не поверил Сережа. Тогда Виктор рассказал братишке о встрече с Памфилом-Быком, рассказал и о разговоре с ним, но о страшных требованиях братчика умолчал. Сережа почувствовал тревогу и подавленность брата и вздохнул. Как сжимается наше сердце, когда мы слышим такой тяжелый и горький вздох наших детей!

– Витя, – робко, тихо спросил Сережа, – мы вернемся домой, на нашу Забайкальскую, к тете Лиде? Ты только правду скажи.

– Что? – вскочил с соломы Виктор и закричал с деланным негодованием: – Сомневаешься? Карамба! Защищайся, презренный трус!

Виктор встал в боксерскую позицию. Сережа ткнул брата в грудь и улыбнулся:

– Вдвоем с тобой мы о-го-го! Верно?

– А ты думал? Конечно, о-го-го!.. А теперь не плохо бы поспать минуточек триста. Ложись рядом со мной, вдвоем теплее будет.

Они легли рядом на солому. Виктор обнял братишку и счастливо улыбнулся, вдыхая его ребяческий домашний запах.

– А Женька? – поднялся вдруг на соломе Сережа.

– Что – Женька? Жив-здоров твой Женька. Капитан и мичман его в обиду не дадут.

– Откуда знаешь про Женьку? – засомневался Сережа.

– Если говорю – значит,, знаю. Ложись, ложись, межзвездный скиталец, покоритель Марса!

Сережа лег, рушнуту щекотал щеку брата длинными ресницами, потом задышал тихо и ровно. Заснул. Виктор не спал. Его бодрость и бесшабашность были напускными, чтобы не растревожить Сергуньку. Сердце его сжимал страх.

А над головами их зловеще стучали стрельцы древками бердышей в башенный настил. Не спим-де, караулим! Не надейтесь бежать! Не спим!