Они эту музыкальную барахолку называли «толчок». Там менты много раз пытались разогнать стихийный рынок и устраивали облавы, «засланных казачков» организовывали с целью выявить костяк и наказать «дирижёров» и наиболее рьяных исполнителей, но ничего не могла с этим поделать.

Но то пластинки, а то автомобиль. Машина — это тебе не иголка в стоге сена, ее не утаить.

В общем, если «звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно».

— Доброе утро. Мне Иннокентий нужен, не подскажете, как его найти.

Обратился я к двум субъектам подозрительной наружности стоящим у здания с указанной вывеской.

Они тихо беседовали между собой, услышав мою просьбу, повернулись ко мне, держа руки в карманах.

— Иннокентий много кому нужен, — процедил один из них прокуренным голосом сквозь жёлтые от сигаретного дыма зубы, — что надо? Может я тебе помогу?

— Мне Иннокентий нужен, — настаивал я на своём.

Они снова переглянулись, но ёрничать и подкалывать не стали.

— Кто спрашивает?

— В каком смысле? — я не очень понял вопрос.

Разве не понятно, что спрашивает тот, кто стоял перед ними.

— Во дает! — он посмотрел на второго, закуривающего очередную сигарету, — ну, кто ты есть мил человек? Звать тебя как? Или погоняло, какое имеешь?

— А это, — я мгновенно среагировал, — Сашей меня зовут.

— Откуда ты, Саня? — он оценивающе разглядывал меня из-под козырька своей кепки.

— Из Академии Наук. Слыхал про такую, дядя?

Он явно был в замешательстве потому что не принял мои слова за чистую монету. Скорее посчитал дерзостью и раздумывал, как ответить. Затевать конфликт или промолчать.

— Скажи, что я от Володи.

— Какого Володи? Пушкарева, что ли?

Я не знал фамилии моего Володи, поэтому промолчал и не стал демаскироваться. Мало ли как сложится. Чем меньше про тебя такие типы знают, тем лучше.

— Ладно, жди здесь.

Он сплюнул себе под ноги и не спеша удалился за угол. Я стоял, как ни в чём не бывало, хотя чувствовал себя довольно некомфортно.

Эти двое выглядели так, как Промокашка из «Места встречи изменить нельзя».

Интуиция подсказывала, что они могут, не задумываясь воткнуть шило в шею, любому, кто встанет у них на пути.

Поэтому я машинально рассчитал дистанцию до второго и немного отступил, делая вид, что оглядываюсь и с любопытством изучаю происходящее на авторынке.

Теперь он даже в глубоком выпаде не сумеет до меня дотянуться.

Но все меры предосторожности оказались лишними. Тот, который ушел, вернулся через пару минут и позвал меня с собой.

— Пошли, покажу, где Баклан.

Мы зашли за угол и очутились на приёмной грузовой площадке.

— Вон та дверь. Направо на второй этаж, Академик.

Он мне уже и кликуху, погоняло по ихнему, для меня придумал. Мне захотелось ответить ему что-то колкое или грубое, но что-то подсказывало, что не стоило этого делать.

На такое можно махнуть рукой. Кличка не оскорбительная и обидная. Он не ставил своей целью намерено унизить меня.

Поэтому я снова промолчал, чем, видимо, вызвал у него уважение.

Баклан-Иннокентий оказался толстым мужиком лет сорока пяти, тяжело дышащий от избытка жира, и внешне похожий скорее на жирного кривоносого пингвина, нежели на птицу баклан.

Как потом выяснилось его кличка не имела никакого отношения к пернатым, а была присвоена ему за тугодумие и слегка придурковатый взгляд.

— Здравствуйте, вы Иннокентий? — сказал я человеку, сидящему в крохотной конторке и едва умещающийся за светлым канцелярским столом.

— Ну… — он шумно дышал носом.

— Я от Володи из Совтрансавто.

— Ну, знаю такого… — он смотрел на меня красными глазами, говорящими о злоупотреблении алкоголем.

— Я по поводу тех амортизаторов.

— Каких тех?

— Кони, спортивных.

Я достал бумажку с переписанными артикулами из справочника.

Он посмотрел на бумажку и вернул её мне.

— А чё Володя твой? Чё не привезёт?

— Он может, но сроки…У нас гонка.

— Погоди, я счас приду.

Видимо, Баклан пошёл на склад, оставив меня сидеть в его каморке.

Он вернулся минут через пять, неся в руках завёрнутые в промасленную бумагу амортизаторы.

— Они?

— Я не знаю, сейчас проверим.

Сначала я сверил номера на кожухе гидроцилиндров, а потом замерил посадочные расстояния и все габариты, включая диаметры колец. То что нужно.

— Они!

Баклан постучал жирными пальцами по столу, выбивая дробь. Наверно, думал какую цену назначить. Потом он почему-то встал обошёл меня, приоткрыл дверь и выглянул в коридор.

Страхуется. Боится, что я с ментами пришёл, что ли?

За дверью никого не оказалось, он удовлетворённо кивнул, запер дверь на ключ, оставив его в замочной скважине, и вернулся за стол. Потом взял тетрадь, оторвал небольшой клочок бумаги и написал на нём цифру.

Не отпуская бумажку из рук, он показал мне цену. 1000 рублей.

— Увидел? — он снова тяжело дышал.

Я кивнул. Тогда он порвал своими пальцами-сардельками и без того мелкий клочок на ещё более маленькие и выбросил в сетчатую пластиковую корзину под столом.

— У меня только пятьсот. Это всё.

— Это несерьезный разговор, — он повернул голову в сторону, пытаясь скрыть свое разочарование, — пусть тебе твой Совтрансавто везет за такую цену.

У меня откуда-то взялась железобетонная уверенность, что я уломаю этого толстяка на такую сделку, которая выгодна мне.

— Ладно, Володя нам за пятьсот и привезёт — сказал я дружелюбным тоном, — как знаешь. Просто ты эти амортизаторы больше никому не продашь. Потом цена будет четыреста.

— Пф-ф, — он презрительно фыркнул, мол яйцо курицу не учит.

— Думаю, что погорячился с четырьмястами рублями. Будешь просить за триста забрать. Не веришь? Догадайся, а откуда я это знаю?

— Знаешь, Иннокентий, почему тот, кто заказывал амортизаторы, не взял их у Стрелкова? Кстати, его Серафим Белецкий зовут, он классный гонщик и точно не дурак, чтобы подставлять свой канал поставок запчастей.

Я весело подмигнул толстяку.

— Тут сам Стрелков лажанулся, поленился проверить размеры посадочных шпилек. Не подходят они на машину Белецкого, а переваривать чашки никто не будет. Потому что это другая жесткость, другой угол наклона стоек, другие тормоза и другие рулевые тяги. И то, если всё это заменить никакой гарантии, что подвеска правильно работать будет. Понимаешь?

Баклан слушал меня без энтузиазма. Он поморщился.

— Слушай, мне все твои стойки, тяги, жесткость до звезды. Цена такая. Берешь, бери. Нет иди ищи хоть в Совтрансавто, хоть на Луне, я таких как ты, каждый день пачками вижу.

— А я говорю не продашь. Таких, как я ты не можешь видеть, чувак. Они все другие. Не продашь потому что они подойдут только на машину ВАЗ 21013 с экспериментальной торсионной подвеской. Завод выпустил их ровно пятьдесят штук. Знаешь, сколько из них переделали под гоночные?

Он крутил в руках карандаш, уставился на меня и вопросительно поднял брови.

— Думаешь, примерно пятьдесят? — на этих словах он даже расслабился, сложилось впечатление, что морщины на лице разгладились, у него появилась надежда продать залежавшийся неликвид, — угадал, Иннокентий, ровно одна! И эта машина стоит в гараже нашей гоночной команды. Всего хорошего, Иннокентий!

Не знаю, что толкнуло меня так поступить. Во мне проснулся какой-то торгаш — авантюрист. Это было весело.

Я бодрым шагом направился к двери и взялся за ключ. При этом я блефовал, но излучал полную уверенность.

Если он согласится на шестьсот, а это был мой предел, то буду по вечерам шить чехлы для Сереги.

— Девятьсот.

Остановившись, я повернулся к нему:

— Четыреста.

— Восемьсот.

Я снова взялся за ключ и совершил один оборот. Замок громко щёлкнул.

— Я же говорил, будешь просить взять за триста.

— Слушай, пацан! — он явно разозлился, — ты мне мозгу не делай, не доводи до греха. Шестьсот или проваливай в бебеня.