– Ты кажешься нормальным. Извини, я не в том смысле, что твой отец… Но…

– Я понимаю. Для тебя, правда, норма немного другая. Я вот жалею, что не такой, как он. Может, из меня и не выйдет такого сильного ангакука.

– Я не об этом, – Мара тряхнула головой. – Просто… Ну, может, ты скажешь ему, что не стоит говорить Сэму про мою мать? Я не знаю, что случилось там, во время ритуала, но я не планировала в нее перевоплощаться.

– Случайностей не бывает, – весомо произнес Имагми.

– Вот только не надо мне всей этой… – она осеклась, подбирая вежливое слово. – Философии. Если ты в это веришь – на здоровье. Но не надо расстраивать Сэма.

– Как скажешь, – он умиротворенно водил валиком по стене, и на мгновение Маре тоже захотелось красить.

Но нет, Тома Сойера она читала, и такие фокусы с ней не работали.

– А ты не в курсе, почему твой отец говорил мне какие-то странные вещи? – спросила она, спрятав руки за спину. – Две сущности, две жизни и что-то там еще…

– Ты же в это не веришь, – улыбнулся Имагми.

– Это да. Просто интересно, – она равнодушно пожала плечами. – Я подумала, если две сущности – это мои способности, то довольно забавное совпадение. Ну и, может, тогда про двух птиц на двух вершинах – тоже имеет значение…

– Думай сама, – он шагнул на метр в сторону и принялся за новый отрезок стены. – Я не какой-нибудь миссионер. Лучше давай поговорим о твоей школе и Совете.

– Ясно, – она вздохнула. – Сейчас будешь рассказывать, что это все – зло?

– Нет, – он вдруг обернулся и пристально посмотрел на нее. – Ты ведь не станешь меня слушать, если я попрошу тебя туда не возвращаться?

– Не стану.

– А я не привык тратить слова впустую.

– Тогда что ты хотел сказать?

– Хотел спросить тебя. Ты знаешь, что на самом деле нужно Совету, и кто им управляет?

– Ну, они говорят, что заботятся о безопасности.

– И ты согласна?

– Нет, но… Думаю, это как государство. Политика там всякая, деньги. Зачем вот есть президент? Понятно, что все они больше думают о себе, но ведь так есть порядок. И Линдхольм. Остальное неважно.

– Ты знаешь, где они берут деньги? Как управляют? И ради чего существуют?

– Нет… То есть… – она замялась. – Как-то не задумывалась особо. А у тебя есть какая-то теория на этот счет? В смысле… Ну, они же не делают ничего такого плохого…

– А эксперимент твоего отца? Кто дал на него деньги? И почему? – в голосе Имагми звенел металл.

– Чего ты на меня давишь?! – возмутилась она и вскочила. – Откуда мне знать? Если хочешь что-то сказать, говори. Я не понимаю, чего тебе от меня надо.

– Я ничего не хочу сказать, Мара, – он снова обмакнул валик. – Но у всех есть цель. У всего есть цель. И если ты хочешь поступить правильно, лучше тебе ее выяснить.

– Отлично! Пойду и займусь этим прямо сейчас! – разозлилась она, свирепо хмыкнула и направилась домой.

Шаманы, Совет… Все они только думают, что отличаются друг от друга. А сами рисуют солнце, где попало, и пудрят мозги всем, кто ненароком окажется поблизости. Доверяй нам! Нет, нам! А где аргументы? Один туман. И что теперь? Никому не доверять? Поселиться в бункере и держать под подушкой ружье? Чок-ну-ты-е. Ну и плевать на них. А ее не запугать, они просто не знают, с кем связались. Совет, тоже мне. Догадайся, мол, как я тебя нашла.

Мара остановилась у самого входа в дом Сэма и замерла. А действительно… Как? Если бы Линкс следила, приехала бы сразу, а не через неделю. Эдлунд лично все проверил: никаких датчиков, жучков и прочих шпионских штучек. Телефон сменили. Брин, Джо, Нанду не раскололись бы… И Сэм все время был рядом. Да и смысл ему?.. Так кто же тебя позвал, Нора? Если ты прилетела сегодня, а Совет – в Европе, значит, узнала минимум за сутки. А сутки назад Мара перевоплощалась в орла. Рассказала про то, что ее ищут. И кому? Имагми и Робу. Но если сын шамана хочет, чтобы она осталась, то остается лишь один вариант.

Мара стиснула зубы и медленно подняла глаза на дом своего дяди. Ну, дорогой кузен Роб, держись. Ты дождался.

– Это не я, не я! – жалобно пищал Роб, когда Мара за ухо волочила его за дом Сэма.

Туда, где никто не помешал бы ей как следует разъяснить парню, что такое хорошо, а чего делать не стоит.

– Сразу же было понятно, что ты – стукач, – цедила она сквозь зубы. – Нельзя было верить ни тебе, ни Имагми.

– Я не говорил маме… Ой-ой, оно оторвется! – поскуливал пухлый мальчишка. – Не надо так сильно, я сам пойду!

– Не верю! – рявкнула она и от души пихнула его, заведя за угол.

Он схватился обеими руками за малиновое ухо и испуганно посмотрел на нее.

– Я ничего не говорил!

– Держишь меня за дуру, братец? Вчера я рассказываю тебе, что меня ищут, а сегодня за мной приезжают. И ты, конечно, ничего не говорил. Или, может, это Имагми?

– Нет-нет, точно не Имагми! – бедолага округлил глаза и отшатнулся, когда она дернулась в его сторону. – Но и не я!

– Какого черта ты разнюхивал про Линдхольм?

– Просто так! Клянусь, просто так!

– Вот что, Робби, – она медленно двинулась к нему. – Теперь уже ничего не изменить. Совет знает, где я. Что сделано, то сделано.

– Да говорю же: это не я!

– Но из меня будет очень плохая старшая сестра, если я ничему тебя не научу. С сегодняшнего дня ты перестанешь стучать, Роб. Да, сначала будет больно, но потом ты сам поймешь…

– МАРА! – сердито окликнул ее Сэм, и Роб едва не сполз на землю от облегчения. – Оставь его в покое! Немедленно!

– Конечно, жалейте его все! – Мара воинственно уставилась на деда. – И не удивляйтесь, когда потом из него вырастет предатель!

– Замолчи! – лицо старого Нанука покрылось нездоровым румянцем, сухие руки нервно подрагивали. – В нашей семье недопустима вражда.

– Я рада за вашу семью, – у девочки защипало в носу, перед глазами все поплыло, но она ни при каких обстоятельствах не позволила бы себе разреветься. – А я вот всегда думала, что в семье главное – верность. Просто у меня не было шанса научиться. Теперь-то я вижу: важнее всего, чтобы его толстая задница осталась неприкосновенной. Пусть меня заберет Совет из-за его длинного языка, но не приведи Господь кому-нибудь вздумается хорошенько отшлепать Роба!

– О чем ты говоришь? – напрягся Сэм.

– Эта женщина приехала за мной, мистер Нанук. И все потому, что ваш драгоценный плюшевый медвежонок сообщил ей, где меня искать.

– Нет! – взвизгнул Роб. – Я этого не делал!

– Какая чушь! – воскликнул старик. – Откуда ему было знать…

– Я рассказала ему. Он следил за мной, увидел, как я перевоплотилась в орла. Да, мистер Нанук, у меня два дара, – мстительно кивнула Мара, глядя, как вытягивается лицо деда. – Ошибка природы. Мутант. Жертва эксперимента. Чудовище профессора Эдлунда. Называйте, как хотите. И Совету страшно любопытно вскрыть меня и поглядеть, что внутри. Они, правда, еще не выяснили про орла, но, думаю, будут в восторге. И я сказала об этом Имагми и вашему любимому внуку. А теперь вопрос на миллион долларов: если знали только вы, Роб и Имагми, то кто сдал меня Совету?

Сэм Нанук молчал. Потом медленно перевел недоверчивый взгляд на Роба.

– Да нет же, не может быть…

– Клянусь, дедушка, это не я! – мальчик чуть не плакал. – Ее что, убьют из-за меня?

– Ну, а пока ваша семья выясняет ответ на этот вопрос, я соберу вещи, – Мара резко развернулась и зашагала прочь, чувствуя, что слезы вот-вот побегут по щекам.

Дед слабо позвал ее, но она сделала вид, что не слышит. Влетела к себе, заперла дверь в комнату, для верности подперла ее стулом и разрыдалась.

Всю жизнь она думала, что нет ничего хуже, чем быть сиротой. А оказалось, есть. Вот они, родственники: и отец, и дед, и дядя с кузеном. Больше, чем можно было себе намечтать. Вот только никому из них она даром не сдалась. Никто ей не верит, все считают ее чужой. Потому что на самом деле все осталось, как раньше. Что толку от биологического родства? Гены, ДНК, всякая дребедень… Это видно только под микроскопом. А в жизни выходит, что взрослые могут полюбить только того ребенка, которого держали новорожденным на руках. И всем плевать, хорошим он вырос или вредным толстым нытиком и ябедой. Если они видели, как он агукает и пускает слюни, краше него для них никого не будет. А ей можно сколько угодно лезть из кожи вон, чтобы завоевать доверие. Ходить в горы, слушать сумасшедших шаманов, скакать вокруг костра, травиться дымом и чистить мерзкую рыбу. Она навсегда останется странной девочкой из России.